Житие мое - Ирина Сыромятникова

— Предъявите ваши документы, пожалуйста.

Температура в купе разом упала градусов на двадцать без всякой магии. Мисс Фиберти скользнула на свою половину, я принялся сосредоточенно копаться в сумке, гадая, где мог проколоться. Из коридора донесся голос полицейского, требующего документы от кого-то еще. Отлично, значит, ловят не меня.

Я спокойно протянул жандарму свой подложный паспорт. Он проверил активность печати, сделал какие-то записи и вернул мне документы. Все, с этого момента я — преступник, поскольку представился чужим именем представителю власти.

— Могу ли я узнать в чем дело, сэр? — мисс Фиберти опередила мой вопрос.

Жандарм вернул ей бумаги и немного помедлил, очевидно, определяя границы возможной откровенности.

— В поезде совершено преступление. Мы просим пассажиров, по возможности, не покидать купе, и не сходить с поезда, не известив инспектора Графта. Его можно найти в вагоне-ресторане.

Жандарм ушел, мисс Фиберти внимательно наблюдала за мной.

— Йохан, я думаю, что тебе будет лучше не выходить из купе.

Да, знаю, обычно белые слишком покладисты, чтобы активно проявлять любопытство.

— Не буду, — пообещал я.

Смысл? Сейчас все равно никто ничего не знает. Завтра слухи расползутся, и легко выясню все самое интересное да хоть у той же Нэнси.

Глава (90)53

Всю ночь в коридоре топали и вполголоса переговаривались полицейские (и это — первый класс!), а проснувшись утром, я понял, что поезд стоит. За окном вагона плотной стеной цвели вишни, рассерженные пассажиры гудели, от чего возникало ощущение, будто сидишь в улье. При попытке высунуть нос из купе в коридоре обнаружился жандарм.

Что же у них такое случилось, что полицейские как с ума посходили? Задержать экспресс, загнать его на запасные пути какого-то безымянного разъезда и парить пассажиров, половина из которых заплатила именно за скорость!

Узнать, что об этом думает народ, не получилось — завтрак подали прямо в купе. Я заказал себе хлеба, сыра и яичницу с помидорами. В качестве напитка белому полагался стакан молока, но мисс Фиберти сжалилась и взяла себе пива, стоило официанту выйти за дверь, как мы обменялись.

— Что бы я без тебя делал, Клара!

— Стал бы главным подозреваемым, — усмехнулась мисс Фиберти.

— Верно.

За стенкой кто-то с кем-то ругался, но слов было не разобрать. А что там слушать? Поезд стоит, люди опаздывают. Я-то встреч в Хо-Карге заранее не назначал, поэтому единственной моей проблемой было воспалившееся любопытство. По коридору то и дело топали шаги — полицейские водили на допрос пассажиров, начиная с хвоста поезда, значит, искомое событие произошло там. Крупная кража? Снова Искусники? Запрещенная ворожба? А может, я сглазил сам себя мысленно, и мисс Фиберти напишет-таки про зверское убийство в экспрессе? У кого бы узнать…

До нас очередь дошла только к обеду, все это время поезд стоял. И это — трансконтинентальный экспресс, никогда не опаздывающий больше, чем на полчаса!

Первым позвали меня. Я шел, мысленно повторяя формулы медитации, наполовину погрузившись в транс и жалея, что нельзя взять с собой дядькины четки — слишком уж специфическая у них форма. Одно дело дурить людей, которые два раза подряд на тебя не глянут, а другое — врать полицейскому следователю, по определению, способному видеть преступников насквозь. Тут нужен серьезный подход.

Жандармы неплохо освоились в вагоне-ресторане: все столики были завалены бумагами и чьими-то шмотками, папки и коробки с материалами дела громоздились на полу, уверенно вытесняя людей. Тут и там глаз натыкался на неизменный атрибут любой конторы — пустые чашки из-под кофе. Прямо как домой попал. Свободный стул наличествовал только один, на него я и сел, полностью отдавшись ритму медитации. Глаза пришлось раскрыть как можно шире — мисс Фиберти утверждала, что только так они не светятся ехидством.

Меня рассматривал невзрачный тип в штатском, вихрастый, с унылым лицом агента похоронной конторы, но без должного лоска — такой хороших денег не получит. Я не совершил ошибки и не расслабился. Вот бы еще придумать способ, как покраснеть…

— Йохан Китото? — устало спросил полицейский.

Я робко кивнул. Нашего природника, должно быть, в детстве издразнили за такую фамилию.

— Я - инспектор Графт. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— О чем?

Белые дотошны, откровенны и непосредственны, надо это держать в уме. Идею субординации они воспринимают с трудом, а ритуал общения с вышестоящим безбожно перевирают, не видя в нем смысла. Черному воспроизвести такое поведение нелегко, это тебе не тупая улыбка.

— Например, о животных. Вы любите животных?

— Смотря каких, — это миф, что белые любят всех и вся, — один раз меня укусила собака. Мне было лет десять, а старый мастифф был подслеповат и просто не понял, что к нему подошел ребенок…

— … и вы умеете с ними обращаться? — невозмутимо продолжил инспектор.

Я старательно пошлепал губами — белые не любят, когда их сбивают с мысли. Может, слезу пустить?

— Да. У моего папы была настоящая ферма, мы проводили там каникулы и праздники…

Когда Йохана отпускал исследовательский раж, он начинал рассказывать о семье, сейчас это очень пригодилось.

— Вы владеете принуждением?

Разговор резко перестал мне нравиться. Йохан, может, и владеет, а у меня такой номер не пройдет. Я открыл рот, чтобы все решительно отрицать, но неожиданно вспомнил одну важную вещь.

— А как же! Я — магистр природной магии.

Ну, Йохан, держись! Ты у меня за это поплатишься.

Глаза полицейских нехорошо заблестели.

— В таком случае, — инспектор жестом фокусника извлек из кармана большую стеклянную пробирку. — Вы можете сказать, что это?

Ему повезло, что он не сунул свою добычу под нос настоящему белому — обморок был бы гарантирован. В пробирке болталось высохшее тельце здоровенного (с мой палец) жука. Я решил не усердствовать в актерском ремесле, аккуратно взял пробирку и сосредоточенно покрутил в руках.

— Такие существа не обитают на северо-западе Ингерники, — без шуток, когда я возился с переделкой голема, то изучил всю литературу о насекомых, которую смог найти. — Чтобы определить точно вид и естественный ареал его обитания, вам лучше обратиться к профессиональному энтомологу. У меня несколько иная специализация.

Инспектор пожелал знать про специализацию подробней, я ласково улыбнулся, вдохнул и начал пересказывать своими словами первую главу «Антологии невидимого» магистра Кинлуори — во всех статьях о рудных бактериях, которые хранились в папке Йохана, эта книженция шла первой ссылкой. Попытки Графта прервать мой монолог успеха не имели. Минут через десять в глазах инспектора появилась тоска, но грубо заткнуть болтливого природника он не решался, очевидно, пару истерик ему уже устроили. Будем снисходительны к несчастному!