Безумный корабль - Робин Хобб

На подходах к комнате Рэйна ее снова одолели сомнения. Если Малта и Рэйн вправду уладили свои отношения, не исключено, что они…

В общем, ей захотелось остановиться и еще раз все хорошенько обдумать.

— Янни, — начала было она. Но Янни уже подняла руку, и Кефрия успела решить — сейчас постучит, но та просто толкнула дверь комнаты Рэйна, предпочтя обойтись без всякого стука.

Там стоял тяжелый запах крепкого вина и человеческого пота. Янни присмотрелась, потом немного отступила, давая Кефрии заглянуть. Рэйн ничком лежал на постели, одна его рука свешивалась вниз до самого пола, касаясь его запястьем. Он тяжело, хрипло дышал. Он спал сном совершенно выдохшегося человека.

И он спал один.

Янни приложила палец к губам и тихо затворила дверь. Когда они отошли на должное расстояние, Кефрия поспешила принести извинения.

— Янни, — начала она, — мне так неловко…

Та обернулась к ней, вымученно улыбаясь.

— Я знаю, эти двое еще заставят нас поволноваться, — сказала она. — Рэйн познал эту страстную любовь, будучи уже не мальчиком… Малта по приезде сюда была с ним неласкова, но я не думаю, чтобы она совсем к нему охладела. Так что чем скорее они смогут между собой договориться, тем и легче будет нам всем…

Кефрия устало кивнула, радуясь про себя, что встретила понимание. Потом спросила:

— Но тогда куда же она могла уйти?…

— Я разделяю твое волнение, — сказала Янни. — Дай я разошлю гонцов порасспросить, не видел ли ее кто-нибудь. Не могла ли она, к примеру, куда-нибудь отправиться с Сельденом?

— Могла, — ответила Кефрия. — Они с братом так сблизились за последние несколько недель. И, насколько я знаю, он давно хотел показать ей город… — Она поднесла ко лбу руку в лубке. — Ты знаешь, подобное поведение заставляет меня усомниться, верно ли я поступаю, оставляя их здесь. Мне казалось, Малта начинает взрослеть… Но вот так уйти неизвестно куда, даже не предупредив…

Янни остановилась посреди узких мостков и взяла Кефрию под руку.

— Обещаю тебе, что позабочусь о твоих детях, как о своих собственных. Нет нужды просить об этом какую-то другую семью. Я приставлю к Сельдену Рэйна… Это ему наверняка на пользу пойдет. Прежде чем самому детей заводить, пусть-ка научится управляться с маленьким непоседой! — И Янни так улыбнулась, что на время сделались незаметны бросающиеся в глаза отличия, присущие жителям Чащоб. Но затем улыбка сменилась почти умоляющим выражением. Она сказала: — Вчера ты вызвалась совершить ради нас поистине невероятное по смелости деяние… Мне бы не хотелось ни в малейшей степени подталкивать тебя и пытаться повлиять на твое окончательное решение, но… Следует признать, что такой, как ты, шпионки не получится более ни из кого!

— Шпионка… — Кефрия сама удивилась, как странно прозвучало это слово. — Думается мне, что…

Она не договорила. На некотором расстоянии от них тревожно зазвучал бронзовый голос набата.

— Что такое?! — воскликнула Кефрия. Янни уже повернулась в сторону древнего города.

— Это значит, что случился обвал, в котором могли пострадать люди, — сказала она. — В набат бьют только в таких случаях. Это прямая обязанность всех, кто там работает… Мне надо идти, Кефрия!

И Янни Хупрус, без лишних слов повернувшись, со всех ног кинулась прочь. Кефрия проводила ее глазами, потом тоже повернулась в сторону погребенного города. Там мало что можно было разглядеть из-за деревьев, а вот Трехог с его многочисленными ярусами был у нее прямо перед глазами. Люди окликали друг друга, мужчины спешили по мостикам и переходам, на бегу натягивая рубашки. Женщины следовали за ними, неся инструменты и кувшины для воды.

Кефрия решила непременно разыскать Малту и Сельдена. Если Малта решит, что им нужно бежать вместе со всеми к обвалу и по мере сил помогать, наверняка они отправятся вдвоем. Значит, там Кефрия с ними и встретится. И расскажет им, что возвращается на «Кендри» в Удачный.

Малта давно перестала считать тупики, в которые заводили их коридоры. То тут, то там путь оказывался завален. Призраки мертвого города не обращали никакого внимания на завалы — просто ныряли в них и исчезали среди земли и камней. А вот сатрап с Подругой всякий раз заново пугались.

— Ты говорила, будто знаешь дорогу!..

— Так я и знаю, — отвечала она. — Я знаю здесь все. Надо только найти коридор, который окажется свободен!

Малта уже успела понять, что они не узнали в ней ту девушку, с которой сатрап танцевал на балу, а потом вместе ехал в карете. Он обращался с ней, как со служанкой, туповатой к тому же. Малта не винила сатрапа. Она и сама с трудом вспоминала себя ту, прежнюю. Воспоминания о бале представления и о падении кареты с дороги были гораздо туманнее памяти города, окружавшего ее со всех сторон. Жизнь прежней Малты была небылицей про какую-то легкомысленную и избалованную девчонку. Теперь же… Теперь самой главной для нее была даже не потребность спастись. В первую голову ей требовалось разыскать брата — и две палки для рычагов. Главным было освободить драконицу. Спасение сатрапа и Подруги казалось несущественной мелочью.

Она пробежала мимо помещения театра, но потом решила вернуться ко входу в этот громадный покой. Дверной проем в стене зиял чернотой. Малта подняла повыше мерцающий светильник, желая посмотреть, что там. Зал, некогда великолепный, еще в прежние времена оказался частично завален. Были предприняты усилия расчистить его, но работники натолкнулись на громадные каменные блоки, ранее поддерживавшие потолок. Малта присмотрелась и решила, что следует рискнуть.

— Сюда, — сказала она своим спутникам.

— Но это же глупо!.. — немедленно принялась жаловаться Кикки. — Тут и так почти все засыпано! Мы должны искать путь наружу, а не зарываться глубже в руины!..

Малта рассудила, что объяснить свой замысел будет проще, нежели спорить.

— В любом театре должны быть входы-выходы для актеров, — сказала она. — Люди Старшей расы умело скрывали эти ходы, чтобы, как им казалось, не нарушать сценического правдоподобия. Поэтому за сценой, которая, как ты видишь, еще сохранилась, есть особые помещения. И выход. Я сама неоднократно им пользовалась… Идемте! Верьте мне, следуйте за мной — и, быть может, мы еще сумеем спастись!

— Не забывайся, девка! — оскорбилась Кикки. — Как ты со мной разговариваешь, служанка?

Малта мгновение помолчала. Потом сказала так:

— Я забываюсь гораздо больше, чем тебе кажется.

Даже ее голос прозвучал как-то незнакомо… Чьи это были слова, чей выговор? Она не знала. И не было времени рыться в завалах воспоминаний, отыскивая одно-единственное. Малта повела их к сцене, потом через сцену и за нее, вниз. Тайную дверь скрывала куча мусора, но, по счастью, в основном это были куски дерева, а не камень. Они очень долго пролежали здесь никем не тревожимые. Не исключено, что жители Чащоб и не подозревали о существовании двери. Малта поставила фонарь и принялась за расчистку. Сатрап и Подруга наблюдали за ней. Она попыталась открыть запор, начертав на маленькой панельке знак гильдии актеров. Это не помогло. Малта пнула дверь, и та медленно отошла в темноту. Притолока наверху угрожающе застонала, но выдержала.

Молясь про себя, чтобы коридор впереди оказался свободен, Малта приложила руку к джидзиновой полоске на стене, и узкий тоннель озарился. Прямой и неповрежденный, он уходил вдаль, суля им свободу.

— Сюда! — позвала Малта. Кикки подхватила фонарь, но Малта была более склонна доверять светящемуся джидзину. Она просто вела по нему рукой, шагая вперед. Чье-то нетерпеливое предвкушение эхом отдавалось у нее в сердце. Вон та дверь вела в гардеробную, а вон та — в помещение, где переодевались и разминались танцовщики. Это был великолепный театр, равного ему не имелось ни в одном городе Старших… И его тыловой выход, насколько она помнила, открывался на дивную по красоте веранду с речной лодочной пристанью. Иные актеры и певцы держали здесь свои лодки, чтобы устраивать на реке романтические свидания при луне…

Малта тряхнула головой, разгоняя видения прошлого. Дверь наружу, сказала она себе. Мне нужна просто дверь наружу. Просто выход из погребенного города!

Коридор тянулся все дальше, мимо комнат для репетиций, мимо маленьких мастерских, необходимых театру. Вот комнаты костюмеров, а если пройти в эту дверь, можно было освежиться и отдохнуть за рюмкой вина. Тут делали парики, а тут можно было раздобыть любой грим…

Когда-то давно, когда вместо тишины и запустения здесь бурлила жизнь. И театр был истинным сердцем города, ведь нет искусства выше того, которое само притворяется жизнью…

Малта торопясь бежала мимо, мимо, но глубоко в ее сердце неупокоенная память доброй сотни артистов оплакивала свою печальную участь…