Место встречи изменить нельзя. Гонки по вертикали - Аркадий Александрович Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-ка, разевай свою варежку, – скомандовал он добродушно-весело. Долго смотрел мне в рот, сильно качал пальцами зубы, недовольно хмыкал, потом поинтересовался: – Ручная работа, как я понимаю?
– Нет, – сердито ответил я. – Столкнулся с самосвалом.
– Очень ловкий тебе достался самосвал. Считай, что он тебя на челюсть нагрел.
– Это почему еще? Один ведь зуб вылетел?
– Значитца, так: резец и коренной надо удалять, а зуб мудрости у тебя, как у придурка, держать не будет.
– Ну вставь коронку, или что там надо…
– А на что ее ставить прикажешь? На нос тебе или на…? Окромя выбитого зуба, для коронки соседи нужны крепкие, чтобы жевать мог: слюнями ее не приклеишь. Поэтому надо тебе мост съемный делать.
– На ночь в стаканчик с водой его класть?
Серафим хитро прищурился:
– Коли ты себя так уважаешь, Батон, что стаканчик не подходит, упри где ни то хрустальную вазу…
Я разозлился, посмотрел на него в упор и спросил:
– Ты телевизор смотришь?
– Иногда. А что?
– Чаще смотри. Тебя в нем третьего дня показывали.
– Меня? Где?
– В Африке. Есть такая птичка, не помню точно названия, но что-то вроде Серафима Зубакина… И живет она всегда рядом с крокодилами. Зверюга такой вылезет на песочек, пасть на метр раззявит, а птичка эта по имени Зубакин ходит у него там спокойно и выклевывает из междузубьев кусочки мяса. Крокодилу приятно, а Зубакину сытно.
Серафим захихикал ласково:
– К чему бы это, Лешенька, такой пример?
– Именно что пример, Серафим. А вспомнил так просто, случайно.
– Ну просто так просто, тебе, Леша, виднее. А только сомневаюсь я, что крокодил тот – Леха Дедушкин. – Серафим добро улыбался.
– А почему же тебе это кажется сомнительным?
Серафим сипло заперхал, закашлялся от смеха:
– А ты, Лешенька, разве видел крокодила с выбитыми зубами? Это скорее на собачку похоже, на песика сирого, бездомного, беззащитного, безнадзорного.
Я уже отошел – ведь это Серафим правильно все сказал, потому что старик он умный, много живший и сильно битый, а оттого остро глядящий вокруг. Да и надрался я на него сам, вот и получил по выбитым зубам.
– Во всем ты прав, мудрая птичка Зубакин. Вот только не сирый я пока еще песик. Пока что я железный барбос с каменной лапой. Говори лучше, что с моим мостом делать будем?
– А что будем делать? Делать его будем, – обрадовался Серафим. – Значитца, так: золотой мост – две коронки, между ними зубчики сделаем костяные, беленькие. Ты же зубы сизые, стальные, носить не станешь? Ты же не сявка-оборванец, ты же в законе, человек почтенный?..
Я кивнул.
– Значитца, дружок мой, давай теперь поговорим про пустяки…
– Давай.
– Золотишко, для работы потребное, сам принесешь? Или моим попользуешься?
– У меня нет рыжевья сейчас.
– Так о чем там разговаривать! Я тебе и сам металл найду! Червонненькие зубки будут, отменные кусалки, с отливом красненьким. Шестьсот рубликов все удовольствие.
– Ты что, Серафим, озверел?! Шестьсот монет за мост?
– А что? Дорого?
– Конечно дорого!
– Так ты в поликлинику сходи, в свою районную! У нас ведь обслуживание медицинское доступное, совсем бесплатное. Тебе там сразу, без очереди, с доставкой на дом как человеку заслуженному и сделают золотую челюсть.
Посмотрел я на него, посмотрел, головой даже от досады покачал.
– Жулик ты, – сказал я ему. – Старый разбойный жулик.
Он от радости снова засипел, закудахтал:
– Это точно. Я жулик, а ты херувим. Девица непробованная, нежная, с розой алою на острых грудях.
Меня это рассмешило, и я сказал ему вполне добродушно:
– Черт с тобой, грабь бедных трудящихся воров. Только вот какая штука, Серафим, я с тобой расплачусь чуть позже…
Он все еще хихикал и вытирал около умывальника после мытья руки не очень чистым полотенцем, и, наверное, до него не сразу дошло то, что я сказал, потому что он как-то по инерции еще пару раз усмехнулся, а
