"Желаний своевольный рой". Эротическая литература на французском языке. XV-XXI вв. - Жан Молине
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и это еще не все: если навести порядок в обителях разврата, они могут приносить заметную выгоду. Я разъясню эту мысль в следующих письмах, ибо нынче разговорился сверх меры. Ты не любишь напыщенных посланий, не содержащих ничего, кроме пустопорожних рассуждений; я надеюсь потрафить твоему вкусу, представив на твой суд идеи, способные принести пользу роду человеческому. […]
Твой любезный д’Альзан.
Четвертое письмо: от д’Альзана к де Тианжу
[Д’Альзан виделся с Урсулой наедине и, против обыкновения, держался скромно и сдержанно.]
Возвращаюсь к моему плану.
I. О необходимости иметь особые места, отведенные для публичных женщин
Ты уже понял, что намерение мое состоит не в том, чтобы осудить проституцию как нечто совершенно неприемлемое в правильно устроенном государстве. Напротив, я полагаю, что в больших городах, как это ни печально, проституция есть вещь совершенно необходимая, особенно же необходима она в Париже, Лондоне или Риме — городах, каждый из которых сам по себе составляет целый мир.
Помнится, я уже писал тебе, что в древности без публичных девок обходились только в Спарте. Законы Ликурга отнимали стыдливость даже у самых целомудренных, а это, должно быть, делало вожделение менее жгучим. Но это еще не все: законодатель, которого греки долгое время считали мудрейшим из мужей, слишком хорошо знал сердце человеческое, чтобы не почувствовать, что, до тех пор пока законное право обладать женщиной будет принадлежать только ее супругу, у всех остальных невозможность обладать ею на основаниях столь же законных будет возбуждать желания самые неодолимые. Ликург повелел, чтобы граждане Спарты, у которых все уже было общим, смогли обмениваться также и женами. Он предписал даже тем, кто бесплоден, на время уступать свою жену другому. В республике, где все граждане были равны и вкушали пишу сообща, где, следственно, не было места роскоши ни в кушаньях, ни в платье, ни в жилищах и где, наконец, каждый мужчина мог притязать на всех красавиц, а все женщины — следовать своим влечениям, ибо законы их не осуждали, в такой республике проституция, подлое установление, по вине которого хорошенькая девица делается бесправнее скота, существовать не могло.
В Афинах, Риме и во всех других государствах, где понятия о браке были куда менее четкими, чем у нас, имелись места, предназначенные для распутства. Однако я убежден, что сегодня в одном только Париже или Лондоне найдется больше публичных девок, чем насчитывалось во всей Греции или Италии в пору наибольшей развращенности греков или римлян. Ибо мало того, что у греков и римлян был разрешен развод, хозяин там имел право удовлетворять свои желания с помощью рабынь. В наши дни по этой же самой причине проституция почти полностью отсутствует у мусульман и крайне редка у индийцев и обитателей Нового Света. Испанские варвары, дабы придать хоть каплю законности своим зверствам, своей безжалостной тирании, обвиняли этих последних в гнусных извращениях, однако добродетельный епископ Лас Казас, изъездивший всю Южную Америку, доказал, что обвинения эти не более чем клевета.
Я далек от мысли запрещать целомудрие, оправдывать развод, преуменьшать тот ужас, который должен внушать всякому поборнику справедливости варварский обычай покупать красивую девушку, как если бы это сокровище, куда более драгоценное, чем богатства любого государя, могло быть оценено в деньгах, и отрицать тот несомненный факт, что деспотическая власть, какую покупщик приобретает над купленной красавицей, столь же противна велениям природы, сколь и голосу разума. Наши нравы, как бы беспорядочны они ни были, все равно следует предпочесть нравам древних или мусульман. Осмелюсь сказать больше: ради того чтобы жены наши не были ежедневно окружены целым роем презренных соблазнителей, можно согласиться даже на увеличение числа публичных девок. Цена недешевая, но дело стоит того, если все жены станут так же верны своим мужьям, как Аделаида де Тианж, и перестанут рожать детей, беззаконно наследующих наше имя и наши права! Опыт подсказывает, что супруга, позволившая себе нарушить первую из своих обязанностей, никогда на этом не останавливается; женщина, изменяющая мужу, изменяет и собственному ребенку; зачастую все ее состояние уходит на удовлетворение прихотей подлого прельстителя, а простодушный муж порой опоминается, лишь узнав, что он разорен вконец. Однако чтобы соблазнить порядочную женщину или девицу, потребны хлопоты, ухаживания, а порой и огромные расходы, ибо волею прекрасного пола под нашими ногами раскрывается пропасть, поглощающая деньги и тех любовников, которых красавицы одаряют своими милостями, и тех, кого только морочат. Я видел, любезный Тианж, как многие из тех презренных людей, которым ничего не стоит совершить преступление, страшились затевать интригу с замужней женщиной и отступались, ничего не добившись; они предпочитали иметь дело с женщинами, которые не только любезничают, но и отдаются мужчинам за деньги, ибо, говорили они, такие связи ни к чему не обязывают и можно их прерывать и возобновлять, когда вздумается. А если бы они таковых не нашли? Тогда они наверняка пошли бы на все ради удовлетворения самой настоятельной из потребностей. Отсюда я вывожу, что проституция есть зло, позволяющее избежать зла более страшного.
В самом деле: в наш век, когда число холостяков стремительно возрастает и даже те мужчины, которые согласились связать себя узами брака, вынашивают преступные намерения жить ради себя одних и боятся отягощать себя потомством, когда священнослужители ведут себя совершенно несогласно со своим саном (ибо жить согласно с ним способны лишь очень немногие), какая добродетель устоит против покушений стольких врагов, заинтересованных в ее падении? Разве способны законы, даже самые суровые, уберечь от насилия прекрасный пол, который почитает за честь играть с огнем, но боится обжечься? Толпы иностранцев наводняют большие города; они покинули своих друзей и любовниц, но неразлучны с собственными желаниями и тем легче возбуждаются при виде первого же существа женского пола, что жительницы столичных городов более кокетливы и более соблазнительны. Вдобавок чужестранцы эти, внезапно лишившись привычных развлечений, ощущают в сердце пустоту, которую стремятся заполнить не чем иным, как любовью. Ты сам, любезный друг, угадаешь дальнейшее. О! скольким женщинам грозили бы соблазнения, похищения и насилие, когда бы не проституция! Если же избрать способ трудный, чтобы не сказать неисполнимый, и переменить наши нравы таким образом, чтобы сношения между полами прекратились почти совершенно, к чему это приведет? К торжеству зла еще более страшного: женоподобные негодяи станут бессовестно попирать законы общества и природы; сыновьям нашим будут грозить поползновения грязных сластолюбцев. […]
Пятое письмо: от д’Альзана к де Тианжу
15 мая
[На свидании с Урсулой д’Альзан открывает ей свое сердце, но она выслушивает его признания холодно; д’Альзан в отчаянии, однако это не мешает ему продолжать рассказывать де Тианжу о своих реформаторских планах.]
II. Нежелательные последствия проституции
Нет-нет, друг мой, я совершенно не заблуждаюсь насчет нежелательных последствий, какими будет сопровождаться существование публичных женщин, даже если реформировать их жизнь согласно моему плану: последствия эти многообразны. Например, я не могу скрыть от себя самого, что:
1) вводить в этих подлых заведениях правила — значит показывать, что правительство уделяет им внимание, которого они, однако, вовсе недостойны;
2) наличие простых, надежных и недорогих способов удовлетворения желания вне брака уменьшит, возможно, число законных брачных союзов;
3) христианин не должен смотреть сквозь пальцы на преступление, которому мой план, что ни говори, призван способствовать;
4) наконец, найдутся люди, которые сочтут, что своего рода одобрение, какого удостаиваются в случае исполнения моего плана публичные женщины, повлияет на нравственность и нечувствительно заставит общество взирать с меньшим презрением на эту крайнюю стадию человеческого падения. Примерно такие же возражения обнаружил я и в твоем письме. Ты, правда, добавляешь еще: таким образом мы обезоруживаем божественное правосудие, которое еще на этом свете карает распутниц бедами, порождаемыми не чем иным, как их распутным поведением. Но ты, должно быть, забыл, что это возражение я предвидел заранее.
Рассмотрим теперь, сколь многих опасностей мы избегнем, если пренебрежем теми нежелательными последствиями, которые вытекают из занятий проституции в любом случае, вне зависимости от моего плана:
I. Ужасная болезнь, которую проституция распространяет безостановочно, беспрерывно. Недуг поражает несколько поколений: многие его жертвы получают болезнь по наследству. […]