Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

– Нет, не знал, – произнес Мэт, хмуро глядя на Ноэла. И так плохо, что Ванин и «краснорукие» учат мальчика дурному, не говоря уже о том, что он перенимал от Джуилина и Тома; не хватало только, чтобы еще Ноэл забивал ему голову всякими баснями.

Внезапно Ноэл хлопнул себя по ляжке и выпрямился.

– Ага, вспомнил! – произнес он. И старый глупец затянул речитативом:

Судьба, как солнце в небе, высока, Лисицы той, что воронов гоняет. Удача в сердце, молния в глазах: Он луны с небосвода похищает.

Старик с перебитым носом обвел глазами собравшихся, словно только сейчас осознал, что он здесь не один.

– Я давно пытался вспомнить этот стих. Это из «Пророчеств о Драконе».

– Очень интересно, Ноэл, – пробормотал Мэт. Водовороты красок снова бурлили в его голове, точно так же как утром, когда паниковали Айз Седай. На этот раз они угасли, так и не сложившись в картину, но его обдало таким холодом, словно провел ночь голым под кустом. Последней вещью на земле, которой он желал, – чтобы кто-нибудь начал связывать его с Пророчествами. – Может быть, когда-нибудь ты прочтешь нам их целиком. Только не сегодня, ладно?

Туон взглянула на него сквозь ресницы – кукла черного фарфора в платье, которое для нее слишком велико. Свет, какие же длинные у нее ресницы! Она не обратила внимания на Эгинин, так, словно той вообще не существовало на свете, и, говоря по правде, Эгинин делала все от нее зависящее, чтобы притвориться частью вделанного в стенку шкафа. Вот и надейся отвлечь внимание.

– Игрушка не хотел быть грубым, – промурлыкала Туон со своим тягучим как мед выговором. – Его просто никогда не учили манерам. Но уже поздно, мастер Чарин, Олверу пора спать. Может быть, вы проводите его в палатку? Сыграем как-нибудь в другой раз, Олвер. Хочешь, я научу тебя играть в камни?

Олвер, разумеется, хотел. Он всем телом показывал, как ему этого хочется. Парнишке нравилось все, что давало ему шанс улыбнуться женщине, не говоря уже о возможности говорить такие вещи, за которые его следовало бы драть за уши, пока они не станут в два раза больше обычного. Если Мэту только удастся выяснить, кто из его «дядюшек» учит его этому… Но сейчас мальчик собрал фишки и тщательно завернул их в разлинованную ткань, не дожидаясь второго напоминания. Он даже вполне пристойно шаркнул ногой, благодаря Верховную Леди, перед тем как выйти вслед за Ноэлом из фургона. Мэт с одобрением кивнул. Это он научил мальчика шаркать ножкой, но тот, когда имел дело с хорошенькой женщиной, обычно добавлял к этому плотоядный взгляд. Если только удастся выяснить, кто…

– У тебя есть причина прерывать мои занятия, Игрушка? – холодно спросила Туон. – Сейчас поздно, и я собиралась ложиться спать.

Мэт расшаркался перед ней и одарил лучшей из своих улыбок. Он умел соблюдать вежливость, даже если она не соблюдала ее.

– Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. В этих фургонах очень неудобно путешествовать. И я знаю, тебе не нравится та одежда, которую мне удалось для тебя достать. Я подумал, может, это тебя немного порадует. – Выудив из кармана замшевый мешочек, он вручил ей его с глубоким поклоном. Женщины всегда любят, когда им лишний раз поклонишься.

Селусия напряглась, ее голубые глаза сузились, но Туон махнула своим тонким пальчиком, и грудастая горничная отступила. Ненамного. Мэту нравились непослушные женщины, вообще говоря, но если она испортит ему дело, он надерет ей задницу. Ему стоило некоторого усилия удерживать на лице улыбку, и он даже умудрился расширить ее на одно деление.

Туон несколько раз повернула в руках мешочек, прежде чем развязать шнурки и высыпать его содержимое себе в подол – это была тяжелая шейная цепочка из золота и резного янтаря. Очень дорогая вещица, к тому же шончанской работы. Он очень гордился, что ему удалось разыскать ее. Она принадлежала одной из акробаток, которой в свою очередь досталась от шончанского офицера, чье внимание она привлекла, но теперь, когда офицер остался позади, она была не прочь продать украшение. Оно, видите ли, не шло к ее коже, что бы это ни значило. Он улыбался и ждал. Драгоценности всегда смягчают сердце женщины.

Никто, однако, не отреагировал на подарок так, как он ожидал. Туон подняла цепочку двумя руками, поднеся к лицу, рассматривая ее так, словно никогда до сих пор не видела подобной вещи. Губы Селусии искривились в насмешливой улыбке. Сеталль положила вышивку на колени и посмотрела на Мэта, большие золотые кольца в ее ушах блеснули, когда она покачала головой.

Внезапно Туон швырнула цепочку назад, через плечо, в сторону Селусии.

– Это мне не подходит, – сказала она. – Тебе это нравится, Селусия?

Улыбка Мэта несколько приугасла.

Молочнокожая служанка подняла цепочку двумя пальцами, будто держа за хвост дохлую крысу.

– Это украшение для танцовщицы-шиа, которое надевают с вуалью, – с кривой ухмылкой проговорила она. Движением запястья она перебросила цепочку Эгинин, рявкнув: – Надень ее!

Эгинин едва успела поймать вещицу, чтобы та не ударила ее по лицу. Улыбка Мэта окончательно сползла с лица.

Он ожидал взрыва, но Эгинин немедленно расстегнула замочек и откинула свой тяжелый парик, чтобы застегнуть цепочку у себя на шее. Ее лицо оставалось столь же лишенным всякого выражения, словно было вылеплено из снега.

– Повернись, – приказала Селусия, и это без всякого сомнения был приказ. – Дай мне посмотреть.

Эгинин повернулась. Прямая, как столб, но она повернулась.

Сеталль пристально смотрела на нее, озадаченно покачивая головой, и затем покачала головой по-другому, глядя уже на Мэта, прежде чем вернуться к своей вышивке. У женщин в запасе столько же способов качать головой, сколько у них взглядов. На этот раз ее жест говорил, что он последний дурак, и если Мэт не уловил каких-либо более тонких нюансов, то был только рад этому. Он не думал, что они бы ему понравились. Чтоб ему сгореть, он купил эту цепочку для Туон, а она у него на глазах отдала ее Селусии, а теперь она Эгинин?

– Она пришла получить новое имя, – задумчиво проговорила Туон. – Как она себя называет?

– Лильвин, – ответила Селусия. – Подходящее имя для танцов-щицы-шиа. Может быть, даже Лильвин Бескорабельная?

Туон кивнула:

– Пусть будет Лильвин Бескорабельная.

Эгинин вздрагивала при каждом слове, как от пощечин.

– Могу я удалиться? – напряженно спросила она, резко сгибаясь в поклоне.

– Если хочешь идти, так иди, – прорычал Мэт. Привести ее с собой, по-видимому, оказалось не лучшей его идеей, но может быть, без нее ему удастся немного исправить ситуацию.

Не сводя глаз с досок пола, Эгинин опустилась на колени.