Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории - Ричард Матесон

Домой он вернулся в десять утра, с кровью и кожей под ногтями. Когда Эдди взглянул на пальцы, его чуть не вырвало. Дрожа всем телом, он улегся на кровать, уставился в потолок. «С этим покончено, — думал он. — Фотографии у меня». А ее он больше никогда не увидит, новая встреча его просто погубит. И так жажда насилия, поднявшаяся из неведомых глубин подсознания, заливала мозг, не позволяла думать ни о чем другом. Он попытался заснуть, но перед его мысленным взором возникали синяки на ее прекрасном теле, царапины, следы от укусов. Эдди буквально слышал, как она кричит.

Ее он больше никогда не увидит.

Джулия открыла глаза и увидела крохотные тени, движущиеся на стене. Повернула голову, посмотрела в окно. Пошел снег. Его белизна напомнила ей о том утре, когда Эдди показал ей фотографии.

«Фотографии». Вот что разбудило ее. Она закрыла глаза, сосредоточилась. Они горели. Джулия видела, как они и негативы горят в большом эмалированном лотке, в какой обычно наливают проявитель. Яркие языки пламени пожирали их, белая эмаль чернела от копоти.

Джулия задержала дыхание. Мысленно перенеслась в комнату, освещенную горящими фотографиями, огляделась, увидела тело, болтающееся на крюке в стенном шкафу.

Вздохнула. Быстро же все закончилось. Если у человека неуравновешенная психика, иначе и быть не могло. Та самая слабина, которая позволила ей войти в сознание Эдди, его же и погубила. Джулия снова открыла глаза, уродливое детское личико исказилось в улыбке. Ничего, он не первый и не последний.

Она лениво потянулась костлявым телом. Стриптиз перед окном, кола со снотворным, фотографии в мотеле — все это уже забывалось, хотя лесной эпизод вызвал довольную улыбку. Раннее утро, вокруг холодный белесый туман, зато в автомобиле температура как в духовке. На какое-то время она сохранит его в памяти. Как и изнасилование. А остальное ей ни к чему. В следующий раз она придумает что-нибудь получше.

На лекции по физике Филип Гаррисон впервые обратил внимание на эту девушку…

Немой

Мужчина в темном макинтоше прибыл в Даймон Корнерс ровно в два тридцать после полудня, в пятницу. Прямо с автобусной остановки он вошел в бар, где не было никого, кроме полной седой женщины за прилавком. Она перетирала посуду.

— Пожалуйста, — произнес он с акцентом, — скажите, где я могу найти суд?

Она взглянула на него сквозь ободок стеклянного бокала и увидела перед собой рослого и красивого мужчину лет тридцати с небольшим.

— Суд? — с интересом переспросила она.

— Ах да, как вы это говорите? Констебль? Как это будет по-английски?

— Шериф?

— О, ну конечно, — улыбнулся мужчина, — шериф. Где я могу найти его?

После подробных разъяснений, полученных от барменши, он неторопливо вышел на улицу, в сырой и серый день. Потоки дождя были нескончаемы с самого раннего утра, с той минуты, когда он проснулся в автобусе и увидел, что машина пересекает долину Каска. Мужчина поднял воротник, спрятал обе руки в карманы своего макинтоша и быстро пошел вниз в поисках главной улицы городка.

Он чувствовал себя виноватым оттого, что не приехал сюда раньше. Но у него было столько дел, столько хлопот с его собственными двумя детьми! Он точно знал, что с Фанни и с Холгером произошло что-то ужасное, но до сих пор был просто не в состоянии выехать из Германии. А ведь в последний раз он говорил с Нильсенами около полугода назад! Очень странно, что Холгер выбрал для себя такое отдаленное и труднодоступное место.

Профессор Вернер пошел еще быстрее, он отчего-то очень разволновался. Нужно поскорее выяснить, что случилось с Нильсенами и с их сыном, думал он. Их успехи были просто феноменальными — пример их сына вдохновлял всех остальных участников четырехстороннего эксперимента. Вернер чувствовал, что с Нильсенами случилось что-то страшное, и одновременно пытался убедить себя, что у них, может быть, все в порядке. Но тогда оставалось непонятным их долгое молчание.

Вернер в раздумье склонил голову. Может быть, все дело в этом городке? Вот у Элкенберга же случилась остановка в его работе, а все из-за бесконечных подсматриваний и советов — иногда вполне невинных, иногда навязчивых. Что-нибудь в этом роде могло случиться и с Нильсенами. Когда живешь в таком захолустье, это невольно меняет направление мыслей, это очень мешает в работе.

Офис шерифа помещался в строении посередине следующего квартала. Вернер быстро прошагал по дорожке, ведущей к дому, затем раскрыл дверь и оказался в большой, хорошо протопленной комнате.

— Да? — спросил шериф, поднимая голову от каких-то бумаг, лежащих перед ним на столе.

— Я хочу узнать у вас об одной семье, — сказал Вернер, — О семье Нильсенов.

Шериф Гарри Уилер взглянул прямо в глаза высокому незнакомцу.

Кора гладила брючки Пола, когда зазвенел телефон. Она поставила утюг на гладильную доску, вышла из кухни и сняла трубку с настенного аппарата.

— Да? — спросила она.

— Кора, это я.

Ее лицо побледнело.

— Гарри, случилось что-нибудь?

Он молчал.

— Гарри?!

— Здесь у меня один человек из Германии.

Кора стояла, не двигаясь, уставясь в настенный календарь, в какое-то число перед ее глазами.

— Кора, ты слышишь меня?

— Да, — медленно проговорила женщина.

— Я… Я привезу его к нам домой, — сказал Гарри.

Она прикрыла глаза.

— Я понимаю, — сказала она и повесила трубку.

Повернувшись, женщина тихо подошла к окну. Идет дождь, подумалось ей. Что же, погода очень подходит к предстоящей сцене.

«Нет! — Это было в самом ее дыхании. — Нет!»

Через какое-то время она раскрыла полные слез синие глаза и стала смотреть на дорогу перед домом. Так и замерла она, припоминая тот день, когда к ней пришел мальчик.

Если бы пожар случился не ночью, а днем, был бы еще какой-то шанс спасти дом. От Даймон Корнерс до них было двадцать две мили, пятнадцать миль по шоссе, а дальше — по плохой земляной дороге, петлявшей среди холмов с перелесками.

К тому же пожар заметили, когда пламя уже вовсю бушевало, да и это произошло случайно.

Бернард Клаус и его семья жили неподалеку от них, в пяти милях, на холме, который назывался Скайточ. Клаус поднялся с постели посреди ночи и пошел на кухню выпить воды. Окошко кухни выходило на север, вот почему он увидел языки пламени и яркие отсветы в темноте.

— Мой бог! — вскричал он и пулей вылетел из кухни. На ощупь, спотыкаясь, он добрался до телефона в гостиной и стал остервенело крутить диск.