Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

История едва ли согласится безусловно с этим приговором, но кто примет в соображение революцию, произведенную выродившимся эллинизмом того времени в образе жизни и во взглядах римлян, тот скорее усилит, чем смягчит этот приговор чужеземным нравам. Семейные узы слабели с ужасающей быстротой. Содержание гризеток и мальчиков-фаворитов распространялось подобно моровой язве, а при тогдашнем положении дела нельзя было принять никаких действительных мер против этого зла даже законодательным путем; высокий налог, которым Катон в бытность цензором (570) [184 г.] обложил этот самый гнусный разряд рабов, не принес сколько-нибудь значительных результатов, и по прошествии нескольких лет его взыскание фактически прекратилось вместе с взысканием имущественных налогов. Вместе с этим естественно уменьшилось число браков (на что сильно жаловались еще в 520 г. [234 г.]) и увеличилось число бракоразводных дел. В самых знатных семействах совершались ужасные преступления; так, например, консул Гай Кальпурний Пизон был отравлен своей женой и пасынком с целью вызвать необходимость новых выборов и доставить высшую должность этому пасынку, что и удалось (574) [180 г.]. Кроме того уже началась эмансипация женщин. По старому обычаю замужняя женщина находилась юридически под властью мужа, равной отцовской власти, а незамужняя женщина — под опекой своего ближайшего родственника по мужской линии, лишь немногим уступавшей отцовской власти; личной собственности замужняя женщина не имела, а лишившаяся отца девица или вдова если имела такую собственность, то не могла ею распоряжаться. Но теперь женщины начали домогаться имущественной независимости; они стали частью удерживать в своих руках распоряжение своим имуществом, освобождаясь от опеки агнатов при помощи разных адвокатских уловок и особенно посредством фиктивных браков, а частью при самом вступлении в брак уклоняться от необходимой власти супруга не намного лучшим способом. Масса капиталов, накопившихся в руках женщин, показалась политикам того времени столь опасной, что были приняты следующие небывалые меры: законом было запрещено (585) [169 г.] назначать женщин наследницами по завещаниям, и в высшей степени произвольным путем стали даже лишать женщин наследств, переходивших к ним без завещания по боковой линии. Точно таким же образом и тот семейный суд над женщинами, который находился в тесной связи с властью мужа и опекуна, стал мало-помалу обращаться на практике в отживший старинный обычай. Но и в общественных делах женщины уже начинали проявлять свою волю при удобном случае: как говорил Катон, «властвовали над владыками мира»; их влияние стало заметным на гражданских собраниях, а в провинциях уже стали воздвигать статуи римским дамам. Роскошь в одежде, в украшениях, в домашней утвари, в постройках и за столом все увеличивалась; после предпринятой в 564 г. [190 г.] экспедиции в Малую Азию господствовавшая в Эфесе и Александрии азиатско-эллинская роскошь перенесла в Рим свою пустую утонченность и свою мелочность, на которую тратилось много денег и много времени, но которая отравляла удовольствие. И здесь женщины играли главную роль: несмотря на яростную брань Катона, они добились того, что после заключения мира с Карфагеном (559) [195 г.] было отменено состоявшееся вскоре после битвы при Каннах (539) [215 г.] постановление гражданства, запрещавшее им носить золотые украшения и пестрые одежды и ездить в экипажах; их рьяному противнику не оставалось ничего другого, как обложить эти товары высокой пошлиной (570) [184 г.]. В то время нашло себе доступ в Рим множество новых предметов, большей частью предметов роскоши — красиво отделанная серебряная посуда, обеденные диваны с бронзовой отделкой, так называемые атталийские одеяния и ковры из тяжелой золотой парчи. Эта новая роскошь касалась преимущественно обеденного стола. Прежде горячие кушанья подавались только раз в день, а теперь они стали нередко появляться и при втором завтраке (prandium), и для главной трапезы стали считаться недостаточными прежние два блюда. Прежде женщины сами пекли и стряпали на кухне, и только в случае пирушки нанимался повар-профессионал, который приготовлял кушанья и пек хлеб. Теперь же появилось на свет ученое поварское ремесло. В хороших домах стали держать своего повара. Пришлось разделить труд, и из поварского ремесла выделились два побочных — печенье хлеба и изготовление пирожного; около 583 г. [171 г.] в Риме появились первые булочные. Нашлись любители стихов, где говорилось об уменье хорошо есть и помещались длинные списки самых вкусных морских рыб и разных морских продуктов, при этом дело не ограничивалось одной только теорией. В Риме стали цениться иноземные лакомства, понтийские сардинки и греческие вина, и указания Катона, что примесью рассола можно придавать обыкновенному туземному вину вкус того, которое привозилось из Коса, едва ли причинили большой убыток римским виноторговцам. Старинные песнопения и сказки, которые рассказывались гостями и их мальчиками, были заменены игрою азиатских арфисток. Прежде римляне, конечно, немало выпивали за обедом, но им еще были незнакомы настоящие попойки, а теперь у них вошли в обыкновение форменные кутежи, причем вино слабо разбавлялось водой или вовсе не разбавлялось, а пили его из больших кубков, и вслед за одним вином подавалось другое по установленной очереди; у римлян это называлось «пить по-гречески» (graeco more bibere) или «грековать» (pergraecari, congraecare). Вслед за этими попойками игра в кости, правда, уже издавна бывшая в употреблении у римлян, достигла таких масштабов, что законодательство было принуждено принять против нее меры. Лень и безделье заметно усиливались247. Катон предлагал вымостить городскую площадь остроконечными каменьями, для того чтобы положить конец тунеядству; эта шутка вызвала смех, но число праздношатающихся и зевак прибывало со всех сторон. О том, до каких страшных размеров дошли в течение этой эпохи народные увеселения, мы уже говорили. Помимо устраивавшихся изредка и не игравших никакой особой роли состязаний в беге и бега колесниц, которые скорее следует отнести к числу религиозных обрядов, в начале этой эпохи справлялся в сентябре только один общий народный праздник, который продолжался четыре дня и на который тратилась сумма, не превышавшая установленного максимума; а в конце этого периода этот народный праздник длился по меньшей мере шесть дней и сверх того справлялись в начале апреля праздник матери богов, или так называемые Мегаленсии, в конце апреля праздники Цереры и Флоры, в июне праздник Аполлона, в ноябре плебейский праздник, которые все, по всей вероятности, продолжались по нескольку дней. К этому следует прибавить многие вновь восстановленные старые празднества, причем благочестивые угрызения совести, вероятно, только служили предлогом, и беспрестанные случайные народные празднества, к числу которых относятся ранее упомянутые пиры по поводу обетов о пожертвовании десятой доли имущества, пиры богов, триумфальные и похоронные торжества и в особенности те празднества, которые впервые справлялись в 505 г. [249 г.] по истечении одного из самых длительных периодов времени, установленных этрусско-римской религией, так называемых Saecula. Вместе с тем увеличивалось и число домашних праздников. Во время второй пунической войны вошли в обычай у знатных людей уже упомянутые нами пиршества в день прибытия матери богов (с 550 г.) [204 г.], а у незнатных — подобные им сатурналии (с 537 г.) [217 г.] — и те и другие под влиянием с тех пор неразрывно связанных между собою властей — иноземного попа и иноземного повара. Римляне были уже близки к такому идеальному состоянию, когда всякий праздношатающийся мог заранее знать, где он может убить день, — вот до чего дошла община, в которой деятельность когда-то была целью жизни как для каждого в отдельности, так и для всех вообще и в которой праздное наслаждение жизнью осуждалось как обычаями, так и законами! А среди этих празднеств все более брали верх дурные и деморализующие начала. Правда, бег колесниц все еще был самым блестящим и заключительным моментом народных празднеств; и один поэт того времени очень живо описал напряженное внимание, с которым взоры толпы были прикованы к консулу, когда он готовился дать сигнал о начале бега. Но прежние увеселения уже не удовлетворяли народ, который требовал каждый раз чего-нибудь нового и более разнообразного. Наряду с отечественными борцами и бойцами выступают теперь (в первый раз в 568 г. [186 г.]) греческие атлеты. О драматических представлениях будет сказано ниже; перенесение в Рим греческой комедии и трагедии, конечно, также было приобретением сомнительного достоинства, хотя все же, без сомнения, лучшим из всех тех, какие были сделаны в этом случае. Римляне, вероятно, уже давно устраивали для забавы публики ловлю зайцев и лисиц, но теперь эти невинные забавы превратились в настоящие травли, и в Рим стали привозить (как доказано, в первый раз в 568 г. [186 г.]) стоивших огромных денег африканских диких зверей — львов и пантер, которые, убивая или подыхая, должны были услаждать взоры столичных зевак. Еще более отвратительные бои гладиаторов проникли теперь в Рим в том виде, в каком они были в ходу в Этрурии и Кампании; в 490 г. [264 г.] была в первый раз пролита на римской площади человеческая кровь ради забавы. Эти безнравственные увеселения, естественно, вызывали и строгие порицания; консул 476 г. [278 г.] Публий Семпроний Соф прислал своей жене разводную за то, что она присутствовала на похоронных играх; правительство добилось от гражданства постановления, запрещавшего привозить в Рим иноземных диких животных, и строго следило за тем, чтобы на общинных празднествах не появлялись гладиаторы. Но и в этом случае у него не хватило твердой власти или твердой решимости; ему, по-видимому, удавалось не допускать звериной травли, но появление гладиаторов на частных празднествах и особенно при похоронных церемониях не прекратилось. Еще труднее было помешать публике отдавать предпочтение комедианту перед трагиком, акробату перед комедиантом, гладиатору перед акробатом и пристрастию театральной сцены к барахтанью в грязи эллинской жизни. Культурные начала сценических и музыкальных увеселений были заранее отброшены, организаторы римских празднеств вовсе не имели в виду хотя бы на миг силой поэзии поднять всю массу зрителей до одного уровня с чувствами лучших людей, как это делала греческая сцена в свое цветущее время, или доставлять художественное наслаждение избранному кружку, как это стараются делать театры нашего времени. О характере римской театральной дирекции и римских зрителей можно составить себе понятие по следующему факту: во время происходивших в 587 г. [167 г.] триумфальных игр лучшие греческие флейтисты не произвели никакого впечатления своими мелодиями; тогда режиссер приказал им прекратить музыку и вступить между собою в кулачный бой, и это вызвало в публике такой восторг, что ему не было конца. Теперь уже не греческая зараза губила римские нравы, а, напротив того, ученики стали развращать своих наставников. Гладиаторские игры, с которыми не была знакома Греция, были в первый раз введены при сирийском дворе царем Антиохом Эпифаном (от 579 до 590) [175—164 гг.] — этим профессиональным подражателем римлянам; хотя сначала они возбудили в более гуманной и одаренной более изящным вкусом греческой публике скорее отвращение, чем удовольствие, тем не менее они не прекратились и стали мало-помалу входить в обыкновение в более широких кругах. Само собой понятно, что за этой революцией в жизни и в нравах следовала экономическая революция. Жизнь в столице становилась все более заманчивой и все более разорительной. Плата за наем квартиры достигла неслыханных размеров. За новые предметы роскоши платились безумные цены: за бочоночек сардинок из Черного моря — 1600 сестерциев (120 талеров), т. е. дороже, чем за пахотного раба, за красивого мальчика — 24 тысячи сестерциев (1800 талеров), т. е. дороже, чем за иную крестьянскую усадьбу. Поэтому и для высших и для низших классов населения главной целью сделались деньги и только деньги. В Греции уже давно никто ничего не делал даром, как сами греки признавались в этом с похвальной наивностью; со второй македонской войны и римляне стали подражать в этом отношении эллинам. Пришлось ограждать респектабельность законодательными подпорами, издав, например, народный декрет, запрещавший ходатаям брать деньги за их услуги; прекрасное исключение составляли только юристы, которых не было надобности обуздывать постановлениями гражданства, так как они держались благородного обыкновения подавать советы бесплатно. По мере возможности не крали открыто, но все кривые пути, которые могли привести к быстрому обогащению, считались дозволенными — грабеж и попрошайничество, обман при исполнении подрядов и надувательство в денежных спекуляциях, лихоимство в торговле деньгами и в торговле хлебом, даже экономическая эксплуатация таких чисто нравственных отношений, как дружеские и брачные. В особенности браки сделались предметом спекуляции для обеих сторон; вступление в брак из-за денег сделалось обыкновенным явлением, и возникла необходимость отнять законную силу у подарков, которыми обменивались супруги. При таком положении дела нисколько не удивительно, что стало известно о заговоре, составленном с целью поджечь столицу со всех сторон. Если человек не находит уже никакого удовольствия в труде и работает только для того, чтобы как можно скорее достигнуть наслаждений, то он не делается преступником только благодаря счастливой случайности. Судьба щедро осыпала римлян всеми благами могущества и богатства, но ящик Пандоры на деле оказался подарком сомнительного достоинства.