Графиня де Монсоро - Александр Дюма

– Тише! – крикнул голос герцога де Гиза.

Воцарилась глубочайшая тишина. Вскоре они поняли, что это гудят двери аббатства под чьими-то сильными и равномерными ударами.

Прибежал обратно Майенн со всей быстротой, какую допускала его толщина.

– Братья, – сказал он, – у главного входа отряд вооруженных людей.

– Это за ним, – сказала герцогиня.

– Тем более ему надо поторопиться с подписью, – заметил кардинал.

– Подписывай, Валуа, подписывай! – закричал громовым голосом Горанфло.

– Вы дали мне срок до полуночи, – умоляюще сказал король.

– А ты уже и обрадовался, рассчитываешь на помощь.

– Конечно, у меня еще есть возможность…

– Умереть, если вы сию же минуту не подпишете, – прозвучал повелительный и резкий голос герцогини.

Горанфло схватил короля за руку и протянул ему перо.

Шум снаружи усилился.

– Еще один отряд, – сказал прибежавший монах. – Они окружают паперть и обходят слева.

– Скорей! – нетерпеливо вскричали Майенн и герцогиня.

Король обмакнул перо в чернила.

– Швейцарцы, – явился с сообщением Жозеф Фулон. – Они занимают кладбище справа. Аббатство полностью окружено.

– Ну что ж, мы будем обороняться, – ответил решительно герцог Майеннский. – Ни одна крепость не сдастся на милость победителя, имея такого заложника.

– Подписал! – взвыл Горанфло, вырывая лист из рук Генриха, который, сраженный всем этим, закрыл лицо капюшоном, а поверх него – руками.

– Значит, мы – король, – сказал кардинал герцогу. – Унеси поскорей этот драгоценный пергамент.

Король, в порыве горя, опрокинул маленькую и единственную лампу, освещавшую эту сцену, но пергамент был уже в руках у герцога де Гиза.

– Что делать? Что делать? – спросил прибежавший со всех ног монах, под рясой которого угадывался самый настоящий дворянин в самом полном вооружении. – Явился Крийон с французской гвардией и вот-вот высадит двери. Прислушайтесь!..

– Именем короля! – донесся мощный голос Крийона.

– Чего там! Нет больше короля, – ответил Горанфло через окно кельи.

– Какой разбойник это сказал? – откликнулся Крийон.

– Я! Я! Я! – выкрикнул из темноты Горанфло с самой вызывающей надменностью.

– Попытайтесь разглядеть этого дурня и всадите ему парочку пуль в брюхо, – приказал Крийон.

А Горанфло, видя, что гвардейцы взяли мушкеты на изготовку, немедленно нырнул обратно в келью и плюхнулся на свой мощный зад посреди нее.

– Ломайте двери, господин Крийон, – приказал среди всеобщей тишины голос, от которого встали дыбом волосы у всех настоящих и мнимых монахов, находившихся в коридоре.

Тот, кому принадлежал этот голос, отделившись от остальных, подошел к ступеням аббатства.

– Повинуюсь, государь, – ответил Крийон и со всего размаха ударил по главной двери топором.

От этого удара содрогнулись стены.

– Что вам надо? – спросил дрожащий приор, выглядывая в окно.

– А! Это вы, мессир Фулон, – произнес все тот же высокомерный и спокойный голос. – Верните-ка мне моего шута, он решил заночевать тут у вас в одной из келий. Мне нужен мой Шико. Я скучаю без него в Лувре.

– Зато я очень весело провожу время, сын мой, – ответил Шико, сбрасывая капюшон и расталкивая толпу монахов, отшатнувшихся от него с воплями ужаса.

В это мгновение герцог Гиз, по приказу которого был принесен светильник, прочел с таким трудом добытую и еще не просохшую подпись внизу акта об отречении:

«ШИКО ПЕРВЫЙ»

– Шико Первый, – воскликнул он, – тысяча проклятий!

– Мы погибли, – сказал кардинал, – бежим!

– Вот тебе, – приговаривал Шико, стегая веревкой, заменявшей ему пояс, полубесчувственного Горанфло. – Вот тебе!

Глава L

Проценты и капитал

По мере того, как король говорил, и по мере того, как заговорщики узнавали его, изумление их сменялось страхом. Подпись «Шико I» под отречением превратила страх в ярость.

Шико сбросил рясу с плеч, скрестил руки на груди, и, пока Горанфло улепетывал со всех ног, он, неподвижный и улыбающийся, встретил первый натиск.

Положение его было ужасным.

Разъяренные дворяне надвигались на гасконца, твердо решив отомстить ему за жестокий обман, жертвой которого они стали.

Но вид этого безоружного человека с грудью, прикрытой лишь двумя скрещенными руками, вид этого смеющегося лица, словно подзадоривающего столь грозную силу обрушиться на столь полную слабость, остановил их, быть может, еще более, чем увещания кардинала, который убеждал, что смерть Шико ничего не даст, а, напротив, навлечет на них страшную месть короля, принявшего вместе со своим шутом участие в этой зловещей буффонаде.

В результате кинжалы и рапиры опустились перед Шико, который, может, в порыве самоотречения, – а Шико на это был способен, – может, потому, что он разгадал мысли своих врагов, продолжал смеяться им в лицо.

Тем временем угрозы короля становились все страшнее, а удары крийоновского топора все чаще.

Было очевидно, что дверь не выдержит долго подобного натиска, которому никто даже и не пытался дать отпор.

Поэтому, после короткого совещания, герцог де Гиз отдал приказ об отступлении.

Услышав этот приказ, Шико усмехнулся.

Во время своих ночных затворничеств с Горанфло он изучил подземный ход, узнал, куда он выходит, и указал это место королю. Король поставил там Токено, лейтенанта швейцарской гвардии.

Было совершенно ясно, что лигисты один за другим попадут прямо в пасть к волку.

Кардинал, вместе с двумя десятками дворян, скрылся первым.

Затем Шико увидел, как в подземном ходе исчез герцог де Гиз, примерно с таким же числом монахов, а потом – Майенн: благодаря своей толщине и огромному животу он был лишен возможности бегать, и на его долю выпало прикрывать отступление.

Когда этот последний, то есть герцог Майеннский, на глазах у Шико волочил свое грузное туловище мимо кельи Горанфло, гасконец уже не улыбался – он покатывался со смеху.

В течение десяти минут Шико тщетно напрягал слух, ожидая услышать, что лигисты бегут по подземному ходу обратно. Но, к его величайшему удивлению, шум их шагов, вместо того чтобы приближаться к нему, все более и более удалялся.

Внезапно Шико осенила мысль, от которой он перестал смеяться и заскрежетал зубами.

Время идет, лигисты не возвращаются. Не заметили ли они, что выход из подземного хода охраняется, и не ушли ли через какой-нибудь другой выход?

Шико уже бросился было вон из кельи, но тут дорогу ему преградила какая-то бесформенная масса. Она ползала в ногах у Шико и рвала на себе волосы.

– Ах, я несчастный! – вопил Горанфло. – О! Мой добрый сеньор Шико, простите меня! Простите меня!