Оскал Фортуны-2. Под несчастливой звездой. - Анастасия Анфимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От грохота Тайси или Мотылек проснулась окончательно, села на кровати, потянулась, зевая во весь рот, и перебравшись через спокойно лежавшего Алекса, стала приводить себя в порядок.
Он повернулся на бок и, подперев голову рукой, стал с интересом наблюдать за танцовщицами. Даже в сумерках юноша видел недоумение на лице Бабочки, смотревшей то на него, то на поправлявшую парик коллегу.
Надев браслеты и тем закончив немудрящий туалет, та встала и пошла к выходу. Пропустив вперед подругу, Мотылек на минуту застыла в дверях.
— Прощайте, господин.
— Пусть с тобой пребудет милость богов, красавица, — кивнул Александр.
— Не скрывайте своих чувств, господин, — тихо проговорила танцовщица. — Не упустите свое счастье.
— Спасибо за заботу, Тайси, — поблагодарил юноша. — Я сделаю все, как нужно.
Едва за ней закрылась дверь, он откинулся на подушку. "Если бы еще знать, как нужно?"
Примерно через час его пришла будить старшая служанка. Увидев, что Алекс уже на ногах, она придирчиво оглядела комнату, очевидно выискивая следы ночного веселья.
— Господин зовет тебя завтракать, — проговорила Нефернейт, очевидно оставшись довольной осмотром.
Бурная ночь не прошла даром для молодого келлуанина. Раамос выглядел усталым, под глазами залегли темные круги, а рука, державшая ложку, еле заметно дрожала. "Жизнь блатная хуже, чем отрава", — вспомнилось Александру еще одно выражение папы Саши Дрейк.
— Хорошо погулял, господин? — спросил он, придвигая к себе миску с кашей из разваренных зерен пшеницы с изюмом.
— Танцовщицы в храме Геба горячие, — ответил молодой человек, разливая пиво. — А ты, кажется, совсем не устал?
Сведя к переносице густые брови, он взглянул на старшую служанку, застывшую у расписной колонны.
— Или твоя девушка не старалась, и я зря отдал свой любимый браслет?
— Она все отработала честно, — заверил его Алекс. — Просто я был слишком пьян, чтобы заниматься этим всю ночь.
— Тебя предупреждали! — покачал головой довольный Раамос. — Надо меньше пить, тогда больше сил останется на другие удовольствия.
— В следующий раз обязательно воспользуюсь твоим советом, — пообещал Александр.
Пока они ели и похмелялись, Туптах уложил все вещи хозяина в сундук.
Распрощавшись со старшей служанкой, путники направились в Дом ожиданий. Там Раамос сердечно поблагодарил за гостеприимство Мсафагнеша и познакомился с десятником Мосмоотом. Отряд под его командованием охранял небольшой караван, направлявшийся в Уразские каменоломни.
— Мы ждали только вас! — недовольно проворчал кряжистый пожилой воин, хмуро глядя на молодого келлуанина.
— Мне передали, что выходим с рассветом, — парировал тот. — Солнце еще не встало, так что мы не опоздали.
— Ваших слуг я поставлю в общую колонну, — не стал спорить десятник. — Идем и останавливаемся по моей команде! Даже если по нужде приспичит, надо доложить мне!
— Разумеется, — легко согласился Раамос. — Вы командир.
За время этой содержательной беседы Алекс оглядел двор. За решеткой по-прежнему не было ни одного узника. Зато там высилась куча странных, обмотанных веревками ящиков. Группа воинов сидела на скамьях, лениво переговариваясь. Рядом стояли прислоненные к стене красно-черные вытянутые щиты и короткие копья с бронзовыми наконечниками. В противоположном углу прямо на земле расположились носильщики, передавая друг дружке тощий бурдюк.
— Господин Барефпуат! — громко крикнул десятник. — Где ты там?!
В дверях за навесом появился молодой парнишка в одежде писца с большой холщевой сумкой на боку.
— Эй, бездельники! — громогласно обратился он к носильщикам. — Поднимайтесь! Берите поклажу, пора выходить. Амош-Раа уже плывет по небу на своей лодке. Или вы думаете, лучезарный бог будет дожидаться, пока вы вылакаете все пиво?!
Одетые в одни набедренные повязки, все как один жилистые, сухие келлуане быстро встали на ноги и направились к двери в ограде, возле которой уже возился с большим замком знакомый тюремный стражник. На миг у входа образовалось небольшое столпотворение.
— Быстрее, пьяницы, пропившие собственные цииры! — рявкнул Мосмоот. — А то отведаете палок!
Угроза прибавила носильщикам энтузиазма, и вскоре они стояли тесной кучкой с грузом за спиной. Двенадцать ящиков и три большие корзины с плетеными крышками.
— Благослови нас, Найб, благополучно добраться до Уразского озера! — воздел руки к небу десятник. А молодой писец громко затянул религиозный гимн.
Да славится, Гибд, хранящий в дороге людей,
Кто вышел из дома в своих бесконечных заботах.
Чьи ноги без устали бьют по дорожной пыли,
А плечи согнулись к земле от тяжелого груза.
Пусть он оградит их от всех неудобств и тревог,
Поможет скорее вернуться к родному порогу.
Носильщики подхватили мотив и вслед за начальством стали один за другим покидать двор Дома ожиданий. Вытянувшись цепочкой, их караван шел по узким улочкам просыпавшегося Билда, где горожане проворно прижимались к стенам, освобождая дорогу.
За городом окончательно оформился порядок движения. Впереди десятник с писцом и Раамосом, за ними согнувшиеся под тяжестью груза носильщики, потом Алекс с Туптахом. Замыкали шествие трое воинов, еще десяток шли по бокам, то ли охраняя, то ли конвоируя.
Двигаться в самом конце колонны Александру не понравилось. Мелкая пыль, поднятая босыми ногами идущих впереди, забивалась в ноздри, лезла в глаза. Скоро их караван вышел к широкому каналу, по дну которого уже бежал весело журча широкий мутный ручей.
— Теперь воду можно с собой не тащить, — удовлетворенно заметил Туптах. — А то пришлось бы брать еще одну корзину.
— В месяц засухи каждый узник кроме обычного груза несет с собой бурдюк воды, — смешно шепелявя беззубым ртом, проговорил пожилой вин с морщинистым лицом. — И этого ему должно хватить до Уразского озера.
— А если он выпьет все раньше? — поинтересовался толстяк.
— Тогда умрет от жажды, — усмехнулся солдат. — Если конечно кто-нибудь с ним не поделится.
— Скоро тут все будет под водой, — поддержал разговор второй воин. Тоже не молодой сухопарый мужчина со шрамом на щеке.
— Как высоко она поднимается? — поинтересовался Алекс.
— Здесь будет по колено или по грудь, — рассудительно ответил беззубый воин. — Год на год не приходится. А вот по каналу пойдут большие барки с камнем для храмов Амошкела или Перха.
— Мы тоже будем возвращаться назад на корабле, — сказал воин со шрамом.
— И долго вы пробудете в каменоломнях? — задал новый вопрос Александр.
— Как получится, — пожал плечами беззубый. — Если судить по тому, как прибывает вода, то дней через десять.
— А ты, Алекс, тоже будешь ждать попутного корабля? — спросил Туптах.
— Нет, — юноша покачал головой, поправляя шест на плече. — Господин приказал отдать письмо и возвращаться.
— Разве ты не слуга господина Раамоса? — удивился солдат со шрамом.
— Я служу первому пророку храма Сета в Абидосе, — сказал Алекс.
— Ты чужак?
— Да.
— У нас есть приказ, арестовывать всех подозрительных, кто направляется в Дельту, — сказал воин со шрамом, забегая вперед и глядя на Александра выцветшими от старости глазами.
Тот спокойно пожал плечами.
— Я иду на Уразское озеро и несу письмо господину Гнешуеру.
— Покажи? — потребовал солдат.
Не останавливаясь, Алекс сунул руку в висевшую на плече сумку, достал свернутый папирус и, не выпуская из рук, показал цепочку иероглифов.
— Я позову писца? — предложил до этого молчавший воин.
— Как хочешь, — пожал плечами юноша. — Господин Раамос уже смотрел его.
— Да! — подтвердил Туптах. — Еще в Гивре.
— Все равно я скажу десятнику на первом же привале, — пообещал беззубый воин.
Больше они не разговаривали. В полдень караван остановился на короткий отдых. Носильщики и солдаты получили по лепешке с изюмом и сушеными финиками. Раамос угостил писца и десятника пивом с булочками и остатками жареной газели. Он поручился за Александра.
— Этот человек спас мне жизнь, и он действительно следует в Уразские каменоломни с письмом своего господина.
Алексу пришлось еще раз доставать папирус.
Мосмоот хмыкнул, глядя, как юноша убирает свиток в сумку.
— Мне кажется, писец Гнешуер больше не служит в каменоломнях.
— Как это? — встрепенулся Александр, стараясь сыграть удивление. — Откуда вы знаете?
— Вы ничего не перепутали? — спросил Раамос.
Десятник почесал затылок под париком.
— Их там два десятка, разве всех упомнишь? — проворчал он. — Но, по-моему, его перевели.