Цвет волшебства (пер. И.Кравцова под ред. А.Жикаренцева) - Terry Pratchett

Но Время, рванувшись сначала к горлу, теперь приступало к завершению работы. Бурлящая граница между распадающейся магией и вступающей в свои права энтропией с ревом пронеслась вниз по холму, обогнав мчащуюся галопом лошадь. Всадники, будучи созданиями Времени, абсолютно ничего не заметили. Но на зачарованный лес энтропия набросилась с хлыстом столетий наперевес.

– Впечатляет, а? – заметил чей-то голос у Ринсвиндова колена, пока лошадь трусила сквозь дымку рассыпающейся в прах древесины и опадающих листьев.

В голосе слышался потусторонний металлический отзвук. Ринсвинд опустил взгляд на меч Кринг. В его рукоять были вделаны два рубина. У волшебника возникло ощущение, что меч смотрит на него.

Расположившись на простирающихся к Краю от леса болотах, они поаплодировали схватке между деревьями и временем – схватке, конец которой был предрешен. Это зрелище заменило кабаре – на самом деле они остановились затем, чтобы поглотить огромного медведя, который неосторожно приблизился к Хруну на расстояние полета стрелы.

Ринсвинд внимательно рассматривал варвара поверх своего куска жирного мяса. Хрун, занимающийся геройствованием, кардинально отличался от бражника и гуляки Хруна, который время от времени наезжал в Анк-Морпорк. Сейчас варвар проявлял буквально кошачью осторожность, был ловким, как пантера, и чувствовал себя в своей стихии.

«А я ушел живым от Бел-Шамгарота, – напомнил себе Ринсвинд. – Фантастика».

Двацветок помогал герою сортировать украденные из храма сокровища. По большей части это было серебро, утыканное неприятно пурпурными камнями. Художественный вкус бывшего хозяина драгоценностей был весьма однообразен: сплошные изображения пауков, осьминогов и обитающих на деревьях октарсеров из пустошей Пупземелья.

Ринсвинд упорно пытался не обращать внимания на скрипучий голос у себя под боком. Бесполезно.

– …А потом я принадлежал паше Ре'дурата и сыграл заметную роль в битве при Великом Нефе, где и получил небольшую зазубрину, которую ты, должно быть, заметил на моем клинке где-то в двух третях его длины от рукояти, – рассказывал Кринг из своего временного пристанища в травянистой кочке. – У неверного было на шее октироновое ожерелье, крайне непорядочно с его стороны, хотя, конечно, в те дни я был куда острее. Мой хозяин, бывало, использовал меня, чтобы разрубать в воздухе шелковые платки, и… я тебя случаем не утомил?

– А? О нет, нет, ничуть. Все это очень интересно, – отозвался Ринсвинд, по-прежнему не сводя глаз с Хруна.

Интересно, можно ли ему доверять? Они тут в глуши, вокруг бродят тролли…

– Я сразу заметил, что ты образованный человек, – продолжал Кринг. – Я так редко встречаю интересных людей, а если и встречаю, то наше знакомство крайне мимолетно. Чего бы мне действительно хотелось, так это висеть над теплым камином в тихом и спокойном домике. Как-то раз я провел пару сотен лет на дне озера.

– Это, наверное, было очень весело, – рассеянно поддакнул Ринсвинд.

– Не совсем, – возразил Кринг.

– Да, скорее всего нет.

– А чего бы мне совсем уж по-настоящему хотелось, так это стать лемехом плуга. Не знаю, что это такое, но, похоже, в подобном существовании есть некая острота.

Двацветок торопливо подбежал к волшебнику.

– Мне пришла в голову замечательная мысль, – скороговоркой выложил он.

– Ага, – устало откликнулся Ринсвинд. – Почему бы нам не уговорить Хруна сопровождать нас в Щеботан?

На лице Двацветка отразилось неприкрытое изумление.

– А как ты узнал? – полюбопытствовал он.

– Я просто подумал, что ты обязательно об этом подумаешь, – объяснил Ринсвинд.

Хрун закончил распихивать серебро по седельным сумкам и ободряюще ухмыльнулся обоим приятелям. Потом его взгляд ненароком переместился на Сундук.

– Если он будет с нами, кто на нас нападет? – вопросил Двацветок.

Ринсвинд поскреб подбородок.

– Хрун? – предположил он.

– Мы же спасли ему жизнь там, в храме!

– Ну, если под «нападет» ты подразумеваешь «убьет», – сказал Ринсвинд, – то вряд ли он пойдет на это. Он не из таких. Скорее всего, он просто ограбит нас, а потом свяжет и оставит на съедение волкам.

– Ну, ты уж слишком.

– Послушай, это реальная жизнь, – взорвался Ринсвинд. – Ты вот тут таскаешься повсюду с сундуком, набитым золотом… Да любой здравомыслящий человек обеими руками ухватится за возможность это золото стянуть!

«Я бы, например, ухватился, – мысленно добавил он. – Если б не видел, что Сундук вытворяет с шарящими внутри него пальцами».

И вдруг Ринсвинда осенило. Он перевел взгляд с Хруна на иконограф. Бес-живописец стирал в крошечном корытце белье, а саламандры дремали у себя в клетке.

– У меня появилась идея, – сказал Ринсвинд. – Как ты думаешь, чего хочется каждому герою?

– Золота? – предположил Двацветок.

– Нет. В смысле чего ему по-настоящему хочется?

Двацветок нахмурился.

– Не совсем тебя понимаю, – произнес он.

Ринсвинд взял в руки иконограф.

– Хрун, – окликнул он. – Подойди-ка сюда, а?

Дни проходили мирно. Правда, как-то раз небольшой отряд мостовых троллей попытался устроить друзьям-приятелям засаду, а однажды ночью их чуть не захватила врасплох банда разбойников (грабители совершили фатальную ошибку: полезли исследовать Сундук прежде, чем перебили спящих путников). В обоих случаях Хрун потребовал – и получил – двойную плату.

– Если с нами что-нибудь случится, – сказал Ринсвинд, – некому будет управлять магической коробкой. Не будет больше картинок Хруна, ты понял?

Варвар кивнул. Он смотрел на последнюю картинку и не мог налюбоваться. На ней был изображен он сам, стоящий в героической позе и попирающий ногой кучу убитых троллей.

– Ты, я и наш малыш-друг Двацветка, мы здорово гладим, – высказался варвар. – И завтра можно мы сделаем профиль получше, хокей?

Он заботливо завернул картинку в шкуру тролля и уложил в седельную сумку, к остальным своим изображениям.

– Похоже, сработало, – восхищенно заметил Двацветок, когда Хрун выехал вперед, чтобы разведать дорогу.

– А как же, – отозвался Ринсвинд. – Больше всего на свете герои любят самих себя.

– Знаешь, ты здорово наловчился пользоваться иконографом.

– Ага.

– Тогда, наверное, тебе будет приятно иметь вот это, – Двацветок протянул ему картинку.

– Что это? – спросил Ринсвинд.

– О, просто картинка, которую ты сделал в храме.

Ринсвинд в ужасе взглянул на кусочек стекла. Там, окаймленный несколькими проблесками щупальцев, виднелся огромный, кривой, покрытый пятнами от различных зелий, расплывчатый большой палец.

– Это история всей моей жизни, – устало объявил волшебник.

– Ты выиграла, – сдался Рок, толкая через игральный стол свою кучку душ.

Собравшиеся вокруг боги вздохнули свободно.

– Но мы еще сыграем, – добавил он.

Госпожа улыбнулась двум похожим на вселенские дыры глазам.

А потом не осталось ничего, кроме обратившихся в прах лесов и облака пыли на горизонте, которое медленно смещалось, подгоняемое легким ветром. И еще черной, потрепанной фигуры, сидящей на выщербленном и поросшем мхом мельничном жернове. Вид у нее был, как у человека, которого несправедливо обошли, который внушает страх и ужас, но остается единственным другом для бедных и лучшим лекарем для смертельно больных.

Смерть, хотя у него и не было глаз, смотрел вслед исчезающей вдали фигуре Ринсвинда. Обладай его лицо хоть малейшей подвижностью, брови на нем были бы хмуро сдвинуты. Несмотря на свою всегдашнюю исключительную занятость, Смерть решил, что теперь у него появилось хобби. В этом волшебнике присутствовало нечто такое, что раздражало его сверх всякой меры. Прежде всего, Ринсвинд завел моду не являться на назначенные встречи.

– Я ДО ТЕБЯ ЕЩЕ ДОБЕРУСЬ, ДРУЖОК, – пообещал Смерть голосом, похожим на стук крышек свинцовых гробов. – ВОТ УВИДИШЬ.

Притяжение черва

Она называлась Червберг, гора Черв, и возвышалась над зеленой долиной почти на полмили. Гора была огромной, серой и перевернутой вверх ногами.

У основания она имела в поперечнике всего десятка два ярдов. Потом, грациозно выгибаясь наружу, словно перевернутая башня, она поднималась сквозь льнущие к ней облака и наконец завершалась, будто ее обрубили, четвертьмильным в диаметре плато. Здесь, наверху, рос крошечный лесок, зелень которого каскадом спускалась за обрыв. Здесь жили люди, построившие деревеньки. Здесь даже текла речушка, переливающаяся через край водопадом, который достигал земли исключительно в виде дождя.

Имелись здесь и пещеры, причем входы в них располагались на несколько ярдов ниже уровня плато. Черными, грубо вырубленными дырами зияли они со склонов, так что в это свежее осеннее утро гора Черв, нависающая над облаками, выглядела гигантской голубятней.