Щит и меч - Вадим Кожевников

— Нашу обстановку, какую видите. Запросите, как у них.

Спустя некоторое время Надя пожаловалась: слышимость плохая, помехи. Под землей работа рации очень затруднена.

— Но все-таки — что же передают?

— Отдельные слова разобрала: «Горячо… Всех в укрытие… Артиллерия…»

— Так, — сказал Вайс. — Понятно.

Парашютисты пробовали призвать людей к спокойствию, но невозможно было перекричать их.

Вайс спросил Надю:

— А какую-нибудь станцию мощную вы принять можете?

— Мощную — конечно.

— Хорошо бы музыку, — сказал Вайс. — Хорошую. Начнут слушать и смолкнут. Понятно?

— Я попробую.

— Я не уверен, но вдруг… — сказал Вайс.

Спустя некоторое время раздались тихие звуки музыки неизвестно какой радиостанции.

Сначала смолкли те, кто стоял первыми у решетки; потом постепенно затихли все — вся эта гигантская, плотно спрессованная в штольне человеческая масса…

И тогда Белов подошел к решетке и закричал громко, насколько мог:

— Товарищи! Прошу всех спокойно отойти подальше от решетки, лучше всего — в боковые ходы, они, наверное, у вас есть. Для того чтобы разрушить решетку, нужно произвести взрыв. — Спросил: — Вы поняли?

Наверное, каждый человек выговорил очень тихо это слово:

— Да.

Но оно так громко отдалось под сводами, что было подобно ослабленному гулу подземного обвала.

Вайс выждал, пока гул смолкнет, сказал:

— Товарищи, мы уверены, что вы будете вести себя организованно, как подобает советским людям. — Крикнул: — Старшим остаться у решетки, остальным отступить в укрытие!

Шорох и топот ног. Потом в решетке показалось только пять человеческих рук. Вайс подошел, пожал каждую и повторил то, что надо было выполнить всем этим людям. Добавил:

— Пожалуйста.

Укрепив, где нужно, заряды, парашютисты подняли обессилевшего Мехова и понесли. Мехов был грузным человеком, а идти приходилось, поднимаясь по отлогому склону, так как штольня была здесь проложена по скошенному горизонту.

Преодолев подъем, они остановились и залегли за составом вагонеток, нагруженных бочками цемента и каменными глыбами, видимо служившими для перемычек, которыми была замурована штольня.

Несколько минут спустя раздался взрыв, и воздушная волна его оказалась такой силы, что состав вагонеток толкнуло назад, упоры слетели с рельсов, и вагонетки, сначала медленно, потом ускоряя ход, покатились вниз по склону, туда, куда сквозь пролом в решетке бросились плотной массой тысячи людей.

Вайс вскочил и побежал рядом с передней вагонеткой, пытаясь подсунуть под ее колеса деревянный башмак, но его с силой отбросило прочь. Тогда Вайс выхватил гранату, сбросил с нее металлическую рубашку, дающую тысячи осколков, повернул ручку и через две секунды швырнул гранату вперед, между рельсов, а сам лег плашмя у стены штольни лицом вниз, прикрывая голову руками.

Взрывом свалило первую вагонетку, остальные наползли на нее, громоздясь грудой железа и камня.

Из накренившейся вагонетки на Вайса посыпались обломки камня. Ладонь, которой он накрывал голову, раздробило одним из таких камней. Вагонетка, кренясь в сторону, грозила опрокинуться на Вайса и раздавить его своей тяжестью.

Откуда нашлись силы у этих умирающих от голода, жажды, удушья людей, как хватило воли и организованности, чтобы быстро выделить несколько десятков наименее ослабевших и научить их сделать единственно возможное? Одни из них пролезли между вагонетками и стеной штольни и, упираясь полосатыми от выпирающих ребер спинами в накренившиеся борта вагонетки, удержали ее на себе; другие в это время сбрасывали камни, завалившие Иоганна, и затем вытащили и его самого, окровавленного, потерявшего сознание.

И когда Надя, склонившись над Иоганном, сказала горестно: «Он дышит, товарищи, но воздуху ему не хватает, воздуху!» — эти люди отпрянули и подались назад, словно освобождая пространство для доступа воздуха.

В бой против советских парашютистов были брошены сводные эсэсовские охранные подразделения. Они отлично умели убивать, совершать облавы, расправляться с партизанами, они точно рассчитывали количество стволов, боеприпасов, самолето-вылетов, чтобы на каждый метр линии партизанской обороны приходилось не меньше сотни осколков и попаданий станковых и ручных пулеметов.

Но парашютный отряд состоял из воинов, каждый из которых в отдельности владел искусством осмотрительного и самостоятельного ведения боя. Это были мастера военного дела, участвовавшие во многих сражениях.

Знаменитый снайпер Борис Веткин стрелял с озабоченным выражением на строгом и умном лице. Движения его были ленивы, мягки и не лишены грации. Он смотрел в оптический прицел с тем же внимательным любопытством, как некогда — будучи студентом-микробиологом — в окуляр микроскопа.

Он был ранен, но расчетливо соображал, что, если не получит нового ранения, у него еще хватит сил удержать здесь снайперскую позицию, — только не нужно ее менять, а оставаться на прежнем месте, плотно прижавшись к разрыхленной земле.

Минометный расчет, напротив, маневрировал, меняя позиции, чтобы не дать противнику пристреляться. Бойцы, передвигаясь по-пластунски, волокли за собой, как на буксире, привязанные за провод к ноге ствол, плиту и железные кассеты с минами. Занявшие оборону парашютисты были вооружены ручными пулеметами и автоматами. Когда противник приближался, брались за автоматы. Подносчики обеспечивали боеприпасами каждый свою группу.

Парашютисты не успели скрыто заминировать подходы. Они просто разложили мины и протянули к себе в окопы куски проволоки, соединенные с предохранительной чекой взрывателя. Когда цепи противника приближались, дергали за проволоку, чека выскакивала, и мина срабатывала.

Раненых отволакивали на разостланных плащ-палатках под своды туннеля. Это был бой, тщательно продуманный и организованный, как будто работал цех под открытым небом. Если б только людей в этом «цехе» не убивали, а механизмы от попадания мин и снарядов не выходили из строя!

Майор Колосов, руководя работой боя, поглядывал на часы. Обещанный танковый десант запаздывал. Он видел, как гаснут одна за другой огневые точки парашютистов. Он слышал разрывы ручных гранат, означающие, что начался ближний бой. Взял трубку полевого телефона и приказал командиру расчета станкового пулемета:

— Егоров, брызни на левый фланг, а то там жарко!

Он видел в бинокль, как парашютисты отступают на вторую линию обороны. Радист подошел к нему и сказал, что люди из шахты запрашивают разрешения выходить.

— Нельзя, — сказал майор. — Ни в коем случае. — Потом добавил, подумав: — С десяток, каких покрепче, пускай выделят. Что ж, все-таки резерв.

Спустя некоторое время в туннель из ствола шахты поднялись пятнадцать лагерников и с ними парашютисты и Надя. Они принесли раненых и положили их поближе к выходу, чтобы люди могли дышать. Надя присела рядом с Беловым, расстегнула китель, положила ладонь ему на грудь. Она почувствовала — сердце бьется. Но когда отняла ладонь, она была в крови.

Лица, как и тела лагерников, были черны от рудничной пыли. Все они были настолько худы, что казались плоскими, словно силуэты людей, вырезанные из грязной фанеры.

Один из них сказал:

— Товарищ майор, разрешите обратиться? — И стукнул костлявыми коленями, сведя ноги по стойке «смирно». — Мы к бою готовы!

— Ладно, — согласился майор, — не спеша, по одному на огневые позиции, марш! — Добавил, улыбаясь: — Спасибо, товарищи, за выручку.

Пошел дождь. Но не дождем можно угасить огонь неравного боя — силой. А силы парашютистов были на исходе… Майор приказал радисту:

— А ну, покричи в эфир ВВС! Надо, чтобы накидали чего-нибудь. Задерживают десант, а у меня потери.

Радист доложил:

— Приказали через двадцать две минуты всем в укрытие. Беспокоятся, чтобы своих не задеть. Просили обозначить передний край ракетами.

— Ладно, — согласился майор, — подсветим!

И когда в не прекращающемся ни на минуту дожде сгустились влажные сумерки, заворчало грозное небо. Сначала свалили свой груз пикировщики, падая на крыло, словно пришибленные. А потом черными лезвиями низко метались над полем боя штурмовики, вонзая в землю огненные очереди.

И еще действия авиации не завершились, а майор уже вынул из кобуры пистолет и не спеша спустился к залегшим поодаль парашютистам. И спустя несколько минут, как только исчез последний самолет, парашютисты выскочили из укрытий и пошли на противника по вздыбленной, изуродованной, словно вывернутой наизнанку земле.

Рота танкового десанта завершила этот бой.

Майор Колосов был ранен. Но у него хватило сил дать все необходимые распоряжения командиру подразделения танкистов, лейтенанту.