Жертва вторжения (сборник) - Кир Булычев

– А вот и не так, – перехватил его мысли волшебник. – Я могу решать проблемы житейские, бытовые, но никого мне не сделать владычицей морскою или даже сватьей бабой Бабарихой.

– Вот именно, – подтвердил профессор Минц, занятый своими мыслями.

И тут внимание мудрецов Великого Гусляра привлекла Тася.

Тася живет через два дома, ей семнадцать лет, она не то чтобы красива, но чертовски мила, всегда лохмата, всегда курноса и губаста. Куда она идет – не столь важно, но если сказать правду, то к своей тетке, чтобы та сшила ей нечто рискованное. Если у тебя нет денег, чтобы одеваться в парижских бутиках, да, впрочем, и бутиков в Гусляре еще не завелось, то всегда остается надежда на тетушку современных взглядов.

Тася была девушкой воспитанной, и она вежливо поздоровалась с дедушками и дяденькой, которые сидели за столом и пили пиво.

Дедушки и дядя тоже с ней поздоровались.

Пройдя несколько шагов, Тася замедлила шаги и потом приостановилась.

Что-то было неладно.

Мужчины на нее неправильно смотрели.

В семнадцать лет хорошенькая девушка отлично знает, как мужчинам полагается на нее смотреть. И она, хоть, может быть, вслух возражает против таких наглых взглядов, понимает, что они – своего рода комплименты. И пока взгляды несутся к ней со стороны половозрелых мужчин, у нее еще все впереди.

А Тася, миновав мужчин за столом, вдруг поняла, что они на нее смотрят не так. Равнодушно смотрят. Как Лидия Семеновна в поликлинике на профилактике.

Она обернулась.

Никакой реакции. Флюиды до нее не долетели.

Тася пожала плечами и быстро пошла дальше, подчеркнуто раскачивая бедрами.

Никаких взглядов.

А через минуту и мужчины сообразили, что происходит нечто неладное.

– Видно, я совсем старым стал, – сказал Минц. – Гляжу на это лолитское создание, и ничто во мне не трепещет.

– Это пиво виновато, – сказал Удалов.

– Пиво ли? – произнес Ходжа Эскалибур. – Мне на возраст жаловаться рано. Еще второй тысячи лет не разменял.

– Климат, – сказал Минц. – Совершенно испортился климат.

За воротами заиграла музыка.

Они повернули головы.

У дома напротив остановилась кавалькада в составе двух иномарок и туристической пролетки. Именно в ней сидели жених с невестой.

Жених спрыгнул с пролетки.

Гости стали хлопать в ладоши.

Жених протянул руки к невесте.

– Ты что? – строго спросила невеста. – Платье помнешь.

– И то правда, – сказал жених и первым пошел в дом.

– Невесту забыл! – крикнули из толпы родственников.

– Да ладно, – отмахнулся жених. – Выпить хочется.

– Как выпить, так без меня! – возмутилась невеста, спрыгнула с пролетки и, подобрав подол, ринулась в дом.

За ней потянулись зрители и свидетели.

Минц нахмурился.

– Неладно, – сказал он. – Не нравится мне это.

Со стороны площади Землепроходцев послышался страшный рев, земля вздрогнула. Именно в этот момент самка с планеты Два-икс заглотнула своего любимого мужа.

– Разгул желаний, – произнес Ходжа Эскалибур. – Мы стоим на краю пропасти.

Во двор вошел Максимка-младший, внук Удалова.

– Вас отпустили на каникулы? – спросил дедушка.

– Отпустили, – ответил Максимка, вынул из ранца учебник «Родная речь» и принялся на ходу вырывать из него страницы. Страницы летели позади него, как стая чаек.

– Ты что делаешь? – испугался Удалов.

– Так ведь нас отпустили! – сказал Максимка.

– Это не означает, что вас не призовут в школу в будущем учебном году, – сказал дедушка.

– Черта с два! – ответил внучек. – Не видать им меня больше там, как своих ушей.

Он продолжал рвать учебник, и Удалов не выдержал, вскочил, выхватил остатки книжки у ребенка, дал ему подзатыльник. Не успел еще Максимка зареветь, как профессор Минц спросил:

– И чем ты намерен отныне заниматься?

– В спецназ пойду, – ответил ребенок. – Буду террористов мочить.

– Славный мальчик, – заметил Ходжа. – Наверное, он будет решать национальный вопрос.

– Мальчик переутомился, – сказал Удалов и потащил сорванца домой.

Переутомился крошка, ничего страшного. С другими что-то происходит, но с нашими отпрысками дурного быть не может.

По детским воплям и мужскому крику было понятно, как они взбираются по лестнице на второй этаж.

Минц отпил из горлышка.

– Не может ли поведение ребенка, – сказал он, – быть связано с преступными или легкомысленными желаниями наших сограждан?

– Я вас не понимаю, коллега, – ответил Ходжа Эскалибур.

Минц слегка поморщился. В устах Ходжи Эскалибура слово «коллега» несло несколько издевательский оттенок. Минц был естественником, трезвым профессором и скептиком. Ходжа Эскалибур, появившись в Великом Гусляре, начал создавать какую-то языческую секту, соблазнять своих юных жриц, строить трехэтажный коттедж из вишневого датского кирпича, давать объявления в городскую газету о сеансах черной и белой магии и печатать гороскопы, которые совершенно не сбывались, но в которые верил весь город. Может быть, Ходжа Эскалибур был жуликом, а может быть, ловким фокусником, а может быть, там что-то было нечисто, но он так ловко умел втереться в доверие к достойным людям, что отделаться от него было невозможно. Даже Минца он смог обаять, причем совершенно нестандартным образом. Он стал ходить на стадион «Речник» и болеть за местную футбольную команду, причем всегда оказывался на соседнем с Минцем месте. А вы не представляете себе, как сближает совместное лицезрение спортивных состязаний. Люди высокого ранга смотрят теннис или даже делают вид, что играют в теннис, а вот демократы духа всегда идут на стадион болеть за футболистов.

Кстати, с Удаловым Эскалибур сблизился еще проще, потому что когда в том месяце Удалов приехал на озеро Копенгаген порыбачить, то увидел на своем любимом и постоянном месте черноглазого мошенника. При виде Удалова он освободил место и уселся неподалеку. И надо вам сказать, что у Удалова, как всегда, не клевало, а у Эскалибура клевало сказочно. Настолько, что Удалову захотелось поднырнуть под его поплавок и поглядеть, нет ли там, на дне, большого ведра со стерлядью, судачатами, подлещиками и иными редкими обитателями озера.

– Если желаете, – сказал Эскалибур, – могу уступить место. По-моему, мне незаслуженно везет.

Конечно же, Удалов стал отказываться, но потом дал себя уговорить и перешел на пригорок Эскалибура.

И знаете, что произошло? Удалову стало везти.

Если бы у Корнелия Ивановича и на новом месте не клевало, то никаких добрых чувств в его сердце не возникло бы. Но когда он легко вытащил налима длиной в сорок шесть сантиметров, то в его душе шевельнулось что-то хорошее. Можете ли вы поверить: не успел Корнелий Иванович насадить нового червя и забросить крючок в воду, как поплавок нырнул, словно клюнул крокодил, а ведь существует легенда, что некогда они в озере водились и даже не боялись морозов, а зимой дышали через лунки.