Убийство в поезде Минск-Брест - Чиж-Литаш Анна

— Как вы познакомились с Егором? — Стравинская подняла голову и посмотрела ей в глаза. В них не было ни злости, ни ненависти, лишь какое-то глухое отчаяние.

Вероника Сергеевна прикусила губу, будто размышляя, стоит ей говорить дальше или нет. Спустя минуту она все же заговорила.

С Егором Вероника Сергеевна познакомилась пять лет назад. Он привел к ней на прием свою бабушку. В тот момент она даже не обратила внимания на юношу, который с интересом разглядывал доктора.

— У его бабушки были провалы в памяти, она часто забывала, что происходило минутой ранее. Помимо этого у нее стали появляться резкие вспышки злости, даже агрессии. Пожилую пациентку должна была привести ее дочь, а не внук. Но за несколько дней до приема мама Егора попала в больницу с воспалением почек, — женщина ухмыльнулась, и тень презрения скользнула по ее лицу — Я помню этот день до мельчайших подробностей, хотя в тот момент не придала никакого значения этой встрече.

Егор пришел на следующий день под предлогом консультации по назначенному лечению бабушки. Вероника Сергеевна внимательно выслушала молодого человека, который весь разговор не сводил с нее глаз. В конце приема он сказал, что придет завтра.

— Я не знаю, зачем он это сказал, — она пожала плечами. — Просто сказал и скрылся за дверью. И что вы думаете? На следующий день он стоял под моим кабинетом. На пятый день он сказал, что на самом деле приходит ко мне не только из-за бабушки. Егор сказал, что любит меня. Представляете? Любит! — она нервно рассмеялась. — Конечно же, я не поверила. Как можно полюбить женщину, видя ее пятый раз в жизни?

— Жизнь непредсказуема, — полковник заполнил внезапно возникшую паузу.

— Я знаю, что непредсказуема. И очень жестока, — в ее глазах появился леденящий блеск. — Спустя время я поверила в его чувства и сдалась. Он подкупил меня своей заботой, вниманием… Мне, как любой женщине, этого не хватало. Вскоре я поняла, что он не может без меня. Это была не любовь, а зависимость. Я говорю об этом не как женщина, а как врач-психиатр. Он не мог без меня есть, пить, гулять, принимать решения, — Вероника Сергеевна говорила спокойно, без злости или презрения. — Это было его физической необходимостью, как принимать пишу или спать. Конечно, меня это тяготило, но, узнав, что Павел болен, я решила не расставаться с Егором. Мне была необходима помощь и поддержка.

— Получается, что все это время вы использовали его? — Стравинская, не сводя глаз, смотрела на нее.

— Да, — выдержав взгляд Ольги, ответила она. — Была симпатия, уважение, но любви не было. Просто он был не моим человеком, а искать своего у меня не было времени.

— Разве так можно?

— Каждый поступает в соответствии со своим пониманием совести и наличием мозгов в черепной коробке. Со стороны мое поведение можно назвать мерзким, гадким, отвратительным. Но это лишь со стороны! Никто не был обтянут моей кожей, поэтому судить о моральности этого поступка только мне.

— То есть вы не считаете себя виноватой? — в голосе Ольги читалось удивление.

— Что вы хотите услышать? — она повысила тон. — Что я раскаиваюсь, хочу понести наказание? Жалко ли мне Егора? Или, может, вас?

— Да, я хочу услышать именно это!

— Нет, я не раскаиваюсь. Мои мотивы вы знаете. Наказание нести я не хочу, потому что, кроме меня, о Павле больше никто не позаботится, а это значит, что через неделю он умрет один в нашей квартире. И никто — слышите, никто! — даже не позвонит спросить у него, как дела! — женщина сорвалась на крик. Волосы рассыпались из тугого узелка и небрежно упали на лицо. — Жалко ли мне Егора? И да, и нет. Он сам предложил такой план, он лично настоял на том, чтобы я решилась на преступление. Это было его на редкость взрослое, взвешенное решение. Стыдно ли мне перед вами, Ольга? Безумно стыдно. Настолько, что я не знаю, откуда беру силы, чтобы смотреть вам в глаза. Вы — это мое единственное преступление. И я понесу за него наказание.

Стравинская ничего не ответила, но что-то изменилось в ее взгляде. Полковник внимательно наблюдал за женщинами, не встревая в разговор. Он понимал, что эта исповедь нужна обеим.

— Павел заболел три года назад. В тот день, когда я об этом узнала, я умерла. Мы сразу начали лечение. Я жила между Брестом и Минском. Мы организовали сбор средств, я продала все, что у меня было, лишь бы собрать деньги на лечение в Германии. Но нам не хватало. Люди не особо жаждут спасать взрослых. Большинство проходит и мимо больных детей, руководствуясь принципом «всем все равно не поможешь». Коллеги по больнице помогли мне собрать немалую сумму на новый курс химиотерапии в Беларуси. Но он не дал результата. Оставался последний шанс — Германия. К этому моменту у меня вообще не было денег. Лишь на еду и оплату коммунальных платежей, — женщина незаметно вытерла слезы, тихо скатившиеся по бледным щекам. — Это был край, тупик. Я чувствовала, что опускаю руки. Тогда Егор и предложил мне план с Ольгой. Сначала я посчитала это безумием! Я никогда не нарушала закон, даже дорогу всегда переходила только на зеленый свет. А тут настоящая махинация! — она повернулась к Ольге. — Честно, я не хотела! Клянусь! Но у меня не оставалось выбора… На следующий день мне позвонили из больницы и сказали, что у меня есть полгода! Всего полгода! — она снова начала кричать. — Если бы все прошло хорошо, я обязательно вернула бы вам эти деньги! Не знаю, как именно, но вернула бы! — Вероника Сергеевна подошла к Стравинской и упала перед ней на колени: — Простите меня, — ее худые плечи содрогались от рыданий. — Простите меня! — сквозь слезы прокричала она.

— Встаньте, пожалуйста, — Ольга протянула ей руку, помогая подняться.

— Павел — это все, что есть в моей жизни…

— Я не злюсь на вас. Я уже ни на кого не злюсь, — она вернулась к своему столику и села на место.

— Вы не боялись, что ваш план мог провалиться? Причем в любой момент, — голос полковника был тихим, даже дружелюбным.

— Риск был во всем. От начала и до конца, — Вероника Сергеевна вытерла слезы. — Но как только Егор сказал, что Ольга согласна выйти за него замуж, мой страх исчез.

— Но зачем нужно было ждать ЗАГСа? — проводница заёрзала на месте. — Разве нельзя было ограбить Ольгу, не будучи в браке? Вы могли бы просто съездить к его родителям и без колец.

— Все не так просто, — Вероника Сергеевна снова заговорила привычным ледяным тоном. — Мне все равно нужны были деньги на оплату больницы, лекарств, сиделки. Это большие суммы. В браке Егор получил доступ ко всем счетам Ольги и мог переводить средства, не привлекая внимания и не вызывая подозрений. Но сними он сразу, скажем, пятьдесят тысяч долларов, Ольга задала бы вопрос. Поэтому мы и решили действовать дальше.

— Вы не боялись, что Егор может умереть?

— Нет. Риск определенно был, но я опытный врач и грамотно рассчитала дозу.

— Это не важно. Вы не знали наверняка, как поведет себя его организм! — полковник начал злиться. — Вы рисковали его жизнью!

— Он сам так захотел.

— Он мог умереть!

— Мог, но не умер.

— Это еще неизвестно, — фыркнул Виноградов. — Сердце может не выдержать.

— Я говорила, что у меня не было выбора!

— Я больше не знаю, что вам сказать, — устало произнес полковник. — У меня двоякие чувства. В любом случае, вы совершили преступление и понесете за него наказание. Это даже не обсуждается, — со стороны казалось, что он разговаривает сам с собой, убеждая себя в правильности решения.

— Я умоляю вас, — Павел Сергеевич встал со скамьи, одной рукой придерживаясь за край стола. — Пусть уголовное дело заведут в отношении меня. Я все равно умру, не через месяц, так через три. А у Вероники еще вся жизнь впереди. Она и без того прожила ее впустую. Дайте ей шанс.

— Паша, перестань! Ты не выдержишь ни одного допроса, не говоря о тюрьме! Не слушайте его, Александр Петрович.

— Вероника, я благодарен тебе за то, что ты сделала для меня, но этого достаточно. Я больше не хочу. Не хочу бороться, убивая тебя.