Трудно быть храбрым - Екатерина Вильмонт

— Петька едва не заснул в качалке. Куда ж они запропастились? А вдруг Яны нет дома? Вот было бы здорово! Хотя нет, ведь тогда он не спасет ее! Так неинтересно!

— И вот у дома затормозила машина. Петька осторожно выглянул в окно. Из рыжих «Жигулей» выскочил парень, конечно же, это Глеб, и открыл ворота. Машина въехала на участок, Глеб закрыл ворота и подбежал к машине, открыл заднюю дверцу и помог выйти Яне, а за нею и Семенычу, немолодому грузному мужику, с которым Яна была скована наручником. Петька мгновенно исчез в своем убежище. Оттуда ему было все отлично слышно.

— Проходите, проходите, дамочка. Не волнуйтесь, мы вам никакого вреда не причиним. Пока, — ласково говорил Семеныч.

— Не понимаю, зачем вы меня похитили? Какой вам смысл? За меня некому заплатить выкуп. А у меня самой денег кот наплакал. Знаете, какие гроши платят нынче за художественный перевод? Только не сдохнуть с голоду.

— «Ну и Яна!» — восхитился Петька. Какое присутствие духа!

— А как же ваш друг сердечный, господин Русанов? Он разве не заплатит за вас?

— Русанов? С какой это стати он будет за меня платить? Кто я ему? Одна из многих переводчиц, которые работают на его издательство! Зачем я ему?

— У нас, дамочка, другие сведения.

— Не знаю я, какие у вас сведения, только Борис Валентинович за меня и рубля не даст!

— Он что же, такой сквалыга? Неужто он не выкупит такую очаровашку?

— Знаете, на всех очаровашек ни у кого денег не хватит. Если вам нужны деньги, так взяли бы лучше его брата, Русанов в нем, говорят, души не чает!

— А вот это уж наше дело! И потом, с чего вы взяли, что нам нужен выкуп?

— А что? Что вам нужно?

— Успокойтесь, — раздался голос Глеба, — нам лично от вас ничего не нужно, но вот наш шеф… Он вечером приедет и тогда сам со всем разберется, и с вами в том числе.

— Я уже поняла — вы украли меня, чтобы так или иначе влиять на Русанова. А с чего вы взяли, что на него это подействует? Уверяю вас, меня с Русановым связывают чисто деловые отношения.

— Да ладно, всей Москве известно, что он постоянно у вас бывает.

— Да, он часто заезжает ко мне, потому что у меня дома отличная библиотека американской фантастики. Ее собрал мой покойный муж. К тому же я подбираю для Русанова новые книги, рецензирую их, а он человек воспитанный, любезный, и не вынуждает меня таскаться к нему в издательство, оно ведь находится у черта на куличках.

— Вас неоднократно видели с ним в театрах и ресторанах.

— Ну и что? — стояла на своем Яна.

— Петька был потрясен ее храбростью. Он думал, она будет в полуобмороке от страха, а она… Да… Не слабо!

— Вот что, дамочка. Вы можете навешать нам на уши хоть кастрюлю лапши, но разбираться с вами будет шеф. И хватит мне мозги компостировать. Голова уже разболелась от вашего трепа. Ишь, развоевалась! Слышь, Шуга, давай-ка пластырь. Залепим дамочке ротик, а то разговорчивая больно, и в подвал ее. До приезда шефа.

— Нет, Семеныч, не надо пластырь, — сжалился над Яной Глеб. — Вон у нее кожа какая нежная, давай по старинке ей кляп воткнем, и все дела. А то вдруг и впрямь что не так, шеф с нас три шкуры спустит!

— Эх, Глебчик, один раз тебя твоя доброта уже подвела! Ну, да ладно!

— Эй, что вы собираетесь делать! — воскликнула Яна. — Я не хо…

— Ну вот, теперь потише будет, — с удовлетворением произнес Семеныч. — И ручонки тебе скрутим немножко, чтоб не вытащила кляп. Пошли, Глеб, отведем дамочку в подвал, самое лучшее место для нее.

«Все пропало!» — ужаснулся Петька. Со связанными руками Яна не найдет записку, которую он оставил ей на топчане под одеялом, записку, в которой он подбадривал ее, обещая непременно вытащить из подвала. И не узнает, что у нее есть друг, что он поблизости. Интересно, они сковали ей руки наручниками или же просто связали веревкой?

— Ну вот и все, теперь она никуда от нас не денется, — с облегчением сказал Семеныч.

— Петька совсем было расстроился, но потом вспомнил о той своей находке… Дело в том, что, обшаривая дом, он нашел в аптечке пузырек с нембуталом, довольно сильным снотворным, которое он не раз видел у бабы Мани. Несколько таблеток в бутылку фанты, еще несколько в открытый пакет томатного сока… Скорее бы они сели обедать!

— Глеб, а я опять жрать хочу! Тушенку будешь?

— Да ну ее, с души воротит.

— Слышь, Глеб, тут что-то странное в холодильнике!

— Мышь, что ли?

— Какая, к черту, мышь! Я могу башку дать на отсечение: когда давеча яичницу жарил, в холодильнике десяток яиц был!

— А теперь стало два десятка? — насмешливо отозвался Глеб.

— Жди, так не бывает! А только хошь верь, хошь неверь, их теперь семь!

— Слушай, Семеныч, чего ты мне голову морочишь? Куда три яйца делись?

— Вот то-то и оно! Боюсь, тут кто-то был. Или еще того хуже…

— Что?

— Домовой!

— Домовой? Ну ты даешь, старый! — расхохотался Глеб. — Домовой! Родной, у тебя пуля в голове!

— Какая пуля?

— Да так говорят… И по-твоему, домовой три яйца схряпал? Как он их ел? Сырыми? Всмятку? Или яичницу жарил?

— Ну, это я не знаю… Слушай, Глебушка, а кто, по-твоему, мальца-то отпустил? По всему выходит, домовой, больше некому. Сам посуди, кабы не домовой, малец уже сюда бы ментов навел полный дом. Ох не нравится мне это, ох не нравится!

— Слушай, Семеныч, а с чего бы это домовому парня отпускать? Он же вроде должен интересы хозяина отстаивать, а хозяин тут я, по крайней мере на год.

— Все правильно, Глебчик, все правильно! Он твои интересы и отстаивает. Если б тут накрыли нас с этим парнем, ох, плохо бы нам пришлось! Вот он и отвел от нас беду. И парню небось внушил, чтобы он про нас помалкивал! Вот я что думаю.

— Петька чуть не умер от смеха у себя за занавеской.

— Что ты плетешь, старый?

— Старый — умный! А яйца он сожрал, чтобы нам показать, что это он тут о нас заботится.

— Глупости! Я вот слышал, если домовой заводится в доме, он стучать начинает. Даже переговариваться с ним можно стуком. А вот насчет того, чтоб яйца жрать…

— А давай постучим! Может, и отзовется.

— Семеныч постучал по столу чем-то металлическим, наверное, ножом или вилкой. Петька решил ответить и постучал в стену костяшками пальцев.

— Слыхал! — закричал Семеныч. — Что я тебе говорил!

— А ну, постучи еще! — потребовал Глеб.

— Нет, Глебушка, я боюсь! Хватит, не надо! Не искушай судьбу!

— Какую, блин, судьбу? Совсем помешался, старый!

— Из кухни снова раздался металлический стук. Но на сей раз это была азбука Морзе. Кто там? Кто там? — выстукивал Глеб.

— Домовой! Домовой! — отстучал Петька. Года два назад он увлекался азбукой Морзе.

— Глебчик, ты чего так побелел?

— Семеныч, он мне морзянкой отстучал, что он домовой!

— Вот! Вот! А я что говорил!

— Слушай, а откуда ж домовой морзянку знает? — растерянно проговорил Глеб.

— Наверное, морзянку эту домовые придумали, а человек… он, понятное дело, подхватил и приспособил… Человек, он такой! Я вот слыхал, дома какие-то строят, по примеру пчел, как соты… В Японии, кажись…

— Да ерунда все это, просто мы с тобой нынче перенервничали. Да и вчера денек нелегкий был, и набрались мы вечером… вот и мерещится… — неуверенно говорил Глеб.

— Петька подумал было, не отстучать ли им, чтобы немедленно освободили женщину… Но это было бы слишком просто, слишком прямо… А «нормальные герои всегда идут в обход» — вспомнил он строчки из какой-то песни. Ему так хотелось быть героем, или по крайней мере выглядеть героем в глазах Яны… Это еще успеется, решил он.

— Это, Глебушка, у тебя от воспитания, всех вас учили не верить ни в бога, ни в черта… А меня мамаша хоть и тайком, а в истинной вере воспитала…

— Оно и видно, — хмыкнул Глеб, — вся твоя жизнь это доказывает! Сколько раз в тюряге-то парился? А?

— Так то давно было!

— А теперь ты, конечно, богоугодным делом занимаешься?

— Ой, не говори, парень, но это, может, господь меня так испытывает!

— Тьфу! Ну и путаница у тебя в голове, Семеныч! Чистый винегрет! Давай лучше дернем по маленькой, хоть чертовщина всякая перестанет мерещиться! Наливай!

— А чем заедать-то будем?

— А помидоркой закусим! В самый раз!

«Ну и дурак же я, — подумал Петька. — Надо было в водку снотворное сыпануть. А то сейчас они выпьют, помидорчиком закусят, а фанту и томатный сок не тронут. Сиди тогда здесь до второго пришествия! А Яна с кляпом во рту, со связанными руками валяется в подвале и даже мою записку прочесть не может!» От злости Петька аж зубами заскрипел.

— Нет, Глебчик, не хочу я эту помидорку, разве ж это помидоры? Вот у моей сестры на Кубани помидоры так помидоры! Сахарные, налитые, а в этих либо одна вода, либо резина. Не умеют за границей помидоры ростить, ох не умеют! Давай лучше баночку селедки откроем да томатным сочком запьем.

— Давай, селедка так селедка, мне без разницы…