Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы) - Иван Майский

Между тем реальный Рузвельт не совсем походил на свой идеализированный легендой портрет. Лично мне пришлось столкнуться с ним на Крымской конференции глав трех держав в феврале 1945 г. и в течение почти десяти дней близко его наблюдать. Я имел с ним также несколько разговоров в кулуарах конференции. И вот, суммируя свои тогдашние впечатления о Рузвельте и сопоставляя их со всем тем, что мне довелось в разное время слышать и читать о нем, я составил себе такое представление о фигуре американского президента.

Рузвельт был несомненно государственным деятелем очень крупного масштаба — двумя головами выше таких людей, как его предшественник на президентском кресле Гувер или его преемник Трумэн, — но он являлся государственным деятелем вполне буржуазного толка. У Рузвельта имелись острый ум, широкий размах, громадная энергия. Он видел гораздо дальше, чем другие представители американского господствующего класса. Он понимал, что в обстановке 30-40-х годов XX столетия защита интересов этого класса требовала не совсем обычных средств, и он решительно применял их, нередко вызывая шумное сопротивление со стороны более реакционных и близоруких кругов американской буржуазии. Вопреки их воле Рузвельт, чтобы спасти американский капитализм в один из тягчайших для него моментов (мировой кризис 1929–1933 гг.), прибегал к мерам, выглядевшим весьма радикально. Однако Рузвельт всегда был и до конца остался плоть от плоти господствующего класса США, и его пресловутый «новый курс», как только что было сказано, лишь содействовал укреплению американского капитализма.

Буржуазная сущность Рузвельта ярко выявлялась и в области внешней политики. В предвоенные годы именно при нем США приняли закон о нейтралитете (1935 г.), который являлся настоящим подарком для фашистских агрессоров, ибо этот закон запрещал американским гражданам продажу оружия воюющим государствам, независимо от того, кто был агрессором, а кто жертвой агрессии. Именно в силу этого закона США отказали Эфиопии в оружии, когда Муссолини напал на нее. Точно так же в годы испанской войны 1936–1939 гг. США поддерживали англо-французскую политику «невмешательства», являвшуюся лишь слегка завуалированной интервенцией в пользу генерала Франко, и решительно отказывались продавать оружие Испанской республике. Свое «невмешательство» американское правительство понимало так широко, что, когда в 1937 г. в Нью-Йорк прибыло судно с пятью сотнями детей, эвакуированных из Испанской республики в Мексику, им не было позволено сойти на берег для продолжения своего пути к месту назначения через территорию

Конечно, Рузвельт как крупный политический деятель раньше других понял опасность гитлеризма для мировых позиций США и сделал отсюда необходимые практические выводы. Он даже пошел, на столь беспрецедентный акт, как участие в антигитлеровской коалиции вместе с Советским Союзом, — этого до сих пор ему не могут простить американские мракобесы. Однако, сражаясь бок о бок с Советской страной, Рузвельт тем не менее оставался верен своей буржуазной сущности, и это очень наглядно проявилось в его позиции по вопросу о втором фронте.

Я уже говорил, что американский план ведения войны, который с санкции президента был выдвинут Гопкинсом и Маршаллом на англо-американском совещании в апреле 1942 г., исходил из чисто военных соображений и лишь в последнюю очередь учитывал требование СССР об открытии второго фронта в Северной Франции. Рузвельт считал врагом № 1 Германию и хотел прежде всего ее разгромить. Япония была для него враг № 2. С точки зрения общей стратегии войны, это было правильно. Однако в США тогда имелась влиятельная группировка, возглавляемая командующим американскими военно-морскими силами адмиралом Кингом, которая считала, что врагом № 1 является Япония. Когда летом 1942 г. благодаря сопротивлению Черчилля против организации «Оверлорда» выяснилось, что потребуется 12 месяцев подготовительной работы для осуществления данной операции в 1943 г., т.е. 12 месяцев внешней пассивности на фронтах, Рузвельт испугался: не использует ли группировка Кинга эту пассивность в своих интересах? Не сумеет ли она «убедить» решающие силы США в том, что врагом № 1 должна считаться Япония?

Борьба против такой опасности могла вестись двумя путями: или надо было оказать сопротивление Черчиллю и добиться осуществления «Оверлорда» в 1942 г., что, учитывая разницу в соотношении сил между США и Англией, было вполне возможно, или же надо было пойти на поводу у Черчилля и, отказавшись от «Оверлорда» в 1942 г., поискать какого-либо другого фронта в Европе или Африке, где американские солдаты теперь же, осенью 1942 г., схватились бы с германским фашизмом. Рузвельт выбрал второй путь, потому что это подсказывали ему все инстинкты, навыки, расчеты, надежды, понятия буржуазного государственного деятеля.

Так получилось, что летом 1942 г. в вопросе о втором фронте победу одержал Черчилль.

Когда сейчас, много лет спустя, я перебираю в памяти все подробности борьбы вокруг открытия второго фронта в те далекие дни, я снова и снова задаюсь вопросом: как могли Рузвельт и Черчилль подписывать в июне коммюнике об открытии второго фронта в 1942 г., хорошо зная, что накануне, в апреле, они решили организовать второй фронт только в 1943 г.? Как могли они заверять нас, что откроют второй фронт в 1943 г., когда они начинали операцию «Факел» осенью 1942 г.?

Черчилль мне не раз говорил:

— Врага надо всегда обманывать, широкую публику иногда можно обманывать для ее же пользы, но союзника никогда нельзя обманывать.

Переговоры о втором фронте в 1942 г. служат прекрасной иллюстрацией того, как буржуазные государственные деятели не на словах, а на деле понимали свои обязанности по отношению к союзнику.

Черчилль решает ехать в Москву

С середины июля 1942 г. немцы начали наступление на Сталинград. Хотя советские войска проявили большое упорство и героизм в защите своих позиций, однако враг постепенно все больше оттеснял их. 15 июля были эвакуированы Богучары и Миллерово, 19 июля — Ворошиловград, 27 июля Ростов-на-Дону и Новочеркасск. Сильные бои проходили в районе Клетской, Цимлянской, Котелышковой, Белой глины и ряда других пунктов нижнего течения Дона. Эти успехи германской армии вызвали громадную тревогу в Советской стране, да и за ее пределами. В Англии вновь подняли голову всевозможные Кассандры, которые на все лады доказывали, что гитлеровская армия непобедима, что русские не смогут устоять на Волге, что это поражение окончательно подорвет силу их сопротивления и что, пожалуй, они могут начать переговоры с Германией о заключении сепаратного мира. Ведь заключили же большевики сепаратный мир с кайзером в 1918 г.!