Медный страж - Александр Прозоров

Парень, отпустив невольницу, тоже отпрыгнул в сторону, вытянул меч и наклонился вперед, выставив его так, словно собирался драться на ножах. Олег вздохнул, повернулся к нему правым боком, встав в классическую фехтовальную позицию, сделал несколько выпадов, благо легкость сабельного клинка позволяла побаловаться, тем временем левую руку не спеша продел в петлю кистеня, засунул в карман, зажимая серебряный многогранник в кулак.

— Х-хо! — Он взмахнул саблей вправо и повернулся всем корпусом, словно собирался сделать что-то с той стороны. Парень «купился», повернул голову в ту сторону, а когда ощутил движение слева и развернулся, было поздно: выброшенный левой рукой грузик хлестко врезался ему в висок, проламывая кости.

Bce, схватка была окончена. На поле боя осталось три трупа и одна рука — первый из промысловиков с криками убегал через лес, вторая его конечность, по-видимому, оказалась только порезана. Схватка завершилась, азарт и напряжение спали, пришло время размышлений. А они подсказали, что влип ведун по самые уши. Влип крупно и необратимо.

— Проклятие! — Дурацкое воспитание двадцатого века, гласящее, что мужчина должен защищать женщину всегда и везде, что оправдания насильникам нет и быть не может, в очередной раз дало сбой. — Проклятие! Проклятие, проклятие, проклятие!

— Что случилось, господин? — Кое-как натянув одежды, подошла Урсула. — Почему ты ругаешься? Ведь ты победил!

— А ты, что, сама не видишь? Это же не тати, не грабители. Это обычные промысловики! Их масса людей знает, и никто никогда не поверит, что они на разбой пойти могли! Может, пошуметь, побаловать маленько. Но ведь не преступление же совершали!

— А как же… все это… — совсем запуталась девочка.

— А никак! Ты что, забыла, что ты вещь, имущество, говорящая игрушка? Что тебе цена — пятнадцать гривен в базарный день? А по «Русской Правде», так и вовсе пять гривен. И то, если убьют. А убивать тебя никто не собирался. Попортили бы немного — так откупились бы. За обиду да урон, потерю товарного вида больше гривны с них бы никто не спросил, не присудил. И все! А убийство свободного человека, по той же «Русской Правде» — это сорок гривен виры. Четыре трупа — сто шестьдесят гривен. Да столько во всем вашем городе было бы не набрать! Мне такие деньги как раз до дня рождения отрабатывать придется. Проклятие! Вот влип… И где была моя голова?

Девочка испуганно притихла. Олег, глядя на нее, тоже замолчал. Потом решительно махнул:

— Ладно, плевать. В конце концов, ты моя игрушка, а не каких-то перепившихся охотников. И если они пытались наложить на тебя свои грязные лапы, будем считать, что это был разбой. А с татями у нас разговор короткий: руки на одно дерево, кишки на другое. Нечего к чужому тянуться. — Он оглянулся на зимник. — Уводи коней от дороги, пока не проехал кто, не увидел. Ох-хо-хо, грехи мои тяжкие…

Ведун прихватил за шиворот рябого и потащил его к недалекому кустарнику, вдавил в снег, вернулся за парнем.

— А мне чего делать, господин? — Увести за поводья лошадей оказалось, разумеется, быстро и легко, так что Урсула обернулась за пару минут.

— Одежду на них обшарь, сумки. — Олег, тяжело дыша, зачерпнул снег и отер себе лицо. — Может, что интересное попадется. Волкам серебро ни к чему, а нам пригодится. Мародерничай, не стесняйся. Все едино я теперь…

Совесть, втравившая Середина в неприятности, успокаиваться не желала. Раньше она не считала Урсулу рабыней — теперь не считала убитых промысловиков разбойниками. Но разбираться с эмоциями не было времени, требовалось спасать свою шкуру от Закона.

Закрыв удивленные глаза первому из убитых мужиков, Олег подобрал отрубленную руку, отволок тело к остальным, забросал снегом.

— Как таять начнет, по зимнику все равно проезда не будет. Тут, судя по зарослям, болотина, — пояснил невольнице он. — А до новой зимы все в землю врастет, травой покроется, кустами замаскируется. Нам бы сейчас не попасться.

— Я понимаю, господин. — Девочка разворошила снег обратно, пошарила руками по трупу. После того, что всего месяц назад она пережила во время штурма, к крови и мертвецам она отнеслась на удивление спокойно. — Еще один кошель, господин. И меч ладный.

— Хорошо. Теперь в седло поднимайся, коней бери и в чащу двигайся.

— В чащу-то зачем, господин? Может, просто ускачем подальше?

— Там узнаешь… — Тратить время на объяснения ведун не хотел, в любое мгновение на дороге могли появиться путники. Хотя, конечно, кровь присыпана крупянистым и мокрым весенним снегом, отрубленные пальцы рябого втоптаны в наст. Издалека — прогалина как прогалина. Но вдруг кто-то захочет свернуть на дневку?

— Да не останавливайся ты! Вперед, вперед. Не потеряешься, по следам найду.

Проваливаясь выше колена в мокрый снег, Олег больше часа пробирался по следам коней, уже начав отчаиваться: а ну невольница, послушавшись приказа, будет скакать до самой темноты? К счастью, версты через две Урсула догадалась остановиться на поросшем вековыми соснами взгорке, притоптала там площадку и раскатала медвежью шкуру.

— Приляг, господин, отдохни, — услышал Олег заботливые слова, выйдя наконец-то к лошадям.

— Молодец… — Ведун упал на шкуру, переводя дух, и ему в голову вдруг пришла шальная мысль: а ведь невольница могла и скрыться. Уйти от него, пешего, верхом, и все. Деньги у нее есть, лошади тоже. А свобода с серебром в сумках — это совсем другое, нежели просто свобода. — Кстати, девочка. Сколько ты там добра с этих архаровцев взяла?

— Вот серебро, господин. — Урсула выложила на шкуру рядом с ним несколько мешочков. — Еще два меча взяли, четыре топора, ножи, капканы, пучки конского волоса, рубахи, портки теплые, платки, серьги, ожерелье бисерное…

Олег сграбастал мешки все вместе, взвесил в руке: килограмма три. Неплохо промысловики сезон провели, примерно пятнадцать гривен на четверых. Эти и вправду могли ради праздника девку за гривну себе позволить. А платки, серьги, ожерелье… Небось подарки женам да невестам везли. Будут теперь вдовы да девки слезы лить. И чего вас, идиотов, на чужие сладости потянуло?

— Убирай… — бросил серебро обратно на мех ведун, поднялся. — Посмотри хворост под соснами. Сучья, ветки с хвоей. Я пойду, бересты с деревьев надеру. Нам огонь нужен. Срочно.

Он кинул на снег отсеченную кисть руки. Урсула взвизгнула и отпрыгнула в сторону.

— Ты чего? — не понял Олег. — Только что трупы ощупывала, а теперь из-за куска мяса визжишь.

— Прости, господин, — перевела дух девочка. — Я не ожидала.

— Разговоры потом. Собирай хворост.