Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин

– Извини, – сказал Артём. – Значит, во-первых, ты говоришь, шарлатан, во-вторых, злопамятен… Это тебя в нём и привлекает?

Внезапно противник ухмыльнулся и добродушно, чуть ли не ободряюще потрепал Артёма по колену.

– Нет, – ответил он. – Меня это в нём отталкивает. И тем не менее, согласись, Сызново его стараниями помаленьку превращается…

– В психушку?

Ухмылка стала ещё шире.

– Что? Не нравится? – понимающе спросил бывший друг и соратник. – Ну что делать… Психам место именно в психушке. Ты вспомни, что мы натворили, когда нам дали свободу… сняли смирительную рубашку! Нормальные люди так поступают? Развалили Родину во имя Родины… Вернее, во имя красивых слов о Родине! Разграбили всё, что можно разграбить, кинулись друг на друга, как звери…

– Свежее сравнение, – буркнул Артём.

– Виноват… – Башенный череп склонился в насмешливом кивке. – Не литератор есмь. Всего-навсего журналист. Тонкостям стиля не обучен… Короче говоря, случайно ли, нарочно, но Безуглову удалось нас обезвредить. С чем я его и поздравляю. А самое смешное, обрати внимание, борясь с нами, он осуществил то, за что боролись мы…

– Вот об этом, пожалуйста, подробнее… – Артём нервно щёлкнул зажигалкой.

– Много куришь…

– Нет, это я только с тобой… Ну так?

– Во-первых, стало меньше инородцев…

Артём Стратополох сверкнул глазами и гневно, по-драконьи выбросил дым из ноздрей:

– Да ни один инородец не выдержит того, что с нами проделывают!

– И что ж это такого с нами плохого проделывают? Тюремное заключение отменили…

Вместо ответа Артём Стратополох покосился на желтеющий сквозь листву корпус больничного комплекса «Эдип».

– Благосостояние выросло… – сделав вид, что не заметил этого выразительного взгляда, невозмутимо продолжал собеседник.

– Какой ценой?

– Полагаю, весьма скромной. Вспомни, сколько тратилось на предвыборные кампании… А на армию!

– На армию?! – взбеленился Артём. – Да ты знаешь, что такое государство без армии?

– Знаю. Япония.

На несколько секунд Стратополох утратил дар речи.

– Погоди, – сдавленно пообещал он. – Покончит Америка с Лыцком, за нас возьмётся – посмотрим, как ты тогда запоёшь…

Собеседник мерзко захихикал. Видимо, представил себе санитарный корпус Сызнова, противостоящий армии Соединённых Штатов.

– Ещё какие преимущества? – не разжимая зубов, полюбопытствовал Артём.

– Пить стали меньше, – напомнил собеседник.

– Серьёзное достижение.

– С нашим менталитетом? Более чем серьёзное. Я вот недавно вычитал, что Николай Второй запретил продажу спиртных напитков. Дескать, пока германца не одолеем… Чем дело кончилось, а? Распадом империи, мой милый… Про борьбу Горбачёва с алкоголизмом вообще умолчу… А Сызново-то наше стои́т. Трезвое, а стои́т!

– Ну, положим, не такое уж трезвое…

– По сравнению с тем, что было? Как стёклышко!

* * *

В чём-то, конечно, редактор некогда патриотической газеты «Заединщик», был прав: инородцев в Сызново слегка поубавилось, хотя, казалось бы, замена погранвойск санитарным кордоном неминуемо сделает южные рубежи государства окончательно проницаемыми. Однако ничего подобного не случилось. Первое же бандформирование, попытавшееся проникнуть на беззащитную суверенную территорию, было встречено мужским голосом из динамика, со скукой произнёсшим роковые для боевиков слова: «Даю устаноуку…»

Поначалу нарушители и ухом не повели. А то они установок мало видели! Но кто же знал, что речь идёт вовсе не о ракетной установке! Физически состав отряда остался цел, но морально он для правого дела был потерян раз и навсегда. Ну что это, скажите, за джигит, которому становится дурно при одном только взгляде на взрывное устройство?

Были попытки нахлынуть в Сызново с юга и легальным путём, но вскоре выяснилось, что таможенный шмон – семечки по сравнению с нынешним медосмотром. Честные люди нет-нет да встречаются, но покажите хоть одного совершенно здорового человека!

Всеобщую воинскую повинность ликвидировали в связи с очередной весенней вспышкой камптокормии. Особенности этого странного истерического симптома заключаются в невозможности выпрямиться и в сохранении такого положения при ходьбе. «Наблюдается главным образом у солдат и призывников, – меланхолически отмечает словарь. – У женщин – крайне редко».

Тюрьмы стали называть санаториями. Собственно, в уголовной среде их и раньше так величали. Но если бы всё ограничилось лишь сменой таблички! Принудительная трудотерапия – дело привычное, а вот процедуры… Особенно боялись «вышки», то бишь кодирования от преступных наклонностей. Представьте на секунду блаженного, не способного ни соврать, ни своровать. Долго ли он протянет в наших условиях?

Поговаривали, будто бы за особо грубое нарушение режима запросто могут в двадцать четыре часа выписать за пределы государства, но насколько это соответствовало действительности, сказать трудно.

Профилактика алкоголизма при Безуглове также приняла неслыханные черты: водку объявили лекарством и стали выпускать в облатках. Сгоряча хотели было продавать по рецептам, но вовремя опомнились. В итоге население не то чтобы совсем охладело к спиртным напиткам, но всё же следует признать, что потребление их несколько снизилось.

Партии и общественно-политические движения, переведённые в разряд сексуальных меньшинств, преследованиям не подвергались. Ряды их, однако, сильно поредели, поскольку все карьеристы немедленно открестились от каких бы то ни было извращений и объявили себя натуралами.

Наука, естественно, убереглась, хотя, честно сказать, при желании можно было бы объявить и её какой-нибудь там перверсией. Процесс изучения вообще во многом напоминает соитие. Не зря же глаголы «понять» и «познать» в старину имели прямое отношение к половой жизни.

Резко вышли из моды бухгалтеры и юристы. Сообразительная молодёжь ринулась в медицинские вузы, отдавая предпочтение психиатрии и невропатологии.

Не последовало и оттока из страны крупного капитала, на что втайне рассчитывал Артём Стратополох, быстро успевший возненавидеть новый «больничный режим» и желавший ему всяческих неприятностей. То ли странный доктор успел закодировать и олигархов, то ли заворожил их отменой законов, сдерживающих какое-либо предпринимательство. Поначалу, услышав об этой реформе, народ содрогнулся. Ждали резкого скачка цен, инфляции и прочей ограбиловки. Не дождались. В средствах массовой информации запорхало неслыханное словцо «хрематомания» (болезненная тяга к сверхприбылям), а несколько финансовых воротил отправились на излечение. Вернулись вполне вменяемыми. В Толковом словаре психиатрических терминов Артёму удалось отыскать «хрематофобию», а вот «хрематомании» так и не нашлось… Видимо, данный недуг был срочно открыт и описан самим Безугловым.

Впрочем, в «Последнем прибежище» кое-кто утверждал в четверть голоса, что сам-то доктор не более чем ширма и что за его спиной стоит преступная группа врачей, затеявшая заговор покруче масонского.

Много, много ходило слухов – и, как правило, весьма правдоподобных. Что милицию перепрофилировали в санитарный корпус – общеизвестно: ментов постарше отправили на пенсию, молодых – на переподготовку. Да, но госбезопасность! Куда дели госбезопасность? Самая остроумная сплетня звучала так: бывших контрразведчиков внедрили в стоматологию.

Представляете сценку:

– Откройте рот… Шире! Ещё шире… Да, кстати!.. На кого работаете?..

Всех резидентов на хрен выдашь и маму родную в придачу.

«Одни страны живут по законам,