Ситка - Луис Ламур

Через несколько часов, когда он спустился разбудить Коля, помощник сразу открыл глаза.

- Как она?

- Держит курс, мы идем быстро. - Жан взял зюйдвестку. - Идет небольшой доджь, нас немного заливает волной, но ветер держится хороший. Именно то, что нам нужно.

Коль надел толстый свитер.

- Думаешь, в Ситке нас ждут неприятности?

- Нет, если мы сможем выйти оттуда, прежде чем прибудет Зинновий. В Ситке будут рады пшенице.

- Что потом?

- Разгрузимся как можно быстрее, возьмем на борт все, что сможем достать из припасов и воды, затем проложим курс на пролив Кросс. Если повезет, закупим меха и возвратимся до того, как Зинновий натравит на нас свои патрульные корабли.

- Вряд ли удастся так бысро раздобыть меха, если в самом деле не повезет. Впереди нас тоже есть торговцы.

Жан усмехнулся.

- Не волнуйся. Я знаю, где искать меха... много мехов.

Коль, склоня голову, посмотрел на него.

- Похоже, ты много знаешь.

Лабарж пожал плечами.

- Я знаю достаточно. Послушай, Барни, я нанял тебя, потому что ты один из лучших шкиперов на западном побережье. Я нанял тебя за способности, за твои знания, но вот что я тебе скажу. Ты можешь что-то знать об определенном отрезке побережья, но о целом побережье я знаю больше, чем любой моряк. Я специально этим занимался.

- В таком случае, Зинновию будет трудновато поймать тебя.

- Поговорим об этом, когда подойдет время.

Лабарж забрался на койку. Снаружи корпуса шхуны, сразу у его уха, слышался шуршащий звук проносящейся мимо воды, шепчущей свои странные тайны, нерасказанные секреты. На палубе уходящий день окрасит небо в темно-серый цвет, а вода будет играть фосфоренцирующими огнями. Сегдня звезд видно не будет, если только не проблеск случайного света в разрывах облаков. И все же Жан был доволен.

Это был мир, которого он добивался, это был его мир. Рейс на север на своем собственном судне под собственным командованием для того, чтобы скупать пушнину на аляскинском побережье, о котором он так долго мечтал.

Проснувшись через несколько часов, Жан натянул свитер, накинул дождевик и вышел на верхнюю палубу. Над фок-мачтой висела бледная луна, мимо в полутьме проносились морские волны. Брызги летели прямо в лицо, и он попробовал на язык их соленую свежесть.

Идя по палубе вперед, он смотрел, как поднимаются, и опускаются под корпусом огромные волны. За кормой на поверхности не было видно ничего; шхуна была крохотным микрокосмом, маленьким потерянным мирком, двигающимся по морю, и сердце этого мирка стучало в ритм великому океану и бьющемуся в снастях ветру.

Далеко позади осталась девушка с серыми глазами и темными волосами, высокая, царственная девушка, которая ему не принадлежала и принадлежать не будет, тем не менее, именно ей отдано было его сердце и оно останется отданным ей навсегда.

Жан прошел на корму и увидел Коля, широкого, как шкаф, в своей громоздкой одежде, стоявшего у лееров левого борта.

- Как идем?

- Это судно, о котором можно только мечтать. Если его захватят русские, я застрелюсь.

- Видел что-нибудь за кормой?

- Один раз мне показалось, что вижу огонь... вероятно, звезда. Лабарж долго стоял и смотрел за корму, но ничего не заметил; если сзади шел корабль, это почти наверняка был русский торговец.

Если Зинновий пустился в преследование, будет ли на борту Елена? Мог ли тот огонек, который видел Барни, принадлежать ей?

Елена. Как хотел бы он убрать ее из памяти. В том, что он хотел ее, не было ничего хорошего. Она принадлежала другому, и с этим ничего нельзя было поделать. Прежде он никогда не думал о себе, как об одиноком мужчине, однако Елена заставила его понять, как он одинок.

Ни один мужчина не должен идти по жизни один. У мужчины должна быть подруга, чтобы он мог делить с ней не только удачу и силы, но и горести. Он видел, как индеанка из племени блэкфут дралась не на жизнь, а на смерть, над телом своего раненого мужа, однажды далеко в холмах он встретил китаянку, которая давала жизнь своему ребенку в то время, как ее муж работал в пятистах футах под землей, чтобы прокормить их обоих. Когда у людей есть такая храбрость, жизнь обладает особым вкусом. Странно, что избалованные ломаются и плачут первыми, а калеки, слепые и бедные всегда дерутся в одиночку.

Вероятно, после этой жизни существовала и другая, в море человек часто задумывался над этим, но никогда не беспокоился, потому что если он был самим собой, это не имело большого значения. А Жан был самим собой человеком, в котором смешивалось хорошее и плохое, и если бы преобладало то или иное, он был бы кем-нибудь другим, а не Жаном Лабаржем.

Он знал свои недостатки, во всяком случае, большую их часть. Знал, что грешен, и с удовольствием предавался некоторым из грехов, знал, куда приложить свою силу, и не хотел знакомиться с новыми людьми. Что же касается грехов, большинство вещей, которыми он наслаждался, были грехами в глазах других людей. За исключением чтения... большая часть его книг были написаны авторами-язычниками.

Он был тем, кем хотел быть: свободным мужчиной. Если повезет, он не только останется свободным, но и отплывет на юг с грузом мехов, тем более драгоценных, что он уведет их из-под носа Зинновия.Он пожал плечами... он зря тратил время вахты. В этом была беда моря и гор - они заставляли человека думать. Только маленькие людишки, сгрудившиеся в городах, считали себя важными, очевидно, среди них существовала негласная договоренность, чтобы поддерживать друг в друге эту иллюзию значимости. Они сгрудились в городах, потому что у человека в море, пустыне или горах есть время узнать себя, попробовать себя в деле... поэтому людишки сидели в городах, понимая, что у них не хватит храбрости, чтобы посмотреть на себя объективно.

Брызги волн перебивали дождь и падали ему на лицо. У них был вкусный, пьянящий привкус. Не удивительно, что великие страны были морскими державами.

Было поздно. Его ждала вахта.

Глава 15

Когда утром одиннадцатого дня Жан вышел на палубу, "Сасвиханна" бороздила ярко-синее море, солнце стояло над горизонтом. С левого борта к нему подошел Барни Коль.

- Прямо по курсу мыс Бурунова, а там - Лонг Айленд.

Жан взял бинокль и внимательно осмотрел горизонт по правому и левому борту, но не увидел ни одного судна. Очевидно, они намного обогнали русское судно.

- Барни, нам придется работать быстро и ловко. Я сойду на берег, повидаюсь с губернатором Рудаковым и постараюсь поторопить его. Он взглянул на лежащие впереди острова.

- Как только я сяду в лодку, начинай поднимать пшеницу из трюма на палубу. Я попытаюсь прислать лихтер к полудню.

- Вряд ли власти смогут так быстро приготовиться к разгрузке, предупредил его Коль. - Нам повезет, если мы начнем разгружаться завтра после обеда. - Взгляд на жесткую линию, обозначившуюся на подбородке Лабаржа, заставил его пересмотреть свою точку зрения. - Если ты только не найдешь способ расшевелить их.

- Найду... придется найти. Но пока я хочу, чтобы на палубе в любое время суток дежурил человек с винтовкой. Никто не должен подниматься на борт без моего письменного разрешения, а если я говорю "никто", это значит никто. Команда должна быть постоянно готова - возможно, нам придется отплывать по минутной готовности.

- Допустим, они захотят задержать нас здесь?

- Не имеют права, если только не арестуют по какому-нибудь обвинению.

- Допустим, они тебя все-таки арестуют?

- Это может случиться... тогда отправляйся в залив Куцнаху, а я догоню вас там.

- А если нет... тогда что?

Жан рассмеялся.

- Если меня не будет в течение двух недель, возвращайся и освобождай меня. Я буду ждать.

Для человека, который никогда не плавал в этих водах, Лабарж знал о них многое. Куцнаху было подходящим для незаметной стоянки местом.

Корабль мог находиться там несколько недель, и никто его не обнаружит. Когда Лабарж говорил, что знает побережье лучше всех, это могло быть не просто хвастовством.

Обычно у американских кораблей, заходящих в Ситку, не возникало никаких сложностей. Дружба между правительствами зависит от их нужд, а поскольку еда на Ситке часто распределялась, голод был постоянным риском даже на Холме Баранова, где находилась резиденция губернатора. Рудаков гостеприимно относился к американцам, по крайней мере, делал вид, что относится гостеприимно, а теперь, учитывая, что Лабарж доставил купленную Ротчевым пшеницу, их должны принять с распростертыми объятьями.

"Сасквиханна" бросила якорь в девяти саженях от Ченнел Рок. Лабарж был уверен, что на таком расстоянии от порта у него будет фора перед любым судном для выхода в открытое море.

На покрытой снегом прекрасной вершине горе Маунт Эджкамб ярко сияло солнце, его свет струился повсюду: он отражался от двух вершин, которые называли Сестры и на востоке от горы Вестовия. Продвигаясь по фарватеру, Лабарж видел основания замка Баранова, построенного в 1837 году. Эра Баранова была фантастической: маленький человечек с подвязанным париком жесткой рукой правил самыми жесткими людьми в мире, и едва не захватил Гавайские острова.