Чужая планета - Евгений Гуляковский

— Да вот, насекомые... Помыться бы не мешало.

— Размечтались! Мойтесь из своей питьевой порции! — Староста неприязненно взглянул на меня, поморщился и отошел на свое место.

— Здорово ты придумал! — зашептал Ларинов. — Староста только и ищет повод, чтобы к тебе придраться, он терпеть не может новичков. Из-за них у него одни неприятности.

Откладывать побег не было никакого смысла, и мы решили бежать этой же ночью.

— Сделай вид, что спишь, не двигайся, пока я не скажу.

Ждать пришлось долго, лишь часа через два в пещере установилась та тяжелая, полная свистов и всхрапываний тишина, которая обычно сопровождает сон уставших от тяжелой работы людей. Ближайший к нам факел погас, и никто не подумал заменить его, это было хорошим знаком. Я легонько толкнул своего напарника и медленно, ползком, двинулся вдоль ряда спящих людей к дверям. Темная роба сливалась с полом пещеры, издали заметить нас в полумраке было трудно.

Когда мы приблизились к наружным металлическим дверям, выяснилось, что часовой спит сном праведника. На доске у будки висели ключи, и один из них подошел к замку.

— Зачем они ставят охрану при таком разгильдяйстве? — проворчал я, осторожно приоткрывая дверь.

— Здесь некуда бежать, те, кто пытались, — не вернулись обратно.

Мы проскользнули наружу, осторожно прикрыли за собой дверь и направились на юго-запад — именно в той стороне начиналось ущелье, пересекавшее горный хребет и заканчивавшееся около второго маленького кратера, хорошо знакомого мне.

Без приборов и звезд было очень трудно не потерять нужное направление. В багровой тьме планеты не было никаких ориентиров, приходилось надеяться лишь на свою интуицию и память. Когда меня вели в пещеру, я постарался запомнить маршрут, но в темноте восстановить пройденный путь оказалось невозможно.

Часа через два стало ясно, что мы окончательно заблудились в лабиринте ущелий и скал. Я упрямо продолжал двигаться вперед, уже не заботясь о направлении и лишь стараясь выбирать наиболее безопасный и простой путь. Среди нагромождения скал, без карты и компаса, да еще почти в полной темноте, это тоже оказалось непростым делом. Все мое внимание поглощала дорога, я почти забыл, что здесь могут быть и другие, гораздо более серьезные опасности.

Зато Ларинов, каждую секунду ожидавший, что из темноты в него вопьется смертоносная игла, пожалел, что ввязался в авантюру, из которой не было выхода.

— Ты идешь слишком быстро. Нас никто не будет искать. И не будет никакой погони, — тех, кто уходит из лагеря, предоставляют их собственной судьбе. Даже трупов сбежавших никогда не находят...

Словно подтверждая его опасения, дорогу нам преградила плюющаяся саламандра. Она сидела на вершине утеса, метрах в трех от дна ущелья, и ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне багрового неба. Ларинов застыл от ужаса. Наткнувшись на него, остановился и я. Мне представилась прекрасная возможность проверить свою теорию относительно запаха энергана. Правда, если я ошибался, мы об этом вряд ли узнаем...

Ветер дул в сторону саламандры, и я надеялся, что запах энергана до нее донесется прежде, чем она начнет атаку.

Отстранив Ларинова, я вышел вперед и медленно направился в сторону ядовитого зверя. Ожидание опасности казалось мне хуже самой опасности, поэтому я всегда предпочитал идти ей навстречу. Расстояние между мной и ящером постепенно сокращалось, и пока ничего не происходило.

Когда до саламандры оставалось всего метра четыре, она взмахнула своим длинным хвостом и исчезла со скалы, растворившись в темноте, словно ее здесь никогда и не было.

Только после этого мне стало ясно, как велико было нервное напряжение, — я весь покрылся холодным потом. Зато сейчас, когда предположение о защитном действии сока подтвердилось, мы могли двигаться вперед гораздо уверенней, — знать бы еще, куда...

Но я не сомневался, что рано или поздно мы обязательно наткнемся на куст «дикого» энергана. Еще во время ремонтных работ на «Алькаре» я заметил, что эти растения встречаются здесь на каждом шагу. Конечно, в том кратере, где приземлялся корабль, могли быть особые, благоприятные для растительности условия, но все равно при таком изобилии мы должны были наткнуться на энерган. У меня из головы не выходила картина, запечатленная на экране локаторов в тот момент, когда был остановлен старт «Алькара». Энергетические лучи тянулись к нему из сотен различных мест планеты, и в каждом из них должны были находиться эти растения.

На третий час безостановочного движения вдоль тектонического разлома, уводившего далеко в сторону от пещеры, из которой мы совершили побег, я ощутил знакомый запах. Круто свернув в сторону этого, в общем-то, приятного аромата, я наткнулся на отвесную стену ущелья, и прямо на этой вертикальной плоскости, в небольшой трещине обнаружил неведомо как прикрепившееся здесь нужное мне растение.

Оно слегка привяло, его нижние листья обвисли, и было очевидно, что лепешка, заменявшая растению корни, не могла найти достаточно влаги на этой голой скале.

Тем не менее нам и такое годилось. Я достал узкую полоску железа, заменявшую нож, и приблизился к растению вплотную — за что тут же получил весьма ощутимый укол энергетического разряда.

— Жив, курилка... — пробормотал я, делая надрез на корне и не обращая внимания на следовавшие один за другим колючие разряды, которыми несчастное растение пыталось защититься от непрошеного нахлебника.

Ждать пришлось довольно долго, пока на дне подставленной под разрез плошки появилась первая капля сока. Через час у нас было граммов двадцать драгоценной красной жидкости, и я решил не откладывать больше завершающей стадии эксперимента.

— Это твое. Можешь выпить все, — благородно предложил я своему спутнику, стараясь защитить его от превратностей окружавшего нас дикого и опасного мира.

— Тот, кто попробует сок энергана, переходит на службу к темным или сходит с ума.

— Кто это, «темные»?

— Все, кто служит этой ведьме, Джине. Ее охранники, слуги — посланники в другие миры!

— Ты-то откуда об этом знаешь?

— Я на плантации работаю не так давно, но люди обычно говорят друг с другом.

— Слухи, вот что это такое. Возможно, их распускают специально, чтобы мы не прикасались к энерганам.

— Может, и специально, только я предпочитаю оставаться обычным человеком! И потом ты разве не знаешь, что бывает с теми, кто самовольно попробует сок энергана?

— И что же с ними бывает?

— На них устраивают охоту. Их обязательно ловят и сбрасывают со скалы «Прощаний».

— Но ты же говорил, что на совершивших побег никто не обращает внимания?

— Конечно! Но только до тех пор, пока беглец не попробует сок растения.

— Как же об этом становится известно охране?

— Этого я не знаю.

В чем-то Ларинов, несомненно, прав. Многое во мне изменилось после того, как я принял «подарок» Джины. Если эти изменения необратимы, — этот вопрос каждый должен решать для себя сам.

Мне-то уж точно терять было нечего. Не настаивая больше, я молча выпил сок, весь до последней капли. Голова закружилась, и мир вокруг меня замерцал, словно фильм на испорченной кинопленке. Ларинов что-то пытался говорить, я видел, как двигались его губы, но не слышал ни звука. Тонкий свист, издаваемый трущимися друг об друга песчинками, вытеснил из моей головы все остальные звуки. Мне почему-то казалось, что если очень сильно напрячь слух, то в этих бесформенных, хаотичных звуках можно будет уловить какой-то ритм, некий тайный смысл, который я иногда улавливал в звуках дождя или шуме прибоя.

В конце концов я отчетливо услышал в шелесте песчинок чьи-то шаги. Они становились все громче, все назойливее. А с миром вокруг меня в это время творилось что-то совершенно непонятное. Растение передо мной быстро стало увеличиваться в размерах, заполнив чуть ли не весь горизонт. Ларинов вообще исчез из моего поля зрения, сжавшегося до размеров футбольного мяча. Затем мир стал расширяться, следуя какой-то неведомой для меня программе. Я почувствовал острый приступ тошноты, так и не завершившийся. Не знаю уж, к счастью или нет, но сок энергана оставался внутри меня, постепенно растворяясь, растекался по жилам, изменяя энергетику всего моего организма. Его действие сильно отличалось от того предыдущего раза, когда по предложению Джины я выпил сок молодого растения. Действие этого сока было намного резче, а все ощущения усилились во много раз. На мое состояние могло повлиять как качество «старого» сока, так и то обстоятельство, что я принял его во второй раз.

Когда через какой-то отрезок времени я вновь обрел способность воспринимать окружающее, я понял, что шаги, послышавшиеся мне в недавнем искаженном до неузнаваемости мире, не были результатом галлюцинации.