Горный хребет - Bronze Star

стороны, он был жив. Если бы не вся эта ложь, он мог бы умереть еще до того, как у него появились первые воспоминания о мире. Более того, его семья сделала все это, потому что любила его. Он никогда ни в чем не нуждался, рос в приятной обстановке и получил прекрасный дом, и все это благодаря Мартеллам.

Эйегону потребовалось более пяти минут, чтобы разобраться в своих чувствах. По прошествии этих пяти минут он все еще пребывал в глубоком замешательстве, но, по крайней мере, он знал, что ему делать дальше.

Он подошел к матери и тепло обнял ее. Словно по рефлексу, принцесса Элия Мартелл отпустила руку брата и крепко обхватила сына. Она начала плакать от счастья. Эйегон почувствовал, что тоже, наверное, плачет.

Арео Хотах и мейстер Калеотт успели схватить принца Дорана за руки, прежде чем он потерял равновесие. Принц Дорна слегка насмехался над внезапностью произошедшего. Эйегон услышал насмешку, но не придал ей значения. Он был слишком увлечен моментом.

Эйгон не знал, сколько времени они с матерью простояли в объятиях. Сколько бы времени ни прошло, оно все равно было слишком коротким. Слишком мало, чтобы наверстать упущенное за последние шестнадцать лет.

В конце концов они расстались, хотя оба очень этого не хотели. Как только это произошло, принц Доран заметил:

— Я знаю, у вас наверняка есть вопросы.

— Больше, чем я могу сосчитать, — уступил Эйегон Таргариен, — Главный из них такой: почему вы рассказываете мне все это сейчас?

Никто не ответил ему сразу же. Тогда принцесса Элия — нет, мать — начала объяснять:

— Сначала, когда ты был еще младенцем, мы решили не сообщать тебе об этом, пока не произойдет одно из двух событий. Первым было возвращение твоего дяди Визериса и тети Дейенерис из-за Узкого моря. Второе — смерть Роберта Баратеона.

— Пока что не произошло ни того, ни другого, — заметил Эйегон.

— Мы знаем, — провозгласил дядя Доран, — Видишь ли, дорогой племянник, после восстания Грейджоя мы добавили третье событие к нашему краткому списку ограничений.

Эйегону понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что это за «третье событие».

— Появление Иных?

— Правильно, ваша светлость, — подтвердил мейстер Калеотт. Мне показалось странным, что ко мне обращаются именно так. Полагаю, отныне я буду часто слышать подобное. Во всяком случае, наедине. — Как вам известно, лорд Григор Клиган убедил короля Роберта заключить мир с вашим дядей и вашей тетей. Согласно письмам, которые мы получили от принца Оберина, лорд Григор считает, что Таргариены помогут Вестеросу пережить Долгую Ночь.

— В каком качестве? — поинтересовался Эйгон.

— Пока что лорд Григор не прояснил этот вопрос, — признался Доран Мартелл, — Он даже намекнул, что сами Таргариены, скорее всего, не знают, какую роль им предстоит сыграть. Тем не менее, он возлагает на них большие надежды, и нам этого достаточно. Для нас слово Горы — закон.

Если говорить о человеке, который обычно подвергает сомнению все, что ему говорят, то это говорит о многом.

— Я все еще в недоумении, — заявил Эйегон, — Как знание того, кто я есть на самом деле, связано с возвращением Иных?

— Это связано с тем простым фактом, что вы Таргариен, — сообщил ему мейстер Калеотт, — На основании того, что мы узнали от лорда Григора Клигана, вам и другим членам семьи вашего отца суждено спасти Семь Королевств от вечной зимы.

— Да, но в одиночку или вместе? — Эйгон сказал любопытно: — Это важная деталь.

— Скорее всего, вы будете вместе, — предположил Доран Мартелл, — Мы давно это поняли.

— По этой причине мы с тобой должны ехать на север, — резко заявила мама.

Эйегон недоуменно посмотрел на нее.

— Мы?

— Не сейчас, но скоро, — уточнила она с небольшой усмешкой, — Прежде чем мы куда-то отправимся, нужно будет сделать соответствующие приготовления. Мы займемся этим позже. Тебе нужно знать только одно: к концу года ты и твои братья и сестры воссоединитесь.

Эйегон мог бы улыбнуться. Но одно конкретное слово в этом последнем заявлении остановило его.

— Ты сказала «братья и сестры»? Я думал, что Рейнис — мой единственный брат и сестра.

— С моей стороны семьи это так, — просветила мать, — Но есть некоторые вещи о твоем отце, которые не являются общеизвестными.

И снова Эйегон был в замешательстве.

— Мой мальчик, пусть между нами больше не будет секретов, — сурово объявил Доран Мартелл. Он повернулся к человеку у двери и позвал его: — Сир Артур, выйдите вперед.

Он только что назвал Ихтоса «сир Артур»? На мгновение он решил, что ослышался. Затем он убедился, что это не так. Стражник, которого звали Ихтос, подошел к остальным и остановился перед Эйгоном. Затем он медленно поднял руки и снял шлем. Впервые Эйгон увидел его лицо.

Он узнал это лицо из книг. Его владельцем был сир Артур Дэйн, Меч Утра, самый смертоносный из королевских гвардейцев Эйериса II Таргариена.

Узнав об этом, Эйгон не был ошеломлен, поражен или восхищен. Вместо этого… он почувствовал странное желание рассмеяться. Весь этот день — один сплошной сюрприз за другим.

Глава 36

Новый игрок

Красная женщина была любопытной личностью. Это Аллард понял сразу. Она была любопытна в обоих смыслах этого слова. Она стремилась узнать как можно больше и вызывала восхищение почти у каждого, с кем сталкивалась. Кроме того, в ней было что-то такое, что притягивало интерес.

Загадка — вот кто она.

Тем не менее, с момента знакомства с ней Аллард стал необъяснимо тревожиться рядом с Мелисандрой. Он был не одинок в этом отношении. Судя по тому, как мои коллеги реагируют на ее присутствие, я далеко не единственный человек, которого она тревожит.

Когда Мелисандра впервые прибыла в поместье, Аллард всерьез задумался о том, чтобы прогнать ее. Поскольку она утверждала, что находится там ради Таргариенов, он решил оставить выбор за Визерисом и Дейенерис. Он не сказал ни слова протеста, когда они согласились встретиться со жрицей.

Конечно, даже если бы Аллард не посоветовался с ними, не ему было диктовать, кого пускать или не пускать в поместье. Эта прерогатива принадлежала магистру Иллирио, и тот открыл ворота для Красной женщины без малейших колебаний.

И все же Аллард Сиворт не доверял жрице. Было мало людей, которым он доверял, но еще меньше тех, кому он в глубине души не доверял. Мелисандра была одним из таких людей. Аллард считал сомнительным, что она проделала весь