Холодная кожа - Альберт Пиньоль

Я надел водолазный костюм, свинцовую обувь и сел в шлюпку. Батис помог мне облачиться в скафандр: бронзовые пластины закрывали большую часть груди и спины. Потом – шлем. Его надо было навинтить на ворот водолазной куртки. Но в тот момент, когда Кафф собирался сделать это, я остановил его:

– Посмотрите.

Шел Снег. Сначала падали крошечные белые крупинки. Но очень быстро они увеличивались в размере, образуя большие хлопья. Они исчезали, едва коснувшись воды. Над морем шел снег, и это явление – такое заурядное, обычное – вызвало во мне странное чувство. Снег внушал тишину и покой, служил своеобразной дирижерской палочкой природы. До этого момента на море были небольшие барашки, но тут его поверхность вдруг разгладилась, словно подчиняясь неслышному приказу. Возможно, эта картина станет для меня последней в жизни. Мир представал передо мной во всей своей скромной и непритязательной красоте. Я раскрыл ладонь. Хлопья снега падали на перчатку и сразу же исчезали. Мне вспомнилась Ирландия. Что такое Ирландия? Может быть, какая–то музыка. Я вспомнил своего наставника. И еще одного незнакомца. Человека очень старого, любезного, который однажды, много лет тому назад, когда за мной гнались англичане, помог мне найти убежище, ни о чем не спрашивая. Вот и все. У меня чуть напряглись скулы, как это бывает, когда хочется плакать.

Батис взглянул на небо, не выпуская шлема из рук. Судя по выражению его лица, он оценивал обстановку.

– Это просто снег, – сказал он.

– Да, просто снег, – повторил я, – снег, и все. Надевайте на меня шлем, дорога каждая минута.

Кафф навинтил шлем и соединил воздушный шланг с клапаном на затылке. В руках я держал два троса. Один должен был обеспечивать мою связь с Батисом. Второй понадобится для подъема взрывчатки.

– Не перепутайте, – напомнил ему я, – если я дерну за сигнальный трос один раз, это значит, что все идет хорошо. Два рывка означают, что я привязал ящик к подъемному тросу. Если я дерну три раза подряд, рубите шланг одним ударом топора и сматывайтесь скорее.

Я зафиксировал иллюминаторы, они были абсолютно круглые. Один из них располагался спереди, а два других – по бокам. Мы проверили воздушный шланг, и я начал спускаться под воду. Волны поглотили меня, охватив леденящим холодом. В одну секунду я оказался в толще воды. Выступы на скале служили мне ступенями, что позволило спускаться довольно быстро. Время от времени я поворачивал голову, но через боковые стекла не мог рассмотреть ничего примечательного. За моей спиной простирался безграничный океан. Перед самым носом я видел только мертвую голую скалу.

Наконец наступил момент, когда я ощутил под ногами пустоту. Мы договорились с Батисом, что он будет спускать воздушный шланг, без какого бы то ни было натяжения, для того чтобы я мог в случае необходимости спрыгнуть в глубину. Мне пришло в голову дернуть за сигнальный трос один раз, подтверждая, что все идет хорошо, прежде чем броситься вниз. Свинцовые грузы на обуви позволили плавно спуститься, перевесив выталкивающую силу, и я, мягко спружинив, коснулся дна. Оттуда медленно поднялось облако мути, но оно заволокло меня только до пояса. Песок тонким слоем покрывал дно, которое казалось совершенно гладким. Идти было так же легко, как гулять по лугу. С другой стороны, я ощущал сопротивление воды, которое замедляло все мои движения.

Я очутился в мире, где царствует тишина. Внутри шлема слышится мое дыхание и сопение носа, резкий всхлип вдруг срывается с губ. Я стараюсь сдержаться, потому что понимаю, что звуки, издаваемые мной, подгоняют мои страхи. В левой руке я держу два троса, в правой – нож. Оглядываюсь по сторонам. Ни одного чудища не видно, не видно вообще ничего. Дальше тридцати или сорока метров все скрыто от взора. Справа от меня – пузо корабля. Он напоминает труп кита. Прямо передо мной – необъятное пространство. Какие–то непонятные хлопья беспорядочно движутся в подвешенном состоянии, напоминая черный снег. Нити водорослей, словно серпантин, тянутся вверх и почти не колышутся. У огромного открытого пространства нет дверей, граница сумрака теряется вдали. Это противоречит урокам католических священников: в ад человек попадает не сразу, он спускается туда постепенно, маленькими шажками.

Я переместился в неопределенное промежуточное пространство, где синева водной толщи плавно переходила в черноту, здесь не было видно даже подводного мусора. Пейзаж стал более величественным. Чудовища могли появиться с любой стороны, в любой момент. «Не думай об этом, – сказал я себе, – просто делай свое дело». Подобный совет был самым разумным и самым невыполнимым.

Я двинулся к корме корабля. Так и есть: от удара стальной лист треснул, и днище превратилось в искусственный грот. Корабль слегка накренился на правый бок. Груз сместился в трюме во время крушения, большая часть его вывалилась из дыры в днище. Это был настоящий подарок судьбы, потому что теперь я мог не залезать в трюм. Прямоугольные металлические ящики валялись недалеко от открытой раны корабля. Я смел перчаткой песок с одного из них и прочитал на ней надпись заглавными буквами: «ОСТОРОЖНО! ОЧЕНЬ ОПАСНО!». Мне оставалось только привязывать подъемный трос к одной из ручек ящика и дергать два раза. Кафф с немецкой исполнительностью поднимал груз на поверхность. Ящики исчезали над моей головой. Когда Батис отвязывал их, он бросал трос обратно. На его конце был закреплен груз, это позволяло ему падать отвесно вниз. Трос ложился недалеко от меня на дно и замирал.

Я работал, испытывая страсть золотоискателя, до тех пор, пока Батис не стал раскачивать сигнальный трос, который соединял два мира. Сначала я не понял его. Нам угрожала какая–то опасность? Однако я не видел ни следа чудищ. Наверное, наверху просто скопилось слишком много ящиков. Но меня охватило подобие золотой лихорадки. «Еще один, Батис, – мысленно умоляя его я, – только один, и все». Не обращая внимания на движения сигнального троса, я схватил еще один ящик. Кафф поднял его на поверхность, но на сей раз трос вернулся ко мне с узлом, завязанным около груза: прикрепить следующий ящик я не мог – таким образом Батис давал понять, что пора заканчивать операцию. Собрав остатки благоразумия, которые еще у меня сохранились, я повиновался.

Каким бы странным это ни показалось, для меня наступили самые страшные минуты. Говорят, ни один солдат не хочет быть последним из павших на войне. Здесь заключена истина, лишенная всякой логики, но по–человечески понятная. Погибнуть именно сейчас, после головокружительного успеха операции, казалось слишком обидным. Неожиданно скафандр показался мне страшно тяжелым. До этой минуты я не замечал, что металлический ворот натер шею до крови. Ноги, отягченные свинцом, шагали в сторону скалы, но их движения виделись мне как в страшном сне детства: отчаянно медленными. Дыхание было таким, словно легкие подчинялись какому–то невидимому мотору. Я хотел выбраться наружу, но не мог. Мы не предвидели одного очевидного обстоятельства: при спуске я спрыгнул со скалы; вернуться тем же путем не представлялось возможным. Скала возвышалась, как огромный гнилой зуб. Мне было не под силу выбраться по ней вверх, а Батис, качая воздушный насос, не сможет поднять меня на лебедке одной рукой. А вдруг они появятся? Ужас и воображение заполнили мой мозг одновременно. Эта жидкая безграничность сейчас была самым страшным из невидимых врагов. Там, наверху, Батис не мог понять, почему воздушный шланг совершает беспорядочные движения. Я ходил вдоль скалы туда и сюда, пытаясь отыскать удобное для подъема место. Наконец мне стало ясно, что подняться я смогу только по скале возле корпуса корабля. Но это был маршрут для профессионального скалолаза. Некоторые камни падали, стоило лишь коснуться их носком башмака. Я поскользнулся и пролетел пять или даже десять метров вниз.

Я снова оказался на дне. Справа от меня в стене было углубление; мне почудилось какое–то движение, какая–то тень. «Нет, нет, это не они», – сказал я себе. Это утверждение означало лишь одно: мне хотелось быть оптимистом. Я сделал над собой усилие и сконцентрировался. Мне предстояло подниматься пядь за пядью, не поворачивая головы, не думая о том, что в любой момент на меня могут напасть и оторвать руку или ногу. Я решил использовать технику моряков, которую они применяют, поднимаясь по веревочному трапу: сначала убеждался в том, что три конечности из четырех надежно закреплены, и лишь потом производил следующее движение. До поверхности оставалось совсем немного, мне уже была видна фигура Батиса, подгонявшего меня жестами свободной руки. Я почувствовал, что мочусь внутри водолазного костюма.

Кафф одним прыжком оказался у воды и вытащил меня, схватив под мышки. Он хотел помочь мне снять шлем, но я стал отбиваться:

– Не теряйте времени! Грузите динамит в шлюпку!