Страх (Сборник) - Роман Канушкин

– Женщины и дети, – гигант в черной шкуре смотрел на волхва из-под оскаленной волчьей пасти, – хорошие рабы, Белогуб.

– Всех. Особенно женщин и детей.

– Да, волхв.

– И еще. – Белогуб вскинул руку, и гигант тут же замер. – Я смогу подвести вас незамеченными очень близко, князь Мал. Но дальше все зависит от твоей ловкости.

Тот кивнул. Воины-древляне перешли реку и, рассеявшись по берегу, углубились в лес в сторону деревни.

Человек в сером посмотрел на мальчика в черепе волчонка. Тот был смертельно бледен от страха.

– Лад, – проговорил он мягко, – так надо. Твой отец и я… Надо спасти племя древлян от черного проклятья. Или, – он указал мальчику на первых убитых, – на их месте будем мы.

Через несколько минут на реке у бродов остались лишь мертвые.

Но кое-что еще произошло далеко от этого места. Нечто вслушивалось сейчас в темный разговор у бродов. Словно эту первую кровь, пролитую накануне великого летнего праздника, когда соседи приходят друг к другу только с миром, учуяла неведомая лесная сила. И заволновался сумрачный лес, и качнулись верхушки сосен. Нечто, таящееся в самом сердце запретных земель, потревожило спящие деревья. Прошлось волной по лесу. И двинулось сюда.

Белогуб, человек в сером, умел выполнять свои обещания.

Первыми отряд древлян увидели дозорные на пути к бродам.

– Кричи тревогу, – прошептал один другому, извлекая стрелу из колчана. – Беги, поднимай людей!

Но тот даже не успел поднести сомкнутые руки к устам, чтобы издать клич опасности.

Человек в сером вырос словно из-под земли. И впервые Лад, мальчик в черепе волчонка, сын древлянского князя-гиганта Мала, увидел посох волхва в действии. И впервые осознал заключенную в нем сокрушающую смертоносную силу. Движения посоха были столь точны и молниеносны, что оба дозорных даже не поняли, что уже мертвы. Лишь струйки крови выступили в уголках губ. Мальчик Лад перевел ошеломленный взгляд с посоха на волхва. В его глазах уже больше не было страха. Скорее, безграничное уважение, которое вот-вот обернется подобострастным восторгом. Но и что-то еще мелькнуло в его взгляде. Тоже впервые. Какой-то темный интерес засветился багряным огоньком кровожадного азарта. Волхв никогда не ошибается, и с волхвом ничего не страшно!

А потом отряд древлян снова скрылся. Словно слился с листвой. Словно они действительно были лесными призраками, которые могли становиться невидимыми.

Мать Авося нашла глазами своего мужа и, подчиняясь неведомому импульсу, забрала у няни дочь. Няня была из племени кривичей, но уже давно жила с родом Куницы. Звали ее Жданой, и она качала на руках еще старших детей князя. Мать Авося доверяла Ждане, как самой себе, но… Она и сама не понимала причин беспокойства. Да вот только что-то изменилось в воздухе; что-то заныло в груди, и разлитое над деревней умиротворение вдруг показалось ей обманчивым. Да и не было больше никакого умиротворения, не было вовсе. Снова где-то у реки завыли волки, точнее, вой был одинокий, заунывный. И вслед за ним пришло нечто странное – то ли необычное смятение, то ли напряженная тишина. Люди, не ведая, что происходит, сами оставляли свои дела и лишь встревоженно переглядывались. Вон и девушки, что плетут венки… Прекраса, ровесница ее среднего сына, хороша девка, не зря такое имя носит… Только что девушки хихикали, а щеки Прекрасы чуть не залила краска. Оно и понятно – девушек в их возрасте хлебом не корми, дай помечтать о своих тайных избранниках в предстоящую ночь. Теперь же Прекраса тоскливо вздохнула и, отложив свое рукоделие, посмотрела в сторону леса. От былого румянца не осталось и следа. Да и лицо ее подруги Радмилы обескровилось, как от внезапной неведомой болезни, лишившей сил. Напряжение людей передалось собакам, охотничьим псам, однако те не подняли лай, а напротив, топтались, не находя себе места, и то пытались зарычать, а то, скуля, стелились по траве.

Мать Авося подошла к мужу.

– Волки, – сказала она. Быстро взглянула на вождя и, словно пытаясь отогнать испуг, натянуто улыбнулась.

– У брода, – согласился с ней тот.

– Так близко. – Женщина чуть помолчала. – Там Авось.

– Не беспокойся. И у брода, и в лесу выставлены дозоры. – Он улыбнулся жене, но сам подумал: «А ведь она права. Дозоры и у реки, и в лесу. Они должны были предупредить о появлении волчьей стаи – у бродов сейчас может быть много детей. Но никто не пришел за охотниками, чтобы отогнать волков».

Мать Авося смотрела по сторонам и понимала: то, что она видит, нравится ей все меньше. Маленькие дети вдруг перестали играть и теперь жмутся к взрослым. Но те не в состоянии им помочь. Они… словно потеряны, словно изменившийся воздух отравил их сумрачным ядом.

– Посмотри на собак, – внезапно сказала она мужу.

– Вижу, – тут же ответил он.

Ее сердце подсказывало ей больше. Сердце, которое сковала холодная тоска, говорило, что сюда идет беда. И что подкралась она уже слишком близко. Приехала верхом на этой густой мертвой тишине, павшей вокруг.

– Что-то не так, – неожиданно хрипло произнесла женщина. И, стараясь, чтобы муж не уловил в ее голосе ноток мольбы, попросила: – Поднимай людей!

Вождь внимательно посмотрел на жену: он не имел права ошибаться. Видимых оснований для тревоги вроде бы не было…

«Все не так, – вдруг подумал он. – Ты уже давно видишь, что все по-другому! И твоя жена видит. Ее проницательное сердце редко подводит, и достаточно лишь послушаться его…»

И предводитель охотников рода Куницы поднес к губам сомкнутые ладони и издал два клича. Первый – клич тревоги, срочного сбора охотников. Второй касался тех, кто еще не носил оружия (и в первую очередь Авося!), – это был клич опасности, необсуждаемый приказ спрятаться, схорониться в лесу.

Но даже если бы отец Авося поднял людей раньше, все равно, наверное, было бы уже поздно. Человек в сером действительно умел выполнять обещания. Волхв Белогуб подвел древлян очень близко к деревне Куницы. Легли в густой зелени, окружающей поляну, на тетивы луков десятки зажженных стрел; взвились, пущенные в воздух, и накрыли деревню, неся вокруг смерть и пожары. И вслед за этим выступили из леса, будто появились из стволов деревьев, будто бы и были этими самыми внезапно ожившими деревами, молчаливые воины с хищно оскаленными черепами на головах. И все начало меняться с пугающей быстротой. Залаяли наконец собаки – сила, сковывающая их, став очевидной, ослабила свою хватку. Охотники хватались за оружие, но уже половина воинов Куницы была перебита в первые секунды нападения.