Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

— Никто не собирается, потому что есть охрана, — сказала Аспасия. — Пока они знают, что ни один шаг ты не делаешь в одиночестве, я спокойна.

— Но я много шагов делаю в одиночестве.

— Когда? Сейчас? — Аспасия оглянулась — никого не увидела. Но не поверила своим глазам и позвала негромко: — Спиро!

Где он скрывался — такой здоровый, почти квадратный мужчина, Андрей не понял, но в следующее мгновение он стоял возле фонтана, протянул широкую ладонь, дал воде остудить ее, потом вытер ею лоб.

Аспасия сказала ему несколько слов по-гречески, и Спиро отошел в тень.

— Вот видишь, — сказала Аспасия. — У тебя плохие глаза, Андрей.

— Смешно, — сказал Андрей, недовольный собой: значит, так легко следить за ним, так легко подкрасться к нему…

— Что у тебя нового? — спросила Аспасия, интуиция у которой была развита фантастически, — она почувствовала душевное состояние Андрея и поспешила изменить его.

— У нас? Саркофаг нашли.

— Когда?

— Сегодня, — сказал Андрей. — Авдеев его сам раскапывает.

— А ты?

— Меня он выгнал.

— Тебе надо там быть. Это не простой гроб.

— Без меня обойдутся, — сказал Андрей.

— Потом пожалеешь.

— Ты и в археологии разбираешься? — спросил Андрей.

— В древних вещах? Конечно, понимаю. Я сама древняя, как этот мир. Ну, мне пора.

— До свидания, — сказал Андрей.

Когда Аспасия, не оглядываясь, высокой стройной монашкой пошла по улице, к удивлению Андрея, из двери одного из домов вышла другая женщина, такая же высокая, но более плотная, чем Аспасия. Проходя мимо Андрея, она вдруг подмигнула ему.

Увидеть Русико в монашеской рясе — это совсем уж невероятно!

Андрей вернулся в гостиницу, чтобы вымыться, но воды опять не было. Он спустился вниз, выпить кофе в ресторане, с каждой минутой ему становилось все тоскливее, будто он упускает не просто раскопки, а Бородинское сражение, — сидит, пьет кофе, а там вдали французы штурмуют Багратионовы флеши.

Часам к четырем Андрей не выдержал и отправился обратно в цитадель. Но успел только выйти на улицу.

В тот момент, когда он ступил на мостовую, из-за угла показался покрытый пылью автомобиль, в котором мирно разместились Авдеев, Российский, Карась и Иван Иванович. Они оживленно обсуждали свои дела и не заметили Андрея, который хотел было ретироваться, но столкнулся в дверях с каким-то офицером и задержался.

Авдеев первым вылез из автомобиля, увидел Андрея и без всякой злобы или обиды воскликнул:

— Как жаль, что вы отлучились, коллега! Это будет открытие мирового значения!

— Профессор хочет сказать, — сказал Российский, — что саркофаг не поврежден и сохранились замазки и печати, которыми были соединены крышка и корыто гробницы.

— Завтра, — профессор, потирая руки, вошел в гостиницу, — завтра великий день! — Голос его разнесся по всему вестибюлю, и можно было подумать, что речь идет о взятии Стамбула.

Ранние посетители ресторана, ошивавшиеся у входа в ожидании, когда Мекка откроет свои врата, смотрели на профессора изумленно, и ему льстило всеобщее внимание.

Пыхтя и обливаясь потом, профессор затопал к себе на второй этаж, а Иван Иванович отправился с Андреем в ресторан, где поведал, что после бегства Андрея профессор постепенно отошел, может быть, даже осознал, что был не совсем прав. Потом так увлекся процессом расчистки гробницы, что о существовании Андрея забыл.

— Господин Авдеев, — продолжал Иван, — поделился со мной своими планами. В четверг на той неделе ожидается сюда старый знакомец — транспорт «Измаил», который привезет подкрепление и боеприпасы. В этом Авдеев видит знамение судьбы и потому считает, что за ближайшие дни сокровища из гробницы надо изъять, и тогда экспедиция благополучно отбудет на родину под звуки фанфар.

— А вы остаетесь?

— Успенский будет работать, пока мы все не умрем с голоду или не попадем туркам в лапы.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Не иначе как что-то задумал.

— Я задумал? Пожалуй, да. Я хочу уехать вместе с вами.

— Скопил на имение?

— Андрей, оставь, пожалуйста, этот издевательский гимназический тон. Я старше тебя почти на десять лет.

И непонятно было, обиделся Иван или шутит.

— У меня и через десять лет не будет имения. — Андрей все же сменил тон. — Не вижу в том нужды. Надеюсь, и не увижу.

— Мы живем внутри лавины и, набирая скорость, летим под откос. А надо выбраться на твердое место.

— А где это твердое место?

— Вернее всего, в Швейцарии, — сказал крестьянский сын. — Или на крайний случай в глубинах России, каких еще не достигла цивилизация. Главное — переждать.

— А здесь оставаться невыгодно?

— Совершенно невыгодно. Я думаю, что вся эта военная авантюра в Турции продлится еще месяц-два, а потом начнется бегство.

— Жаль, — сказал Андрей, — я бы предпочел побыть здесь еще. Здесь интересно.

— Ты мечтаешь отыскать золотую тиару трапезундских императоров! Все мы хороши, мой юный друг. — Иван поправил прилипшие ко лбу соломенные волосы.

— А это мы узнаем завтра, — сказал Андрей.

Спиро он увидел на улице, тот курил, сидя на приступочке у дома.

Ветер поднялся такой, что срывало листья с деревьев и пыль, что неслась по улицам, свивалась в смерчи. Небо стало темным, лиловым и все продолжало темнеть.

Но дождь пошел не сразу — он как бы тянул время, надеясь, что население Трапезунда помрет от духоты и сильной бури. Так продолжалось часов до восьми вечера. Неспособный даже пошевелиться, Андрей лежал обнаженный на мокрых липких простынях и поражался силе духа и тела его соотечественников, потому что снизу из ресторана доносились громкие песни интендантов и земгусаров, приехавших сюда разворовывать армию.

Наконец в темноте начали вспыхивать молнии — сначала их сопровождал ровный отдаленный гул, в который сливались отдельные удары грома, но затем молнии стали ярче и ближе, а гром стал трещать, рвать парусину над самым городом. И это еще был не дождь — дождь начался после получаса сухой грозы и ударил столь обильно и мощно, будто в небе прорвался нарыв именно над Трапезундом.

Андрей заснул, но ночью проснулся, и пришлось искать одеяло, уже спрятанное в шкаф, — так похолодало.

Потом Андрей проснулся снова — на этот раз от тревоги. Ему показалось, что, пользуясь дождем, злоумышленники пробрались в башню и раскрыли саркофаг. Беспокойство Андрея было столь велико, что ему привиделось, будто он встает, одевается и бежит через город, под дождем, спасать саркофаг от грабителей.