Князь Света (сборник) - Роджер Желязны

— Все ведь кончено… и эта коварная местность…

— Пока его тропа шла по безопасным участкам. Кроме того, у меня здесь есть телефон.

— Не свихнись там тоже!

— Не волнуйся.

Он надел очки, перевел их в обычный спектр и пошел по следам Сингера — на север.

— На некоторое время я тебя покину, — сказал Фишер. — Расскажу остальным. К тому же мне надо отдохнуть.

На миг Железному Медведю почудилось, что слышится свисток паровоза, и он подумал о своем отце. Воздух наполнили пухлые снежинки. Он прикрыл нос и рот кожаной перчаткой и пошел дальше.

Мерси Спендер

услышав известие, она открыла бутылку джина, взятую с собой, и налила в стакан, не разбавляя, мурлыкая все это время «Камень веков»; чувствуя, что ответственность снята, выражая благодарность, решая, какую книгу почитать и что связать во время выздоровления; произнесла пару слов за упокой души Уолтера Сендса, которого видела перед собой в стакане, внезапно встряхнула головой.

«Спи спокойно», — сказала она и выпила стакан залпом, а когда пошла налить следующий, стакан каким-то образом разбился, а ей очень захотелось спать, и она решила отправиться на боковую и сохранить значительную часть на завтра.

Сон у нее был тревожный.

Алекс Мансин

услышав известие, перенесся домой, игра закончилась, его команда победила опять; а после прощания с остальными и транспортировки он навестил свою свору и какое-то время играл с собаками, гладкими, скулящими и лижущимися — их привязанность к нему его согревала, — а потом пошел к своей консоли, поставив по правую руку стакан теплого молока, предпринимая действия по поводу множества поступивших посланий; чересчур взвинченный, чтобы спать.

Мысли о недавнем деле врывались в разум и уносились, будто щенки; и улыбка Уолтера Сендса, казалось, мелькнула на миг на экране, когда он читал список биржевых котировок и забавлялся с парой сувенирных костей, которые обнаружил в нижнем ящике туалетного столика в кабинете.

Элизабет Брук

захотела трахаться, была удивлена силой этого ощущения, но осознала, что темп и напряжение предыдущих дней, внезапно спавшие, требуют некоего физического выхода; так что она попрощалась с остальными и перенеслась в Англию, чтобы позвонить своему другу и пригласить того на чай, поговорить о ее недавних переживаниях, послушать какую-нибудь камерную музыку и успокоить призрак Уолтера Сендса, который тревожил ее не на шутку.

Чарльз Диккенс Фишер

в своем номере в «Вигваме Птицы Грома» с чашкой кофе смотрел в окно на снегопад, думая о своем зяте и индейцах в вестернах, которые он видел, и выживании в дикой природе, и огромном мертвом звере, чей образ он заставил появиться перед собой на лужайке (напугавший одну пару на той стороне, которая случайно в тот момент выглянула), воскрешенный в памяти по видеофильму, который он вызвал раньше, глаз сверкал, словно уотерфордский хрусталь, клыки напоминали сталактиты.

А потом он прогнал его и создал образ Уолтера Сендса в натуральную величину, сидящего в кресле и смотрящего на него, а когда он спросил: «Как тебе нравится быть мертвым?»

Сендс пожал плечами и ответил: «Есть свои плюсы, есть свои минусы».

Идти. Вдоль западной кромки каньона, направляясь на северо-восток. Свернуть, взяв курс севернее. В сторону от каньона, через снега, к деревьям.

Путь привел его к воде и стене. Ветер здесь был силен, хотя снегопад уменьшился до случайных редких снежинок.

Он продолжал держаться. Где-то впереди, в деревьях или за ними, вой койота. Запах леса доходил до него по мере приближения — и треск сучьев.

Прежде чем войти в лес, он разок оглянулся. Казалось, над самой кромкой каньона поднималось зеленоватое свечение. Через мгновение оно скрылось из виду из-за снежного вихря, а потом Билли окружили деревья, и ветер ослаб.

Когда он раздвигал ветви, с них с хрустящим стеклянным звуком падали льдинки. Создавалось впечатление совершенно иного места, — места постоянных сумерек и холода, где он охотился на тех, кого он назвал ледяными медведями. В любой момент мог донестись пронзительный свист медведей, а потом у него было лишь несколько мгновений, чтобы возвести барьер и зажечь паралитический костер, прежде чем стая завертится вокруг него. Затем передвинуть барьер, чтобы уберечь упавшего от пожирания своими сородичами. Вызвать челнок…

Он глянул наверх, отчасти ожидая увидеть, как тот сейчас снижается. Но во всех направлениях виднелись лишь перламутрово-серые складки облаков. Данная охота совсем другая. Существо, которое он искал, взять будет не так просто, да и не победить его с помощью ограждения. Тем интереснее.

Он перешел ручеек с заиндевевшими берегами, и тропинка резко свернула, следуя вдоль потока через сухое русло реки, где кто-то рассматривал его зелеными глазками из небольшой пещеры. По мере приближения тропа пошла в гору, а деревья поредели.

Путь повел его затем налево, по-прежнему вверх по склону холма. Билли забирался все выше и выше, пока наконец не оказался на вершине гряды, с которой открывался вид на всю округу. Тут он остановился, всматриваясь в черный север, куда тянулась тропа, насколько он мог видеть при диковинном полуосвещении, сопровождавшем его в этом путешествии. Открыв сумку, он бросил на тропу перед собой пыльцу. Потом повернувшись к голубому югу, к проему в земле, из которого он вышел, тоже бросил пыльцу, впервые заметив, что позади него тропа отсутствовала, что путь к этому месту исчезал, пока он по нему шел. Билли почувствовал, что не в силах будет сделать даже шаг в том направлении, если и попытается. Не было возврата по тому пути, которому он следовал.

Он встал лицом к желтому западу — месту, где день сворачивался и закрывался. Бросая пыльцу, он думал о концовках, о границах циклов. Потом на восток, думая обо всех утрах, которые он познал, и о следующем, которое оттуда появится. Видя очень далеко на восток с необычайной ясностью, он думал о крае, по которому двигался его взор, добавляя черты из внутреннего ландшафта памяти, гадая, почему ему когда-то захотелось отринуть Денету, представлявшую столь большую его часть.

Как долго он смотрел на восток, трудно сказать. Внезапно воздух вокруг головы наполнился кружащимися частичками света под аккомпанемент тихого жужжания. Будто рой мелькающих светляков. Вдруг они устремились направо. Он воспринял это как своего рода предупреждение — и взглянул направо.