Убить фюрера - Олег Курылев

— Каратаев, ты о чем?

— О том самом. Я бросил все и остался здесь не для того, чтобы заделаться тут спасателем и все запутать. Я, черт возьми, хочу быть уверенным в том, что завтрашний день будет таким, каким должен быть. И если завтра суждено погибнуть тысяче человек, то так тому и быть. А если суждено начаться войне, пусть начинается. Я во всем этом не виноват. В отличие от других я только знаю, что все это должно произойти, если, конечно, со своими сантиментами не вмешается некий Нижегородский.

— Стало быть, с моральной точки зрения у тебя все тип-топ?

— Именно.

— А не кажется тебе, Савва, что, наживаясь на обмане людей, мы должны хоть чем-то платить им взамен?

— Только не предотвращать катастрофы! — окончательно раскипятился Каратаев. — Если я буду знать, что в доме напротив завтра в пожаре погибнет ребенок, я, конечно, попытаюсь предупредить несчастье, но не более. Хотя и спасение ребенка может привести к непредсказуемым последствиям. А что, если из того, кому было начертано умереть в младенчестве, вырастет второй Гитлер? И потом, о каком обмане ты говоришь? Мы посвященные. Мы, если хочешь, медиумы, умеющие заглядывать в будущее. Нам даны преимущества по праву рождения, и лично я желаю ими пользоваться. Это льгота, Вадим. При чем же здесь обман?

— Жулики мы, — буркнул Нижегородский и снова отвернулся к окну.

Каратаев от возмущения с полминуты молчал.

— Ах, вот даже как? Это от кого же я слышу такое? Уж не ты ли, появившись здесь, первым поставил все на широкую ногу? Ну хорошо, как ты думаешь спасать этот треклятый «Титаник»? Позвонишь в пароходную компанию?

Нижегородский молчал.

— Отвечай, Нижегородский! Я задал тебе вопрос, — взвился Савва. — Вообрази, что перед тобой не я, а управляющий «Уайт стар лайн». Что ты скажешь? Замените капитана? Направьте пароход южнее? Наплюйте на престиж и конкуренцию и шкандыбайте малым ходом на восьми узлах?

— Я мог бы купить билет в первый класс, встретиться с капитаном и… — Вадим замялся.

— И что?

Нижегородский повернулся и с жаром заговорил:

— Если рассказать ему все, назвать имена, факты из его собственной биографии, характеристики «Титаника» (а у тебя в очешнике наверняка есть планы палуб и много чего еще), напомнить ему, что переборки недостаточно высоки, описать, в конце концов, в красках и подробностях, как все может произойти, он наверняка отреагирует. Пускай не поверит. Пускай всю оставшуюся жизнь считает меня сумасшедшим, но он не останется совершенно равнодушным. Достаточно лишнего градуса в повороте руля или сброса скорости на одну десятую узла, и встреча с айсбергом не состоится. В конце концов, зная точное время столкновения, я могу сам за минуту до этого подать сигнал тревоги, и удар будет другим, не смертельным. Что, не так?

Наступила долгая пауза. Каратаев ушел в столовую. Звякнуло горлышко бутылки.

Он вернулся с двумя бокалами и протянул один Нижегородскому.

— Выпей. Нам обоим надо успокоиться и собраться с мыслями. Выпей, Вадим, и пойми наконец, что мне не жалко этих денег. А что до людей… Вот скажи: живя еще там, четыре месяца назад, ты много думал о жертвах «Титаника»? А ведь через два с половиной года начнется мировая война. Ты и ее собираешься отменить? За четыре года и три месяца, по самым скромным подсчетам, погибнет десять миллионов человек. Это почти по шесть с половиной тысяч в день! Четыре с лишним «Титаника» ежедневно на протяжении тысяча пятисот пятидесяти дней! И еще. Не будь этой катастрофы, Вадим, были бы другие, может быть, еще более страшные. Она дала урок всем. Всему человечеству. Я скажу даже более: этот случай принес людям скорее пользу, нежели зло. Да, да. Не мотай головой. Самый совершенный корабль утонул в первом же рейсе! Такое невозможно представить. Какая оплеуха от природы! Сколько капитанов помнили об этом потом десятки лет и впредь не допустили подобного. Я уж не говорю о конструкторах и владельцах пароходных компаний.

Четвертого числа за обедом Нижегородский задал Каратаеву вопрос:

— Из какого порта «Титаник» отправится в океан?

— Ровно через пять дней, в полдень, он выйдет из английского Саутгемптона, — обстоятельно отвечал Савва, ковыряя вилкой котлету. — В девять вечера заберет пассажиров во французском Шербуре, а на следующий день, в два часа пополудни с последними желающими и почтой отчалит из ирландского Квинстауна. С этого момента его судьба будет окончательно вверена океану. Кстати, ты знаешь, во сколько обошлась постройка этого лайнера англичанам? В один миллион пятьсот сорок тысяч фунтов. Наши оппоненты поставили на карту почти столько же! Нет, Вадим, я все больше убеждаюсь, что они не смогут расплатиться.

— Поеду в Висбаден, — сказал Нижегородский вечером. — Попью тамошнюю минералку и погреюсь в ваннах. Когда начнется вся эта газетная свистопляска, мне лучше тут не светиться. Если будут звонить, скажешь: отправился закупать русскую мануфактуру или что-нибудь еще.

— А как же Густав?

— Оставляю на вас с фрау Парсеваль. Инструктаж по кормлению я еще проведу утром. Следите за температурой в помещениях. В случае чего звоните в клуб мопсолюбов господину Пферцу.

— Не забывай, что двадцатого ты должен быть здесь.

Утром следующего дня Вадим вызвал такси и уехал.

Первые тревожные сообщения о «Титанике» появились уже пятнадцатого. Европейская пресса вынуждена была довольствоваться информацией из американских газет, передаваемой по трансатлантическому кабелю из Нью-Йорка.

«„Титаник“ столкнулся с айсбергом и просит о помощи!»; «Суда спешат на выручку „Титанику“»; «Все пассажиры спасены»; «„Титаник“ буксируется в Галифакс» — запестрели немецкие газеты путаными американскими заголовками. И только «Нью-Йорк таймс» выстрелила в мир жестокой правдой: «„Титаник“ тонет. Женщины эвакуируются в шлюпках». И вечером того же дня: «„Титаник“ утонул».

Это было как удар цунами. Но за первой волной последовал откат: мол, ничего еще не ясно, пассажиры спасены все до одного, такой пароход просто не может утонуть.

Биржа отреагировала моментально. Перестраховочные премии на груз «Титаника», поднявшиеся было до шестидесяти процентов, снова упали до двадцати пяти. Курс акций радиокомпании «Маркони» взлетел в четыре с половиной раза. Ценные бумаги синдиката, в состав которого входила «Уайт стар лайн», сначала резко ослабли, затем вернули себе прежнее достоинство. Но все это ненадолго. Точку поставило официальное сообщение линии «Белая звезда»: в два часа двадцать минут пятнадцатого апреля сего года пароход «Титаник» затонул в районе 41 градуса 46 минут северной широты и 50 градусов 14 минут западной долготы. Имеются многочисленные жертвы. Между королями и президентами начался обмен соболезнованиями. Со словами сочувствия к ним присоединился и германский кайзер, которого весть о гибели парохода застала на греческом острове Корфу. Он тут же распорядился отослать телеграммы британскому королю, правительству и компании «Уайт стар лайн», после чего бегал по своей вилле «Ахиллейон» и бросался на всех, включая прислугу, со словами: «Страшная весть, жуткая катастрофа, я просто не в себе! Представляете, „Титаник“ потонул!»

Двадцатого апреля Вадим вернулся в Берлин. Выглядел он так, будто приехал не с курорта, а с проигранной войны, где получил хорошую взбучку.

— Ты там не переусердствовал с рислингом и сексом? — спросил его Каратаев. — Как развлекся? Где теплее вода: в бассейнах Опельбад или в Аукаммтале? Между прочим, в следующем году в Висбадене открываются знаменитые Термы Кайзера Фридриха. Надо будет обязательно съездить. Как продвигается строительство?

— Тебя беспокоит, успеют ли они к сроку, Савва? Не знаю, я не интересовался.

— Ну а игра? То, что ты продулся, я вижу. Можешь также не прятать правую руку, на которой нет твоего траурного перстня. Я спрашиваю: как вообще?

— Да так. Сейчас не сезон.

Нижегородский явно избегал разговоров, связанных со своей поездкой. И Савва это заметил.

— Ну расскажи хоть что-нибудь интересное, — приставал он. — Кого видел, что слышал. Я тут, понимаешь, с его мопсом вожусь, а он…

— Я же говорю, не сезон.

— Слушай, Нижегородский, а ведь ты не был в Висбадене, — с пристальным прищуром посмотрел на него Каратаев.

— С чего ты взял? — В глазах Вадима мелькнула тень беспокойства.

— С того самого. Если ты там был, то не можешь не знать, что произошло в «Лотосе» третьего дня.

— Опять что-то вычитал в своем газетном архиве? По-твоему, я только и делал, что торчал в «Лотосе»? Там и других мест хватает, где поиграть или натрескаться местным шампанским.

— Чтобы знать, что в этом казино на глазах у всех застрелился венский студент Бруно Пукспаум, не надо торчать в нем безвылазно, — вкрадчивым полушепотом произнес Каратаев. — Об этом случае я прочитал не в своем архиве, а вот в этой «Лейпцигер иллюстрирте», — Савва показал рукой на лежавшую на диване газету. — Вот, можешь полюбопытствовать. А уж в Рулетенбурге про это должны были говорить в каждой забегаловке. Так где ты был?