Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя маршал Удино и был удивлён столь непредвиденной атакой, он довольно хорошо выпутался из трудного положения, в которое попал. Приказав развернуться различным частям своей колонны, он образовал единую линию перед Витгенштейном и столь яростно отразил первые атаки, что русские не сочли возможным возобновить их в тот же день и отступили за Якубово. Однако кавалерия противника действовала успешно. В наших тылах они захватили около тысячи человек и часть экипажей, в том числе наши походные кузницы. Это была огромная потеря, и кавалерия 2-го корпуса испытывала большие трудности во время всей кампании. После этого столкновения войска Удино заняли свои позиции, а бригада Кастекса получила приказ отойти до Клястиц, чтобы защищать разъезды двух дорог, куда пехота генерала Мезона пришла на соединение с нами. Русский офицер, взятый в плен практически в доме своих родителей, общался с нами весьма приветливо.
Однако, поскольку на следующий день готовилось серьёзное сражение, командиры обеих армий изучили свои диспозиции, и на рассвете русские подошли к почтовой заставе Клястицы, куда опиралось правое крыло французской армии. Хотя в подобных обстоятельствах использовались оба полка нашей бригады, однако в первую линию вставал тот, который был на данный момент в карауле. Наступила очередь 24-го полка конных егерей. Чтобы избежать каких бы то ни было колебаний, храбрый генерал Кастекс стал во главе полка и быстро повёл его на русские батальоны, прорвал их линии, взял 400 человек в плен и не понёс при этом никаких потерь. Кастекс смело ворвался первым во вражеские ряды. Его лошадь была убита ударом штыка, и генерал, падая, вывихнул ногу. В течение нескольких дней он не мог командовать бригадой, поэтому его место занял полковник А***.
Русские батальоны, которые наш 24-й полк только что изрубил саблями, были сразу же заменены другими, выходившими из Якубова и наступавшими прямо на нас. Тогда маршал послал г-ну А*** приказ атаковать их, и тот велел прорвать передовую линию, что я тотчас и исполнил. Выйдя на передовую линию, 23-й полк вступил в бой и подъехал к русской пехоте, которая остановилась и, не сходя с места, дожидалась нас: это был Тамбовский полк. Как только мы оказались от них на нужном расстоянии, я скомандовал атаку! Она была проведена с тем большей решимостью и тем более стройными рядами, что моих и без того смелых кавалеристов подталкивала ещё и мысль, что их товарищи из 24-го полка наблюдают за всеми их движениями. На мой взгляд, противник совершил громадную ошибку. Она состояла в том, что русские стреляли в нас неприцельным залповым огнём, который ранил или убил лишь нескольких человек и немногих лошадей: гораздо более смертоносным был бы батальонный огонь.
Русские хотели перезарядить ружья, но мы не дали им для этого времени. Наши великолепные лошади, пущенные во весь опор, бросились на них, и столкновение было столь яростным, что масса врагов была опрокинута! Многие поднялись на ноги и пытались защищаться штыками от ударов сабель наших кавалеристов. Но, понеся большие потери, они отступили, а потом бросились бежать. Многие вражеские солдаты были убиты или захвачены в плен, пока они бежали навстречу кавалерийскому полку, идущему им на помощь. Это были гродненские гусары.
Я заметил, что, когда какой-либо отряд разбивает другой, он и дальше продолжает сохранять над ним преимущество. Здесь я увидел тому новые доказательства, поскольку конные егеря 23-го полка набросились, как на лёгкую добычу, и на гродненских гусар, которых они так удачно разбили раньше в ночном сражении при Друе. Узнав своих победителей, гусары бросились от них бежать со всех ног! На протяжении всей остальной кампании этот полк всегда оказывался против 23-го конно-егерского полка и всегда был бит нашими кавалеристами.
Пока на нашем правом фланге происходили эти события, пехота в нашем центре и на левом фланге атаковала русских, которые везде были разбиты, оставили поле боя и на закате солнца вернулись на позиции примерно на расстоянии 1 лье от места боя. Наша армия сохранила позицию, какую занимала между Якубовом и развилкой дорог у Клястиц. В этот вечер на бивуаках нашей бригады царила большая радость, поскольку мы оказались победителями! Мой полк завладел знаменем Тамбовского полка, а 24-й полк тоже захватил русское знамя[128]. Но испытываемая этим полком радость омрачалась сожалениями о том, что были ранены два эскадронных начальника этого полка. Первый из них, г-н Монжино, во всех отношениях был одним из наиболее заслуженных и достойных офицеров. Второй был братом командира полка, у него не было ни талантов, ни замечательного ума старшего брата, но зато это был один из самых бесстрашных офицеров. Оба быстро выздоровели и участвовали в кампании.
Если какой-либо отряд старается обойти противника, он сам подвергает себя той же опасности, что и произошло с Витгенштейном. Этот генерал, покинувший 29-го числа дорогу на Петербург, чтобы броситься на левое крыло и на тылы французской армии, тем самым подверг опасности свою коммуникационную линию, от которой Удино смог бы его полностью отрезать, если бы, разбив Витгенштейна 30 июля, сумел его далеко оттеснить. Положение русского генерала было тем более опасным, что, оказавшись лицом к лицу с победоносной вражеской армией, преграждавшей ему путь к отступлению, он узнал, что маршал Макдональд переправился через Двину, занял город Дюнабург и двигался теперь на тылы Витгенштейна. Чтобы выйти из этого сложного положения, Витгенштейн ловко использовал ночь после боя, чтобы через поля обойти Якубово. Это привело его армию на санкт-петербургскую дорогу на подступах к Клястицам. Но, опасаясь, как бы правый фланг французов, расположенный поблизости от этого пункта, не бросился на него во время этого флангового марша, он решил помешать противнику сделать это и сам атаковал наше правое крыло своими превосходящими силами. В это время основная часть его армии, выполняя свой манёвр, смогла бы
