Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес

Глядя на находившихся в зале потрясенных и измученных людей, Эплби сомневался, что любая попытка получить от них что-нибудь значащее посреди ночи увенчается успехом. Здравый смысл и известные на тот момент обстоятельства дела убедили его без лишних церемоний отправить их спать. Однако оставались сомнения, что ниточка в его руках может оказаться далеко не единственной. К тому же он прекрасно осознавал, что его репутация целиком и полностью зависит от дела, о котором через несколько часов заговорит вся Англия. Поэтому он решил вести себя чрезвычайно осторожно, что означало говорить начистоту. Он перебросился парой фраз с герцогом, после чего обратился к присутствовавшим:

– Я собираюсь попросить вас о том, что кто-то сочтет не столь необходимым. Пожалуйста, запомните, что смерть лорда Олдирна неизбежно станет громкой сенсацией. Все случившееся нынче вечером и ночью, включая поведение герцога Хортона и меня лично, вероятно, станет предметом обсуждения и критики со стороны тысяч людей, не наделенных способностью должным образом разобраться в сложном хитросплетении фактов. Они станут задавать банальные вопросы, многие газеты поднимут шумиху вокруг этой трагедии. Исходя из этого – и по другим причинам, – я полагаю, что в интересах всех и каждого подвергнуться стандартной процедуре личного досмотра, прежде чем вы, как хочется верить, вскоре отправитесь отдыхать. Я мог бы обратиться за санкциями к присутствующим здесь официальным лицам, однако надеюсь, что вы проявите благоразумие и понимание.

Речь Эплби имела успех. Кому-то из присутствовавших показалось, что, исполнив эту неприятную формальность, им каким-то образом удастся избежать скандала. Более проницательные пришли в хорошее расположение духа от осознания своей проницательности и от того, что оценили тонкие методы этого молодого полицейского. Протестовал только Банни, но Маллох уверил его – конфиденциально, как ученый ученого, – что в Англии в хорошем обществе никто не возражает против обыска полицией. Питер Марриэт, занятый тем, что пытался вполголоса и с помощью Томми Поттса наконец-то должным образом прочесть партию норвежского капитана, произнес «Послушайте!» скорее заинтригованным, нежели возмущенным тоном. Герцог быстро и несколько рассеянно согласился. Герцогиня же, зная, что очередь за ней, и понимая, что еще не оправилась от потрясения, чтобы действовать быстро и эффективно, прошептала что-то на ухо миссис Терборг. Та тотчас проявила инициативу: если у полиции есть благовоспитанная дама, то трудностей не возникнет.

Достигнув своего, Эплби мягко перешел к следующему пункту:

– Надеюсь, что после вашего выхода из зала никого не потревожат до утра. В артистическом фойе будет находиться констебль, и я попрошу вас перед выходом зайти туда по одному и сообщить ему свое имя и фамилию. Мне нужен список всех присутствующих. И еще. Возможно, кто-то из вас захочет сказать что-то, что он считает необходимым сообщить, но эти данные столь конфиденциального свойства, что знать их надлежит лишь полиции. Надеюсь, вы меня понимаете. Пока смерть лорда Олдирна остается тайной, могут возникнуть подозрения, основанные на неких стечениях обстоятельств и важных наблюдениях. Какими бы они ни являлись, ваш долг – рассказать о них. Скажите об этом констеблю, и я к вашим услугам.

После того, как он этими словами поставил традиционную, но зачастую действенную ловушку, Эплби дал указания констеблям и обратился к герцогу:

– А теперь, сэр, мне необходимо найти сержанта и отсутствующего гостя – того, кто остался охранять комнату лорда Олдирна.

– Ах да, – ответил герцог. – Да-да, Джайлза Готта.

Реакция Эплби была столь бурной, что Стелла Терборг подпрыгнула:

– Джайлза Готта?!

3

– Ну, здравствуйте, – сказал Готт, ничему не удивлявшийся, когда пребывал в волнении.

– Здравствуйте, – ответил Эплби.

Они смотрели друг на друга молча и с глубоким удовлетворением. Сержант Трампет, сведущий в детективных романах, расценил это «противостояние» как некую пристрелку перед схваткой заклятых врагов.

– Я глаз с него не спускал, – тяжелым голосом произнес сержант.

Эплби мрачно кивнул:

– И правильно делали, сержант. Этот Готт до сегодняшнего вечера спланировал немало убийств.

– Да неужели! – воскликнул польщенный сержант, чуть ближе придвигаясь к подозреваемому.

Готт поудобнее устроился в мягком кресле лорда Олдирна.

– Сержант считает, что я, очевидно, являюсь главной фигурой, поскольку только я отбился от стаи. Он проговорился, что следит за третьим бандитом, но на самом деле он неотступно следовал за мной. – Он лениво посмотрел на Эплби. – Зачем ты, мертвый труп, в воинственных доспехах опять идешь в сиянии луны? Скажи, зачем?

Сержант Трампет нахмурился. Эплби вздохнул – он догадывался, о чем тот думал.

– «Предзнаменования», – рассеянно ответил он. – Сержант, на пару слов.

Он вывел своего коллегу из комнаты и вскоре вернулся один.

– Так лучше? – спросил он.

– Инспектор Бакстон, – ответил Готт, – заболел ветрянкой, а инспектор Лукас уехал в отпуск аж в Бридлингтон, где сестра его покойной жены содержит пансион на берегу моря. Я узнал все это от сержанта, пока он не спускал с меня глаз, но в последние полчаса это чертовски надоело… Н-да, здесь беспорядок… Что происходит внизу?

– Досмотр, который наконец позволил увести вашего сержанта. Теперь говорите. Если сможете, превзойдите герцога – а он был совсем неплох.

– По предложению герцога, я поднялся сюда вместе с Джервейсом Криспином. Комната, разумеется, была не заперта. Все вроде бы оставалось на своих местах. Однако Джервейс знал о сейфе – вон там, под гравюрой Уолкота, – и сейф вскрыли. Джервейс вернулся, а я остался охранять и поразмыслить, если бы смог. Вскоре пришел сержант и уселся, чтобы сторожить стражника. В паузах принужденного разговора я пытался размышлять.

– Это хорошо, – заметил Эплби. – И каковы результаты?

– Выстрел связан с постановкой. Его время рассчитано по контексту пьесы. Вам уже сказали о посланиях? Работа кого-то со страстью к театральным эффектам. Мотив – возможно, просто тот же эффект.

– По крайней мере не документы государственной важности?

– Не знаю.

Эплби осматривал сейф. Что-то в голосе его друга заставило его обернуться.

– Джайлз… – начал он, но его прервал вопрос. Он понял, что Готт, несмотря на показное равнодушие, был столь же серьезен, как и он сам.

– Нашли эту чертову бумагу, Джон? Вы забываете, что я не знаю, что произошло внизу. Мне лишь известно, что что-то случилось и что сейф взломан.

– Да, ее нашли. Олдирн не выпускал ее из виду, пусть даже и несколько странным образом. Он засунул ее в какой-то свиток, который, похоже, должен был таскать с собой по ходу пьесы.

– Понимаю. И вы решили, что шпионы – это все вздор?

– Весьма вероятно, что да.

– Сюжет для детектива, где не участвуют господа Эплби и Готт?

– Надеюсь, все куда прозаичнее. Все указывает на дело совершенно иного рода.

– Все, за исключением того, что Элизабет… Дочь герцога… Кстати, Джон, я хочу жениться на ней… Все, за исключением того, что Элизабет и я видели в саду.

– Желаю удачи… Так что вы видели?

Готт рассказал о промелькнувшей в лунном свете фигуре и переброшенном через стену предмете. Эплби покачал головой:

– Думаю, что леди Элизабет делает поспешные выводы, хотя мне известно о прежней активности шпионов в этих краях. Мне кажется, я кое-что знаю о вскрытии сейфа, что может объяснить виденное вами. Если вкратце, то имеются косвенные свидетельства того, что некий медвежатник и специалист по камушкам по кличке Счастливчик Хаттон работал где-то поблизости. То, что вы видели, вполне могло оказаться сообщением Счастливчика со своим соучастником в доме. Не удивлюсь, если обнаружу другие вскрытые сейфы вроде этого и если это не связано со случившейся внизу трагедией. И почему можно исключить шпионскую версию, как вы выразились, в контексте «Гамлета»?

– Действительно, почему? Но вы же верите в то, что, смешивая различные версии, мы пытаемся что-то нащупать?

– Да. Так же, как и сержант. Но сперва расскажите мне о людях, обо всей этой пестрой толпе.

Готт смерил его недовольным взглядом.

– Но я все еще пытаюсь размышлять. А почему вы не руководите досмотром?

– Потому что я надеюсь, что в компании простых и безобидных сельских полисменов кто-то сможет проговориться и дать нам какие-то ниточки, пусть даже и противоречивые. Я на это довольно прозрачно намекнул. Что же до размышлений, думайте по ходу дела.

– Очень хорошо, я расскажу. Я стану говорить, как Марлоу в «Лорде Джиме» Джозефа Конрада, который без труда выдавал сто тысяч слов – на удивление связно – послеобеденной публике, в то время как одну за одной курил сигары.

Во время этого предисловия Готт сбросил домашние туфли актера-короля и расстегнул крахмальный воротник. Затем он перешел к описанию персонажей: