Булгаков - Б Соколов

Булгаков контаминировал в образе Ф. героинь обеих историй. Ф., обладая основными чертами биографии Фриды Келлер, убивает своего ребенка еще в младенчестве и при помощи носового платка, подобно Кониецко. Таким образом, это событие оказывается перенесено в май 1899 г. — время, когда Фрида Келлер родила ребенка. Тогда утверждение Коровьева-Фагота на Великом балу у сатаны о том, что вот уже тридцать лет камеристка кладет на стол Ф. платок, которым она задушила младенца, оказывается абсолютно точным, поскольку события «Мастера и Маргариты» в московской его части разворачиваются как раз в мае 1929 г. Автору романа в эпизоде с Ф. важен был именно невинный младенец, его страдания как последняя мера добра и зла. Вместе с тем, писатель, подобно Форелю, несмотря на весь ужас преступления, назвал (устами Маргариты) главным виновником насильника — отца ребенка. Булгаков учел и приведенные швейцарским ученым данные о психических отклонениях, имевшихся у Фриды Келлер. В частности. Форель отмечал, что она страдала головными болями из-за перенесенного в детстве воспаления мозга. Платок, который Ф. видит каждый вечер на своем столике — это не только символ терзающих ее мук совести («и мальчики кровавые в глазах», используя слова из пушкинского «Бориса Годунова»), но и признак наличия у нее болезненной навязчивой идеи.

Фрида Келлер, вероятно, была в конце концов освобождена и, скорее всего, пережила автора «Мастера и Маргариты». Кониецко же вообще отделалась сравнительно легким наказанием. Однако Булгаков поместил Ф. среди умерших, как если бы вынесенный судом смертный приговор был приведен в исполнение.

Внимание писателя, несомненно, привлек тот факт, что свое преступление Фрида Келлер совершила на Пасхальную неделю 1904 г., да еще в мае (здесь речь идет о Пасхе западных христиан, не совпадающей с православной), что соответствовало и пасхальной приуроченности действия «Мастера и Маргариты». Не оставил он без внимания и слова о том, что некая неведомая и неодолимая сила подталкивала швею из Сен-Галлена на преступление. У Фореля этой силой выступает психическая болезнь Фриды, для которой ребенок подсознательно стал символом ее несчастья и позора. Автор «Полового вопроса» писал: «Несмотря на любовь к детям, Фрида своего ребенка не любила… она его никогда не ласкала, не баловала, не целовала и, будучи в других случаях доброй и отзывчивой женщиной, весьма безучастно относилась к собственному ребенку». У Булгакова искусителем Ф. подразумевается дьявол, который и призвал ее потом на свой бал. Однако Ф., благодаря милосердию Маргариты, даруется прощение, к которому призывал и Форель в отношении Фриды Келлер. История Ф. также во многом перекликается с историей Маргариты (Гретхен) «Фауста» (1808–1832) Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832).

«ХАНСКИЙ ОГОНЬ», рассказ. Опубликован: Красный журнал для всех. Л., 1924, № 2. В X. о. описано подмосковное имение князей Юсуповых Архангельское, после революции превращенное в санаторий и музей. Пожар в усадьбе, возможно, навеян пожаром усадьбы Муравишниково недалеко от села Никольского в Сычевском уезде Смоленской губернии, где Булгаков был земским врачом в 1916–1917 гг. Пожар этот случился вскоре после Февральской революции по невыясненным причинам. Одним из прототипов главного героя X. о. князя Тугай-Бега, вероятно, послужил персонаж романа польского писателя Г. Сенкевича «Пан Володыевский» (1888) татарин Азия Тугайбеевич, сын татарского предводителя Тугай-бея, убитого в 1651 г. поляками в битве при Берестечко. Азия стал польским шляхтичем, но затем предал свою новую родину, сжег польское местечко и присоединился к татаро-турецким войскам. За свою измену Тугайбеевич заплатил страшной смертью на колу, куда его посадил сын убитого Азией шляхтича. У Булгакова князь Тугай-Бег — потомок повелителя Малой Орды Хана Тугая. Он сжигает усадьбу, дабы народу не достались плоды культуры, в ней накопленные. Тугай-Бег при посещении музея-усадьбы выдает себя за иностранца, на поверку оказавшись русским эмигрантом. «Пожилой богатый господин-иностранец, в золотых очках колесами, широком светлом пальто, с тростью» в X. о. — прямой предшественник «иностранца» Воланда в «Мастере и Маргарите», представляющегося литераторам на Патриарших прибывшим издалека профессором черной магии (в ответ Иван Бездомный и Михаил Александрович Берлиоз тотчас заподозрили в нем иностранного шпиона или белоэмигранта). Характерно, что в другом месте X. о. подчеркивается серый цвет пальто у Тугай-Бега — намек на его инфернальность. Ведь дьявол — это «Некто в сером, именуемый Он», если воспользоваться образом пьесы Леонида Андреева (1871–1919) «Жизнь человека» (1907). Одеяние князя в X. о. сближает его с Воландом: в «Мастере и Маргарите» сатана «в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя». Князь в X. о. проклинает бывший свой дворец: «Народное так народное, черт их бери», а в финале усадьба «Ханская Ставка» действительно достается черту: Тугай-Бег ее поджигает. Тем самым предвосхищен пожар в «Мастере и Маргарите», где в огне, зажженном подручными Воланда, гибнет Дом Грибоедова.

В X. о. впервые в булгаковском творчестве встречается мотив человека-тени, человека, мертвого при жизни, получивший дальнейшее развитие в пьесе «Зойкина квартира» (1926), где мы встречаемся с Мертвым телом тоже «бывшим», как и Тугай-Бег, только топящим свою злобу в вине. В X. о. князь, которому ночью в усадьбе кажется, что оживают портреты на стенах и фотографии в шкафах, бормочет: «— Одно, одно из двух: или это мертво… а он… тот… этот…жив… или я… не поймешь….

Тугай провел по волосам, повернулся», увидал идущего к шкафу, подумал невольно: «я постарел», — опять забормотал: — По живой моей крови, среди всего живого шли и топтали, как по мертвому. Может быть, действительно я мертв? Я — тень? Но ведь я живу, — Тугай вопросительно посмотрел на Александра I, — я все ощущаю, чувствую. Ясно чувствую боль, но больше всего ярость. — Тугаю показалось, что голый мелькнул в темном зале, холод ненависти прошел у Тугая по суставам., - Я жалею, что я не застрелил. Жалею. — Ярость начала накипать в нем, и язык пересох». Похожим образом в «Мастере и Маргарите» после сеанса черной магии в Театре Варьете финдиректор Римский находит в своем кабинете администратора Варенуху, не отбрасывающего тени, и рассказывающего ему фантастическую историю о похождениях директора Театра Варьете Степана Богдановича Лиходеева. Против Лиходеева у Римского нарастает давно копившаяся ярость, пока он не обнаруживает, что Варенуха не отбрасывает тени и видит в окне голую Геллу, сознавая наконец, что столкнулся с нечистой силой.

Усадьба Юсуповых послужила прототипом усадьбы в X. о., вероятно, потому, что Булгаков специально интересовался историей убийства Григория Ефимовича Распутина (Новых), (1872–1916), в котором видную роль играл князь Феликс Феликсович Юсупов (младший) (1887–1967). В 1921 г. автор X. о. собирался писать пьесу о Распутине и Николае II (1868–1918). В письме матери, В. М. Булгаковой, в Киев 17 ноября 1921 г. он просил передать сестре Наде: «…Нужен весь материал для исторической драмы — все что касается Николая и Распутина в период 16- и 17-го годов (убийство и переворот). Газеты, описание дворца, мемуары, а больше всего «Дневник» Пуришкевича (Владимир Митрофанович Пуришкевич (1870–1920), один из лидеров крайне правых в Государственной Думе, монархист, совместно с князем Ф. Ф. Юсуповым и великим князем Дмитрием Павловичем (1891–1942) организовал убийство Г. Е. Распутина в декабре 1916 г., подробно описанное в посмертно изданном дневнике — Б. С.) — до зарезу? Описание костюмов, портреты, воспоминания и т. д… Лелею мысль создать грандиозную драму в 5 актах к концу 22-го года. Уже готовы некоторые наброски и планы. Мысль меня увлекает безумно… Конечно, при той иссушающей работе, которую я веду, мне никогда не удастся написать ничего путного, но дорога хоть мечта и работа над ней. Если «Дневник» попадет в руки ей (Наде. — Б. С.) временно, прошу немедленно теперь же списать дословно из него все, что касается убийства с граммофоном (граммофон должен был заглушить звук выстрелов, а до этого создать у Распутина впечатление, что в помещении по соседству находится жена Ф. Ф. Юсупова Ирина Александровна Юсупова (1895–1970), внучка Александра III (1845–1894) и племянница Николая II, которую вожделел «старец» Григорий. — Б. С.), заговора Феликса и Пуришкевича, докладов Пуришкевича Николаю, личности Николая Михайловича (речь идет о великом князе Николае Михайловиче (1859–1919), председателе Русского исторического общества расстрелянном в ходе красного террора. — Б. С.), и послать мне в письмах (я думаю, можно? Озаглавив «Материал драмы»?) (Здесь — намек на широко распространенную перлюстрацию писем. — Б. С.)» Однако пьесу о Распутине и Николае II Булгаков так и не написал. Само обращение автора X. о. к этой теме достаточно говорит о его разочаровании в монархии. По цензурным условиям того времени в произведении любого жанра Николая II и других представителей семьи Романовых можно было изображать только негативно. Но и сам Булгаков относился к свергнутой династии в начале 20-х годов очень плохо. В дневниковой записи 15 апреля 1924 г. он в сердцах выразился грубо и прямо: «Черт бы взял всех Романовых! Их не хватало». Неосуществленный замысел исторической пьесы, очевидно, отразился в X. о. Здесь присутствует достаточно сильная антимонархическая тенденция. Николай II на фотографии описывается как «невзрачный, с бородкой и усами, похожий на полкового врача человек». На портрете Александра I (1777–1825) «лысая голова коварно улыбалась в дыму». Николай I (1796–1855) — это «белолосинный генерал». Его любовницей была когда-то старая княгиня, «неистощимая в развратной выдумке, носившая всю жизнь две славы — ослепительной красавицы и жуткой Мессалины». Она вполне могла бы оказаться среди выдающихся развратниц на Великом балу у сатаны, вместе с казненной в 48 г. распутной женой римского императора Клавдия I (10 до н. э. — 54 н. э.) Валерией Мессалиной. Отметим, что Николай II сатирически изображен и в последней булгаковской пьесе «Батум». Тесно же связанный родством с императорской фамилией князь Тугай-Бег представлен как человек, обреченный на вымирание, не оставивший потомства и опасный для общества своей готовностью уничтожить семейное гнездо, лишь бы оно не стало достоянием тех, кого князь ненавидит. Его, если не черт взял, как желал Булгаков Романовым, то, безусловно, черт принес.