Царьград (сборник) - Александр Харников

А вот и мой старый университетский друг Джордж Бокер… Идет, задумчиво поглядывая по сторонам. Я знал, что он тоже здесь в Константинополе, но совсем не ожидал, что встречу его в первый же день. Узнав, что он съехал из гостиницы и в качестве гостя проживает в резиденции Долмабахче, я сегодня же, как джентльмен джентльмену, собирался послать ему свою визитку. Но случилось то, что случилось.

Увидев меня, Джордж с изяществом поздоровался со мной, приподняв цилиндр. Правда, всю эту викторианскую чопорность испортила широкая радостная улыбка моего бывшего однокашника.

– Билл, какая встреча! – сказал он мне. – Как я рад тебя видеть!

– Джордж, – ответил я, – мне тоже приятно встретить тебя здесь, за тысячи миль от дома! Сколько же лет мы не виделись? Кажется, в последний раз мы встречались на моей свадьбе?

– Да, Билл, помню, – сказал Джордж, увлекая меня к ближайшей свободной скамейке, во множестве расставленные вдоль парковой дорожки. – Ваше поместье, дом с колоннами, парк, табачные поля… А что ты делаешь в Константинополе?

Я вздохнул, усаживаясь поудобней:

– Поместье я за сущие гроши продал какому-то «саквояжнику», после чего уехал в Европу. С тех пор живу на свои сбережения в Париже. Точнее, жил, пока деньги не кончились. К счастью, мне предложили работу в константинопольском отделении одной из торговых фирм. Только сегодня приехал в Константинополь и сразу же встретил тебя…

На самом же деле я приехал по приглашению президента Дэвиса. Во время Войны Севера и Юга я бежал из северного плена вместе с Оливером Семмсом. Именно он откуда-то пронюхал, что я болтаюсь без дела в Париже, и пригласил меня в Константинополь. Телеграмма пришла буквально за два дня до того, как мне пришлось бы съезжать со своей квартиры. Как оказалось, уже здесь, после встречи с представителем президента Дэвиса, импортно-экспортное агентство «Рога и копыта» служили прикрытием для связи южного сопротивления и югоросской разведки. Эти парни взялись за янки всерьез и по-взрослому. Ознакомившись с масштабом грядущей операции, я понял, что возрожденная Конфедерация – вещь вполне реальная. Уж и не знаю, чем югороссам так насолили парни, которые сидят в Вашингтоне, но, кажется, скоро им будет невесело.

Немного посидев на скамейке, мы с Джорджем встали и не спеша прошли в небольшую турецкую кофейню рядом с парком, где я с удовольствием впервые в жизни попробовал крепкий черный турецкий кофе, который заказал для нас Джордж. Быть в Константинополе и не выпить турецкого кофе – это тоже своего рода извращение.

Когда нам принесли все что положено: кофейник, чашечки, два стакана и кувшин ледяной воды, Джордж продолжил свои расспросы:

– А как супруга, Билл, как ваши дети? – спросил он, осторожно прикасаясь губами к горячему и крепкому напитку.

– Да один я теперь, Джордж, – вздохнул я. – Оба сына погибли на войне, дочь вышла замуж, переехала в Джорджию, под Атланту, и там заживо сгорела вместе с поместьем, когда через их графство прошел этот людоед Шерман. А моей Александры не стало два года назад, после чего я и уехал в Европу. Будь она жива, она бы никогда не бросила нашей Южной Каролины, да и я тоже. Ведь это родина и моих, и ее предков, которые жили на той благословенной земле, начиная с середины позапрошлого века. Но без нее мне все там опостылело.

Джордж по-дружески приобнял меня за плечи. Мы с ним были очень близкими друзьями в университете, часами обсуждали все подряд, от теории Адама Смита до политических трудов Джона Локка, от поэзии Овидия до бокса, в котором Бокер был чемпионом нашего выпуска 1844 года.

Когда мы только что приехали в университет, то оказалось, что второкурсники любят издеваться над первокурсниками. И так как мы с Джорджем были неплохими боксерами, то второкурсники после пары попыток нас побить стали держаться подальше. А когда мы стали второкурсниками, то сами не били первокурсников и другим не давали это делать, чем я до сих пор горжусь.

– Как жаль… – сказал он с сожалением. – Помню твою Александру – такая красивая была невеста. А что случилось? Она заболела?

– Заболела? Как бы не так! – со злостью сказал я. – Если и заболела, то эта болезнь называлась Реконструкция. Ее изнасиловала и убила толпа пьяных негров, когда она возвращалась из поездки к подруге в Спартанбург.

Глаза Джорджа сделались круглыми от ужаса:

– Бедняга! – воскликнул он и вскочил со стула, невольно привлекая к себе внимание. – Их нашли?

– Нашли, – с горечью ответил я, – но суд янки их оправдал. Судья сказал, что нет доказательств их вины, хотя свидетели видели этих негров рядом с местом преступления в окровавленной одежде. Да и сами они, не стесняясь, хвастались своим мерзким поступком перед дружками. Но ты знаешь, что нет правосудия, когда судья – «саквояжник», а присяжные – кто не «саквояжник», тот негр…

– «Саквояжник»? – не понял меня Джордж.

Я тяжело вздохнул:

– Так мы называем тех, кто приехал с севера сделать на нашей беде легкие деньги. Ведь право голоса теперь только у них и у негров. И в суде выиграть у негра или «саквояжника» почти невозможно. Это Реконструкция, Джордж. Время, когда на трупе павшего льва пирует стая шакалов.

Джордж задумался. Впрочем, я тоже не был с ним до конца откровенным и не рассказал конца всей этой истории. Выслушав приговор, я продал свое имение и забрал все деньги из банка. Впрочем, денег оставалось совсем немного, ведь все, что было у меня в Локхартском Национальном банке, прогорело вместе с Конфедерацией. Потом я взял свою двустволку и подкараулил сначала одного, а потом и второго насильника. Больше они никого не убьют и не изнасилуют – заряд волчьей картечи в брюхо это гарантирует.

После чего я немедленно отъехал в Чарльстон, откуда и отправился во Францию первым же пароходом. Может, я в розыске, а может, никто и не знает, что этих двух ублюдков застрелил именно я.

Джордж вздохнул:

– А наша пресса писала, что на юге все хорошо, и что восстановлены законность и демократия…

– Так и писали? – с сарказмом спросил я.

– Да, Билл, – сказал Джордж, – так и писали. И еще добавляли: зря наше правительство так мягко с ними, этими мятежниками, обращается…

– Джордж, – сказал я, – по сравнению с вашими газетчиками – женщины легкого поведения честны аки ангелы. Ведь они не способны сделать старость – молодостью, а черное – белым. Газеты же только и предназначены для того, чтобы лгать, лгать, лгать, во имя интересов своих хозяев. Чем ужаснее ложь, чем чаще она повторяется, тем быстрее поверят в нее разные легковерные простаки. Слушай…

Тут я не выдержал и рассказал ему все, что происходило до войны между Штатами, во время нее и после. Джордж сидел бледнее луны, и все время повторял:

– О, Билли! Неужели так все и было?! Какой ужас!

Потом мы обнялись, и Джордж сказал:

– Билли, я здесь по просьбе президента Хейса, и мое поручение почти выполнено. Так что в ближайшее время я, наверное, уеду. Сегодня у меня деловой ужин, а завтра вечером у меня свободное время. Давай встретимся еще раз здесь, в это же время!

На том мы и расстались. Джордж всегда был типичным северянином, упрямым и недоверчивым. Но при этом у него присутствовало ярко выраженное чувство справедливости. Похоже, что семена упали на благодатную почву, и он начнет наводить справки. Я даже догадываюсь у кого…

28 (16) сентября 1877 года. Константинополь

Джордж Генри Бокер, бывший посол САСШ в Османской империи и России, а также бывший спецпосланник президента Хейса в Югороссии

Вчера вечером я встретился с моим другом Алексом Тамбовцевым. Я думал, что эта встреча будет прощальной – договор подписан и передан в Вашингтон, нерешенных вопросов больше нет. И я запросил отпуск до следующего назначения. И как только я получу «добро» из Вашингтона, то поеду в Карлсбад, куда моя любимая супруга поехала на воды. Одно письмо я уже получил – она пишет, что город очень красивый, но что ей очень не хватает той сердечности, к которой она привыкла в Петербурге. А еще она очень скучает по мне.

Я рассказал об этом Алексу, и тот обещал зарезервировать мне купе в венском экспрессе, который отбывает в среду, третьего октября. А если я получу разрешение уехать быстрее, то меня отправят на поезде в воскресенье, тридцатого сентября. Письмо жене он взял, пообещав, что оно будет отослано в Карлсбад как можно скорее.

За ужином, вновь обильным, я рассказал Алексу про моего друга и про то, что тот мне сообщил про жизнь на Юге и про Реконструкцию. Алекс задумался, подошел к книжной полке и достал книгу под названием «Gone with the Wind» – «Унесенные ветром».

– Про что она? – спросил я, с любопытством разглядывая толстый том в потрепанной картонной обложке. Я обратил внимание, что у книги не хватало титульной страницы. Заметно, что ее уже много раз читали – корешок был потрепан, страницы засалены и покрыты пятнами.