Полное собрание рассказов - Владимир Владимирович Набоков

мексиканского генерала Луиса Аламильо Флореса (Alamillo, 1904 —?); скорее всего, наряду с реальной фигурой диктатора упомянута намеренно вымышленная, в имени которой использован испанский топоним Аламильо – город и муниципалитет в провинции Сьюдад-Реаль (как ниже схожим образом от топонима образована фамилия Саскачеванов – прием, развитый Набоковым позднее в «Аде»).

…г-ну Саскачеванову… – Саскачеван – провинция на юге центральной части Канады.

С. 590. лакримальный – относящийся к слезным железам; похожий на слезу.

С. 591. …преходящей модой женского обаяния с 1930 до 1950 года… – Так в архивной машинописи и в журнальной публикации рассказа: т. е. два десятилетия; в сб. «Nabokov’s Dozen» (p. 160) и в последующих переизданиях опечатка (исправляемая в настоящем собрании рассказов): 1939–1950.

ЖАНРОВАЯ КАРТИНА, 1945 Г. (Conversation Piece, 1945. Март-апрель 1945; под названием «Double Talk» (ложь, лицемерие): The New Yorker. 1945. Июнь).

Название рассказа представляет собой термин искусствоведения: жанровыми называются картины, изображающие группу лиц, особенно членов семьи, за каким‐нибудь обыденным занятием. Другое значение устойчивого выражения – предмет для разговора, отрывок беседы.

С. 595. «Протоколы Сионских мудрецов» – антисемитская фальшивка, впервые напечатанная в сокращенном виде в петербургской газете «Знамя» в 1903 г. (под названием «Программа завоевания мира евреями»); в 1905 г. С.А. Нилус включил полный текст «Протоколов» в свою книгу «Великое в малом и антихрист, как близкая политическая возможность. Записки православного», после чего они издавались множество раз на разных языках. Публикация содержала «протоколы» докладов участников Сионистского конгресса в Базеле, на котором якобы обсуждались планы завоевания евреями мирового господства. Их подложность была доказана в 1921 г. в статье, напечатанной в «Таймс».

С. 599. козёр (от фр. causeur) – собеседник.

С. 600. «Милвоки» – Милуоки, город в штате Висконсин.

ЗНАКИ И ЗНАМЕНИЯ (Signs and Symbols. Май 1947; The New Yorker. 1948. 15 мая – под измененным редактором названием «Symbols and Signs»).

Замысел рассказа Набоков обрисовал в литературной биографии «Николай Гоголь» (1944): «В совершенно другой книге у меня будет случай поведать историю безумца, который постоянно чувствовал, что все части ландшафта и движения неодушевленных объектов были сложным кодом, намекающим на его собственное бытие, так что ему казалось, что все мироздание обсуждает его с помощью знаков» (Nabokov V. Nikolai Gogol. N.Y.: New Directions, 1961. P. 59. Пер. мой). Судя по этому изложению, Набоков намеревался написать не рассказ, а роман или повесть на этот сюжет.

В письме к редактору «Нью-Йоркера» Кэтрин Уайт, отвергшей «Сестер Вэйн», Набоков пояснил, что их особенность, как и ранее принятых журналом «Знаков и знамений», состоит в том, что «скрытая (главная) история вплетена или помещена позади внешней, полупрозрачной» (SL, 117); обнаружение этой «внутренней схемы (или конструкции)» откроет читателю истинный замысел произведения. Название рассказа многозначно. На поверхности – картографический термин «условные знаки», однако, как и в случае рассказа «Time and Ebb», оно, на наш взгляд, призвано вызвать в памяти англоязычного читателя другое устойчивое выражение, а именно библейское «signs and wonders» (знамения и чудеса); во Второзаконии: «И вывел нас Господь из Египта рукою сильною и мышцею простертою, великим ужасом, знаменьями и чудесами», 26:8.

В письме к К. Уайт от 6 июля 1947 г. Набоков сообщил, что описанную в рассказе форму умственного расстройства героя он выдумал, подобрав для нее название «referential mania» (Voronina O. Vladimir Nabokov’s Correspondence with The New Yorker regarding “Signs and Symbols”, 1946–1948 // Anatomy of a Short Story: Nabokov’s Puzzles, Codes, «Signs and Symbols» [Анатомия рассказа: набоковские загадки, шифры, «Знаки и знамения»] / Ed. by Y. Leving. N.Y.: Continuum, 2012. Р. 48).

ДВУГЛАВАЯ НЕВИДАЛЬ. СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ СРОСШИХСЯ БЛИЗНЕЦОВ (Scenes From The Life of a Double Monster. Октябрь 1950; The Reporter. 1958. 20 марта).

Подзаголовок отражает фрагментарный характер этого сочинения, представляющего собой только первую часть (из трех задуманных) романа или повести о жизни сиамских близнецов. Бойд приводит план этого незавершенного произведения: «в первой части описывается детство близнецов в Турции, потом их похищают и увозят в Америку; во второй они женятся на двух нормальных девушках-сестрах; в третьей “их разделяют посредством хирургической операции, и выживает только рассказчик, но и он умирает, завершив повествование”» (ВНАГ, 204–205). Судя по этому изложению, Набоков взял за основу историю знаменитых сиамских близнецов-ксифопагов Чанга и Энга Бункеров (1811–1874), которые после переезда в Америку выступали в цирке Ф. Барнума и были женаты на сестрах Йейтс.

С. 623. …на полгода <…> на гастроли по окрестным деревням. – В оригинале «on a six-month tour through the country» (на шестимесячные гастроли по всей стране).

СЕСТРЫ ВЭЙН (The Vane Sisters. Февраль 1951; The Hudson Review. 1959. Январь).

В начале сентября 1951 г. Набоков писал Э. Уилсону: «Ни один журнал не захотел купить или хотя бы понять (что относится и к “Нью-Йоркеру”) мой последний рассказ, а поскольку у меня нет ни малейшего позыва опускаться до предметов, имеющих “общественное значение”, я по‐прежнему пребываю в той области, которую идиоты называют “экспериментальной” литературой, за что и расплачиваюсь» (NWL, 295). Ранее, в письме к Уилсону от 13 июня 1951 г., он назвал «Сестер Вэйн» «лучшим из когда‐либо написанных им рассказов» (NWL, 293). В отличие от других его рассказов, более или менее охотно принимавшихся американскими журналами, «Сестры Вэйн» были последовательно отвергнуты несколькими издателями, в том числе сочувственным Набокову редактором «Нью-Йоркера» К. Уайт, нашедшей его стиль «самодовлеющим» и не заметившей пуанты с акростихом. В своем подробном ответном письме от 17 марта 1951 г. по поводу решения «Нью-Йоркера» Набоков сообщил следующее: «Прежде всего, я не понимаю, что вы подразумеваете под “обескураживающим стилем”, “легковесной историей” и “усложненностью”. Все мои рассказы являют собой сплетение стиля, и на первый взгляд ни один как будто не вмещает много кинетического содержимого. Ряд фрагментов в “Убедительном доказательстве”, к примеру, столь высоко оцененные вами, всего только серии впечатлений, связанные вместе “стилем”. “Стиль” для меня и есть содержимое» (SL, 115–116). Далее он раскрыл особенности устройства рассказа, в котором «именно внезапная смена стиля направляет читателя к открытию» зашифрованной концовки. Уайт не поняла мысль Набокова относительно содержательной нагрузки, которую несет его стиль, и ответила на это письмо (21 марта 1951 г.) так: «Существенное различие для нас между “Сестрами Вэйн” и рассказом о пожилой еврейской чете состоит в том, что последний вызывает в нас сострадание к вашим героям, а первый нет. Не вижу ничего плохого в том, что ваш стиль являет собой сплетение, сеть, когда эта сеть – орнамент или чудесное вместилище для содержания вашего текста, как в “Убедительном доказательстве”, однако сеть может быть также и силками, когда она становится слишком запутанной и сложной, и читатели мрут как мухи в писательской паутине стиля, если он не подходит для его цели. Убеждена в этом, как и в том, что мы по‐прежнему не считаем этих девушек Вэйн достойными их паутины» (SL, 118. Пер. мой).

Хотя Набоков и уверял К. Уайт, что «читатель почти автоматически должен