ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ - Владимир Шмаков

Такова иерархия основных видов искусства. Соединяясь вместе, они создают более сложные и синтетические его виды, среди которых на первом месте стоит искусство сценическое. Как известно, мечтой Рихарда Вагнера было создание музыкальной драмы как искусства абсолютно целостного и объединяющего в себе все его отдельные виды. Здесь именно гармоническое сочетание монадности с пластичностью обнаруживается во всей своей красоте и всеобщности, здесь именно искусство поднимается до своей конечной энтелехии — целокупного теургического воссоздания жизни.

VIII. Социология. § 85

1) Проблема монадной и пластической социологии.

Природа, устройство и деятельность человеческих обществ до настоящего времени подвергалась исследованиям хотя и в различных направлениях, аспектах и стремлениях, но все они одинаково не выходили из рамок синтетической категории монадности. Все исторически известные социологические учения, теории и школы неизменно исходили из предпосылки, что человек есть единичный в себе замкнутый субъект, есть индивидуально обособленная самость. Эта предпосылка сама по себе справедлива, но в то же время улавливает лишь одну половину истинной действительности, ее монадный аспект. Между тем эта предпосылка основополагалась как целостная истина, как нечто само собой разумеющееся, как нечто вовсе не долженствующее подлежать особому глубинному анализу. Такая еретическая односторонность в самом корне уничтожала возможность надлежащего усвоения истины и во всех последующих построениях. На пути монадного постижения не могли не встретиться также и такие проблемы, которые с очевидностью обнаруживали недостаточность имеющихся средств, методов и приемов познания. Но, не улавливая своей исходной ошибки, монадное сознание должно было прибегнуть к искусственному отрешению от целого класса эмпирических данностей и к замещению живой действительности абстрактными схемами и отвлеченными соотношениями. В результате современная социология вполне естественно приобрела характер крайней искусственности и гипотетичности, равно как и общую склонность к утопизму. Определяя единичное человеческое существо только как конкретную самость, монадное сознание воспринимает всякое человеческое общество в системе категорий монадного множества. Во-первых, оно представляется ему имеющим как бы атомное строение, статичным в своих элементах и прерывным по природе. Во-вторых, оно полагает высшее единство, синтетически объединяющее элементы множества, трансцендентными каждому из них, т. е. считает, что каждый элемент связан с другим лишь периферическими взаимоотношениями, а с высшим единством сопряжен только через внутреннюю самость и свойственный ей тип возрастания. В-третьих, монадное сознание определяет эволюцию каждого человека только как возрастание силы и иерархического порядка эгоистического утверждения самости, и именно на этом основном стремлении строит систему естественных склонностей, возможностей и прав каждого индивида. В-четвертых, оно определяет тип и природу синтетического единства коллектива только как собирательную или синтетическую ипостасную личность, объемлющую отдельные существа общества только по стихии самости и формы проявлений. Таким образом, исходная предпосылка приводит к определению природы человеческого общества как коллектива обособленных самостей, соподчиненных каждое порознь высшему единству, одинаково им трансцендентному, и связанных между собою в плане эмпирической деятельности только периферическими взаимоотношениями феноменологии. Существо каждого человека как отдельного индивида и как члена общества одинаково центрировано на самости, и вся жизнь его есть лишь естественное и неотвратимое тяготение к ее эгоистическому утверждению. Отсюда: всякая наука об обществах имеет своим предметом множество сталкивающихся и борющихся между собою эгоиэмов, а всякое право основывается на идее конечного предела, до которого может свободно простираться эгоизм обособленной личности. Нормы общественных отношений и общественных конституций лишь регламентируют свободу эгоизма единичной личности и частных множеств,' т. е. классов и различных ассоциаций. Две абсолютно полярные антитезы монадного социологического мировоззрения — анархизм и социализм — одинаково центрируются на идее свободы эгоистической личности. Анархизм возводит эту свободу до основоположного принципа и провозглашает ненужность и вредность каких бы то ни было ее ограничений; социализм вовсе отрицает свободу личности, принося ее в жертву абсолютной свободе суммарной личности коллектива. Итак — анархизм характеризуется абсолютным утверждением свободы эгоизма, а социализм — абсолютным ее отрицанием, но оба они целокупно определяются этим исходным положением, которое и исчерпывает все их спекулятивное содержание. Утверждая обособленность единичных членов человеческого общества, монадное сознание наталкивается на большие затруднения при определении природы его высшего единства. При отсутствии надлежащей развитости высшей интуиции трансцендентное бытие этого единства оказывается недоступным непосредственному постижению. Здесь представляются только два исхода. В первом случае трансцендентное игнорируется или прямо отрицается, и общая целостность общества отыскивается в плане бытия и конкретно-эмпирических возможностей познания среднего индивида. Этим синтетическое единство извращается в суммарное, и само множество начинает пониматься только как агрегат, т. е. группа, выделенная из общей окружающей среды (Герберт Спенсер). Суммарное единство не есть действительное объединение элементов множества по внутренней природе каждого из них и по его взаимоотношениям с другими; оно улавливает лишь алгебраическую сумму актуальных проявлений и только формально объективирует его как нечто целое; оно есть только количественное понятие, но отнюдь не качественное; его пределы определяются как произведения отдельных ге-нерических единств на число всех членов группы. Таким образом, ясно, что суммарное единство ни в коей мере не преодолевает прерывности множества, не раскрывает внутренней связи элементов между собой, а только констатирует факт наличия некоторых иерархических феноменологических соотношений. Проблема единства и целостности общества здесь только затушевывается, но попытки ее решения по существу здесь даже и не предпринимаются. Во втором случае высшее трансцендентное единство общества только постулируется как данность, и уже затем на основании этого постулата, как рабочей гипотезы, предпринимаются попытки объяснения эмпирической действительности. Этот путь также оканчивается неудачей, ибо природа постулируемого высшего единства остается неведомой в себе. Действительно, высшая интуиция может дать лишь спекулятивный факт бытия высшего единства и только те его качествования, которые ана-логируются качествованиям данного индивида. Отдельный член множества принципиально неспособен к адекватному познанию трансцендентной природы синтетического единства общества, ибо тип его возрастания выше и отделен непреодолеваемым transcensus'oM. Наиболее яркой к этому иллюстрацией служат органическая и спиритуалистическая теория. Первая, определяя общество как организм, оказывается бессильной определить природу и функции этого организма в себе и должна пользоваться подчас весьма грубыми и наивными аналогиями с организмами живого мира. Она, правда, признает, что организм обществ иной и относится к высшему порядку, но в чем именно заключается эта высота, каковы его своеобразные качества в себе — эти вопросы остаются открытыми. Спиритуалистическая теория, постулируя единство духа или души народа, также пользуется лишь аналогиями с психикой отдельного человека, и в результате Адам Кадмон, или ангел народа, есть только количественно громадный человек. Не имеея возможности разрешить проблему единства и целостности человеческих обществ по существу, монадное сознание отказывалось также и от идеи единства обществ, предустановленного их собственной природой и природой отдельных индивидов. Так как подчиненное категории монадности сознание естественно тяготеет к разуму, то единство обществ стало представляться ему лежащим по преимуществу или даже исключительно в категории формы. Согласно этому такое единство было объявлено исключительным порождением сознательно-разумных усилий человека или их конечной целью. В первом случае существование человеческих обществ было признаваемо результатом открытого или молчаливого соглашения в сущности совершенно в себе обособленных людей и объединившихся лишь для обоюдных выгод и под влиянием однородных условий жизни. Такова идея пресловутого «социального договора» Жан-Жака Руссо, откуда естественным средством и абсолютной панацеей совершенной государственной организации является учредительное собрание, как вполне сознательное соглашение граждан, каковое обстоятельство и делает его всесильным палладиумом от всех невзгод. Во втором случае объединение полагалось возможным и возникающим лить при полном тождестве целей и интересов. Отсюда социалистическая идея классов и их взаимной непримиримой борьбы. Общество будет единым только при уравнении всех граждан в целях, интересах и средствах. Здесь мы видим наиболее резкую противоположность идее высшего синтетического единства общества, заложенного в высшей его природе, и крайнее гипертрофирование значения интеллекта. Единство по природе замещается искусственным единством — делом рук человека и усилий его разума.