Сальватор - Александр Дюма

— Что вы подразумеваете под предосторожностями?

— Это письмо будет представлять собой чистый лист бумаги.

— А адрес?

— Вам передадут его устно.

— Значит, письмо написано симпатическими чернилами?

— Изобретенными человеком, который пишет это письмо, и его изобретение бросает вызов даже господину Тенару и господину Орфила.

— В полиции умеют разгадывать химические секреты получше господина Тенара и господина Орфила.

— Эти чернила бросают вызов самой полиции, и я очень рад сообщить вам это, дорогой господин Жибасье, чтобы у вас не возникло желания продать письмо господину Жакалю за двойную цену.

— Сударь! — вскочил Жибасье. — Неужели вы считаете меня способным?..

— Человек слаб, — заметил Сальватор.

— Вы правы, — вздохнул каторжник.

— Как видите, — продолжал Сальватор, — вы совершенно ничем не рискуете.

— Вы говорите это затем, чтобы я согласился исполнить поручение за бесценок?

— Вы не угадали: поручение будет оплачено с учетом его важности.

— А кто назначит цену?

— Вы сами.

— Прежде всего я должен знать, куда именно я еду.

— В Гейдельберг.

— Отлично. Когда я должен отправляться?

— Как можно раньше.

— Завтра — не слишком рано?

— Лучше сегодня вечером.

— Сегодня я слишком устал, у меня была тяжелая ночь.

— Беспокойная?

— Очень.

— Хорошо, пусть будет завтра утром. Теперь, дорогой господин Жибасье, скажите, сколько вы хотите за свою работу?

— За поездку в Гейдельберг?

— Да.

— Я должен пробыть там какое-то время?

— Нет, получите ответ на письмо и — назад.

— Ну что ж… Тысяча франков не слишком много?

— Я поставлю вопрос иначе: достаточно ли этой суммы?

— Я бережлив. Экономя в пути, я доберусь до места.

— Итак, договорились: тысяча франков за доставку письма. А чтобы вы привезли ответ?

— Та же сумма.

— Значит, всего две тысячи: одна — за поездку туда, одна — обратно.

— Одна — за поездку туда, одна — обратно, совершенно верно.

— Мы обсудили дорожные расходы; осталось решить вопрос о плате за доверие, то есть за само поручение.

— Разве плата за поручение не включена в эти две тысячи франков?

— Вы отправляетесь в путешествие в интересах чрезвычайно богатого дома, дорогой господин Жибасье; тысячей больше, тысячей меньше…

— Не будет ли слишком большой смелостью с моей стороны попросить две тысячи франков?

— Ваши запросы более чем разумны.

— Итак, две тысячи на дорожные расходы, две тысячи за выполненное поручение… Всего — четыре тысячи франков.

Произнося эти слова, Жибасье вздохнул.

— Вы находите, что это слишком мало? — спросил Сальватор.

— Нет, я думаю…

— О чем?

— Ни о чем.

Жибасье лгал. Он думал о том, с каким трудом ему предстоит заработать четыре тысячи франков; а ведь всего несколько часов назад он с такой легкостью, не утруждая себя, получил пятьсот тысяч!

— Однако, — заметил Сальватор, — как говорится, лишь неудовлетворенное сердце вздыхает.

— Алчность человеческая неутолима, — проговорил Жибасье, отвечая изречением на пословицу.

— Наш великий знаток нравов Лафонтен написал на эту тему басню, — сказал Сальватор. — Впрочем, вернемся к нашим баранам.

Он пошарил в кармане.

— Письмо у вас при себе? — спросил Жибасье.

— Нет, оно должно быть написано только после того, как вы согласитесь исполнить это поручение.

— Я согласен.

— Хорошенько подумайте, прежде чем соглашаться.

— Я подумал.

— Вы едете?

— Завтра на рассвете.

Сальватор вынул из кармана бумажник и раскрыл его так, чтобы Жибасье увидел пачку банковских билетов.

— Ах! — вырвалось у Жибасье, словно при виде денег в сердце ему вошел острый нож.

Сальватор как будто ничего не заметил. Он отделил два билета от остальных и обратился к Жибасье:

— Без задатка нет и сделки. Вот вам на дорожные расходы, а когда вернетесь и привезете ответ, получите еще две тысячи.

Жибасье медлил, и Сальватор уронил билеты на стол.

Каторжник взял их в руки, внимательно осмотрел, ощупал большим и указательным пальцами, проверил на свет.

— Настоящие, — удостоверил Жибасье.

— А вы полагали, что я могу дать вам фальшивые?

— Нет, однако вас самого могли обмануть; с некоторых пор фальшивомонетчики достигли больших высот.

— Кому вы об этом рассказываете! — хмыкнул Сальватор.

— Когда я снова вас увижу?

— Сегодня вечером. В котором часу вы будете дома?

— Я не собираюсь никуда выходить.

— Ах, ну да, вы устали…

— Вот именно.

— Хорошо, в девять вечера, если угодно.

— В девять, идет.

Сальватор шагнул к двери.

Он уже взялся за ключ, как вдруг воскликнул:

— Подумать только, ведь мне пришлось бы возвращаться с другого конца Парижа!

— Зачем?

— Я забыл одну малость.

— Какую же?

— Попросить у вас расписку. Вы же понимаете, что эти деньги не мои: у бедного комиссионера не может быть в бумажнике десяти тысяч франков, он не платит своим курьерам по четыре тысячи!

— Меня бы тоже это удивило.

— Я даже не понимаю, почему это не вызвало у вас подозрения.

— Подозрение уже начинало шевелиться у меня в душе.

— Тогда напишите мне расписочку на две тысячи франков, и делу конец.

— Совершенно справедливо! — подтвердил Жибасье, подвигая к себе письменный прибор и лист бумаги.

Он обернулся к Сальватору:

— Простую расписку, да?

— О Господи, да самую обыкновенную!

— Без целеуказания?

— Укажите только сумму. Мы же знаем, за что вы получили эти деньги, ну и довольно.

Жибасье то ли машинально, то ли потому, что знал, как легко могут улететь билеты, и опасался, что и этих может неожиданно лишиться, прижал их к столу левым локтем и стал выводить расписку изящнейшим почерком.

Затем он протянул ее Сальватору, тот внимательно ее прочел, с довольным видом сложил и неторопливо убрал в карман.

Жибасье наблюдал за ним с некоторым беспокойством.

Ему не понравилась усмешка Сальватора.

Но невозможно описать, что он почувствовал, когда Сальватор скрестил руки на груди, посмотрел Жибасье прямо в лицо и, не скрывая насмешки, произнес:

— Надобно заметить, господин мошенник, что вы не только на редкость неосторожны, но и крайне глупы. Как?! Вы поверили в мою сказку? Вы, как ребенок, попались в ловушку? Невероятно! Неужели ночное происшествие ничему вас не научило и вы думали, что никто не станет вас искать? Вы не сообразили, что довольно одного подозрения, и получить образец вашего почерка совсем не трудно. Неужели на службе у господина Жакаля вы проявляете такую же глупость и также нагло крадете деньги, которые он вам выделяет! Садитесь-ка, господин граф Эрколано, и слушайте меня внимательно.