Клан Кеннеди - Лариса Дубова

Правда, и в то время, когда Тед предостерегал Роберта от выдвижения своей кандидатуры на ближайших выборах, он не был твердо уверен в правильности такого совета. Приятель Эдварда Дик Гудвин писал Роберту Кеннеди, что во время одной из встреч задумчивый Тед сказал ему, что, может быть, он не совсем прав, и продолжал: «Джек (Джон Кеннеди. — Л. Д., Г. И.), вероятно, предостерег бы против этого, но скорее всего он сам поступил бы именно так»{1254}, то есть ввязался бы в предвыборную гонку.

Однако после того как Роберт принял решение участвовать в выборах, тем более после заявления Джонсона 31 марта, что свою кандидатуру он выдвигать не будет, Эдвард не просто активно включился в борьбу, но посвятил ей всё свое время, даже манкируя участием в работе сената.

При этом иногда происходили неожиданные казусы и столкновения. Во время одной из поездок на него буквально набросилась группа палестинцев, которые нашли приют в США. Разъяренные молодые люди, подогретые проповедями крайних исламистов, кричали, что государство Израиль надо сбросить в море, а один из них схватил Эдварда за грудки с возгласами: «Евреи убили твоего брата, как они убили Христа!» Боясь утратить контакты с мусульманским населением Америки, опасаясь еще больше разозлить истеричных людей, Кеннеди лишь промямлил в ответ: «Это неточно» и поспешил удалиться{1255}.

Где бы они оба ни находились, Эдвард ежедневно говорил с Робертом по телефону. Подчас приходилось сообщать кандидату в президенты просто гнусные предложения, которые получал Тед. Однажды к нему для приватного разговора явился один из лидеров профсоюза водителей грузовиков и грузчиков (фамилия его в документе не называлась), то есть того самого профсоюза, бывший председатель которого Дж. Хоффа был в результате расследования Роберта, бывшего тогда министром юстиции, и по его настоянию в конце концов посажен в тюрьму за коррупцию. Теда попросили договориться с братом о том, чтобы тот употребил свое влияние для отдачи Хоффы на поруки. В этом случае продажные профсоюзные боссы обещали поддержку на выборах и, более того, взятку в размере одного миллиона долларов. Не в силах овладеть эмоциями, Эдвард тут же позвонил брату и получил ответ: «Скажи ему, что, если я стану президентом, этот Джимми Хоффа никогда не выйдет из тюрьмы и что многие из них также окажутся в тюрьме»{1256}.[88]

Эдвард участвовал во всех первичных выборах, на большинстве из которых, как мы знаем, его брат добился победы. 5 июня он находился в Калифорнии, но не в Лос-Анджелесе, где победоносно завершил битву Роберт, а в Сан-Франциско, руководя здесь предвыборным штабом. Именно тут в отеле «Феамонт» он и его спутники услышали экстренную новость, что в сенатора Роберта Кеннеди стреляли и он находится в больнице. Ценой неимоверных усилий был немедленно нанят частный самолет и через несколько часов Эдвард был уже в больнице — как раз в то время, когда Боб находился на операционном столе. Через несколько часов ему сообщили, что наступила «смерть мозга», и именно он оказался тем человеком, который дал согласие на отключение аппаратов, поддерживавших кровообращение брата.

Не успело еще остыть тело Роберта, как партийная машина Демократической партии заработала в новом направлении. Уже вечером 7 июня к Эдварду обратились с предложением, чтобы он выдвинул свою кандидатуру вместо погибшего брата. Трагическая кончина Роберта подтолкнула начавшуюся уже ранее «кеннедиевскую президентскую волну» — своеобразное явление в американской политической истории, когда на протяжении следующих полутора десятилетий все президентские выборы проходили под знаком сравнения: можно ли сопоставить того или иного кандидата с братьями Кеннеди.

При этом, однако, кандидатура единственного оставшегося в живых брата серьезно рассматривалась только в 1968 году. На выборах, проходивших позже, его кандидатура обсуждалась, но отвергалась и им самим, и его сторонниками по причине еще одного трагического и странного случая, о котором мы расскажем чуть ниже. Пока же видные однопартийцы настойчиво предлагали, по существу дела требовали, чтобы Эдвард немедленно включился в президентскую гонку, по крайней мере на пост вице-президента.

Однако Эдвард чувствовал себя полностью истощенным морально и физически. Он мог думать только о покойном брате и его семье и решительно отказался от того, что считал грубейшим нарушением любых этических, просто человеческих норм. Еще не придя в себя, Эдвард вынужден был выступить на траурной церемонии в соборе Святого Патрика в Нью-Йорке, куда было доставлено тело брата. Он говорил: «Моего брата не надо идеализировать, не надо преувеличивать после смерти то, каковым он был в жизни. Его надо помнить просто как хорошего и достойного человека, который видел неправильности и стремился исправить их, видел страдания и стремился избавить людей от них, видел войну и стремился остановить ее»{1257}.

15 июня Эдвард вместе с мамой Розой выступил по телевидению, чтобы поблагодарить тех, кто выразил сочувствие семье и проявил к ней внимание. Но он использовал эту речь и для заявления, которое озадачило как его сторонников, так и политических противников. «Каждый из нас должен решить для себя, собственным сердцем, собственным сознанием, что он должен сделать этим летом и когда настанут будущие годы, и я верю, что мы должны выбирать мудро»{1258}.

Что это было — подтверждение отказа, согласие вновь обдумать предложения, проявление нерешительности? Скорее всего — последнее. Неопределенность сохранялась почти до конца июля, пока, наконец, в прессе не появилось заявление Эдварда по поводу поступавших к нему предложений участвовать в президентских выборах в качестве первого или второго лица. «При нормальных обстоятельствах такая возможность явилась бы предметом гордости и призывом к дальнейшей общественной службе. Но для меня в этом году это невозможно»{1259}. В любом случае заявление свидетельствовало, что Эдвард твердо намерен продолжать политическую деятельность.

Особенно четко это прозвучало во время первой после смерти брата встречи Теда с публикой 21 августа. Он посетил католический колледж в Ворчестере, штат Массачусетс (формально отдельном городе, но фактически районе Бостона). Место выступления было избрано не случайно. Оно должно было продемонстрировать, что оратор сохраняет верность религии предков и памяти братьев. Но речь носила чисто политический характер. Эдвард заявил, что решил продолжать общественную жизнь и прежде всего следовать примеру своих братьев в антивоенной борьбе. «Я подхватываю упавшее знамя. Чувствуя поддержку в памяти о бесценных годах, которые мы провели вместе, я буду пытаться продолжать дело справедливости, совершенствования и мужества, которое определяло их жизни». Главной текущей задачей он считал скорейшее окончание войны во Вьетнаме, а в преддверии этого требовал прекращения бомбардировок Северного Вьетнама, постепенного сокращения американского участия в военных действиях, активизации переговоров в Париже, которые были начаты в мае 1968 года вначале между представителями США и ДРВ (в январе 1969 года переговоры стали четырехсторонними — к ним присоединились правительство Южного Вьетнама и Фронт национального освобождения этой части страны). С территории Южного Вьетнама должны быть выведены все иностранные войска, включая и Вооруженные силы ДРВ, которые действуют под маской партизанских сил Вьетконга, провозглашал оратор{1260}.