Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Пастбищное хозяйство велось в гораздо более широких размерах, чем полевое. Для пастбищного имения (saltus) во всяком случае требовалась большая площадь, чем для полевого; его размер определяли по меньшей мере в 800 моргенов, и его можно было почти беспредельно расширять с пользой для дела. В силу климатических условий Италии там летние пастбища в горах и зимние пастбища на равнинах взаимно дополняют друг друга; уже в то время, точно так же как и теперь и конечно большей частью теперешними же путями, стада перегонялись весной из Апулии в Самниум, а осенью обратно из Самниума в Апулию. Впрочем, как уже было ранее замечено, стада паслись зимою не всегда на особых выгонах, а частью также на жниве. Лошадей, волов, ослов, мулов разводили главным образом для того, чтобы снабдить землевладельцев, извозчиков, солдат и т. д. необходимыми для них животными; не было недостатка и в стадах свиней и коз. Но гораздо самостоятельнее и гораздо шире было развито овцеводство вследствие почти всеобщего обыкновения носить шерстяные одежды. Это хозяйство велось при помощи рабов и в общих чертах имело сходство с полевым, так что скотник (magister pecoris) занимал там место эконома. В продолжение всего лета рабы-пастухи жили большею частью не под кровлей, а под навесами в загонах, на расстоянии нескольких миль от ближайшего человеческого жилья; поэтому в силу самих условий нужно было выбирать самых здоровых и сильных людей и давать им более свободы, чем сельским рабочим.

Чтобы до некоторой степени оценить результаты этого сельского хозяйства, необходимо познакомиться с существовавшими в то время ценами на продукты и в особенности на зерновой хлеб. Они вообще были ужасно низки и в сущности по вине римского правительства, которое впало в этом важном вопросе в страшные ошибки не столько вследствие своей недальновидности, сколько вследствие непростительной привычки баловать столичный пролетариат за счет италийских крестьян. В этом деле главную роль играла конкуренция заморского хлеба с тем, который производила сама Италия. Хлеб, который римское правительство получало от провинциальных жителей частью безвозмездно, частью за умеренное вознаграждение, оно частично расходовало на месте для содержания римских должностных лиц и римской армии, а частично уступало откупщикам десятинного сбора, с тем чтобы они уплачивали за него наличные деньги или же брали на себя доставку в определенном количестве в Рим или куда оказывалось нужным. Со времени второй македонской войны на содержание римских армий вообще употреблялся хлеб, привозившийся из-за моря, и хотя это было выгодно для римской государственной казны, но этим отнимали у италийских крестьян важный район сбыта продуктов. Однако это было еще наименьшим из зол. Правительство издавна со внимательной заботливостью следило за ценами на хлеб и предотвращало угрожавшую дороговизну своевременной закупкой хлеба за границей, но, с тех пор как римские подданные стали ежегодно доставлять ему огромные массы хлеба, по всей вероятности превышавшие то количество, какое было нужно в мирное время, и с тех пор как для него открылась возможность приобретать иностранный хлеб по умеренной цене почти в неограниченном количестве, оно переполнило этим хлебом столичные рынки и стало продавать его по такой цене, которая сама по себе или по крайней мере сравнительно с существовавшими в Италии ценами была ничтожной. Уже в 551—554 гг. [203—200 гг.] , и как будто бы в первый раз по распоряжению Сципиона, в Риме продавали от общины гражданам прусский шеффель (6 модиев) испанской и африканской пшеницы за 24 и даже за 12 ассов (17 — 8½ зильбергрошей); через несколько лет после того (558) [196 г.] более 160 тысяч шеффелей сицилийского хлеба были распроданы в столице по этой же ничтожной цене. Тщетно восставал Катон против такой недальновидной политики; в дело вмешалась зарождавшаяся демагогия, и такие экстраординарные, но по всей вероятности очень частые распродажи хлеба правительством или кем-либо из должностных лиц ниже рыночной цены сделались зародышем позднейших хлебных законов. Но даже тогда, когда заморский хлеб не доставался потребителям этим экстраординарным путем, он все-таки вредил италийскому земледелию. Массы хлеба, которые правительство сбывало откупщикам десятинных сборов, приобретались этими откупщиками, без сомнения, за такую низкую цену, что при продаже их уступали ниже местных цен; эти последние были, по всей вероятности, ниже италийских и в провинциях, особенно в Сицилии, частью вследствие благоприятных условий почвы, частью вследствие распространения крупного рабского хозяйства по карфагенской системе; но доставка сицилийского и сардинского хлеба в Лациум стоила если не дешевле, то никак не дороже, чем доставка туда же хлеба из Этрурии, из Кампании или даже из северной Италии. Поэтому даже при естественном ходе дел заморский хлеб должен был доставляться на полуостров в огромном количестве и понижать цену местных продуктов. При таком неестественном положении, обусловленном пагубной системой невольничьего труда, было бы, очевидно, справедливо оградить италийское земледелие посредством обложения заморского хлеба пошлинами, но, по-видимому, случилось совершенно обратное, и в пользу ввоза заморского хлеба в Италию была введена в провинциях запретительная система; так как вывоз определенного количества хлеба из Сицилии был дозволен родосцам в виде особой милости, то отсюда следует заключить, что из провинций дозволялось беспрепятственно вывозить хлеб только в Италию, и, стало быть, заморский хлеб предназначался исключительно для метрополии. Последствия такой системы народного хозяйства для нас очевидны. Такой необычайно урожайный год, как 504 [250 г.], когда в столице платили за 6 римских модиев (1 прусский шеффель) полбы не более 3∕5 динария (4 зильбергроша) и за такую же цену продавали 180 римских фунтов (около 22 прусских лотов) сушеной смоквы, 60 фунтов оливкового масла, 72 фунта мяса и 6 конгиев (17 прусских кварт) вина, конечно, не может быть принят в расчет именно потому, что был необычайным годом; но более определенные выводы можно сделать из других известных нам фактов. Уже во времена Катона Сицилия считалась житницей Рима. В урожайные годы отдавали в италийских портах сицилийский и сардинский хлеб за провозную плату. В самых хлебородных местностях Италии, в теперешней Романье и Ломбардии, платили во времена Полибия за пищу и за ночлег в гостиницах в среднем по пол-асса (⅓ зильбергроша) в день; прусский шеффель пшеницы стоил там полдинария (3½ зильбергроша). Эта последняя средняя цена236 в других местах доказывает с неоспоримой очевидностью, что для италийского хлеба вовсе не было рынков сбыта, а вследствие того и самый хлеб и земля, которая его производила, обесценились. Такой результат мог бы считаться полезным и по меньшей мере не безусловно вредным в большом индустриальном государстве, где население не может прокормиться одним земледелием; но в Италии промышленность была незначительна, а главную роль играло земледелие, поэтому страна систематически разорялась вышеуказанным способом, и общее благосостояние приносилось самым позорным образом в жертву интересам ничего не производившего столичного населения, для которого хлеб никогда не был достаточно дешев. Быть может, ни в чем другом не обнаруживается так ясно вся негодность государственного устройства, как и неспособность правительства в этом так называемом золотом веке республики. Самая плохая система правления представительства привела бы по меньшей мере к настоятельным жалобам и к стремлению доискаться источника зла, но на старинных собраниях граждан всего более не любили выслушивать предостережения дальновидных патриотов. Всякое правительство, достойное этого названия, приняло бы нужные меры по собственной инициативе, но сенатское большинство, по-видимому, слепо верило, что в низких ценах на хлеб заключается истинное счастье народа, а Сципионы и Фламинины были заняты другими, более важными делами; они заботились об эмансипации греков и об установлении республиканского контроля над царями, поэтому государственный корабль беспрепятственно несся на подводные скалы.

С тех пор как мелкое землевладение перестало приносить сколько-нибудь значительный чистый доход, крестьянское сословие было осуждено на неизбежную гибель, тем более потому, что и в его среде, хотя и более медленно, чем в среде других сословий, стали мало-помалу исчезать строгие нравы и хозяйственная бережливость первых времен республики. Теперь было уже только вопросом времени, как скоро крупная земельная собственность поглотит мелкие крестьянские участки путем покупки или добровольной уступки. Землевладельцы были в состоянии отстаивать свое существование долее, чем крестьяне. Они могли вести хозяйство с меньшими издержками, если не держались старой системы, раздавать свои земли мелким арендаторам на срок, а сами возделывали свои поля руками рабов; там, где эта хозяйственная система не была введена ранее, к ней принудила прибегнуть конкуренция добывавшегося рабским трудом сицилийского хлеба; тогда италийские землевладельцы также стали возделывать свои земли не с помощью семейных вольных рабочих, а с помощью неженатых и бездетных рабов. Кроме того землевладелец был более простого пахаря способен бороться со своими конкурентами путем улучшений и даже изменений в системе обработки и мог довольствоваться менее значительным доходом от земли, чем пахарь, у которого не было ни капитала, ни достаточной культуры и который добывал только необходимые средства для своего существования. Этим объясняется, почему в римском сельском хозяйстве стали сокращать хлебопашество, которое по-видимому нередко стало ограничиваться количеством, необходимым для прокормления рабочих237, и почему стали более прежнего заниматься производством оливкового масла и вина, а также скотоводством. При благоприятных климатических условиях Италии в этой области можно было не опасаться иностранной конкуренции: италийское вино, италийское оливковое масло и италийская шерсть не только преобладали на внутренних рынках, но скоро сделались предметом вывоза; долина реки По, которая не находила сбыта для своего хлеба, стала снабжать половину Италии свиньями и окороками. С этими фактами вполне согласуются и имеющиеся у нас сведения об экономических результатах римского земледельческого хозяйства. Есть некоторое основание полагать, что вложенный в земледелие капитал считался приносящим хороший доход, если давал шесть процентов; это, по-видимому, соответствует и тогдашнему среднему размеру доходов с капитала, превышавшему эту цифру вдвое. Скотоводство в общем итоге было более выгодно, чем полевое хозяйство; в этом последнем были самыми доходными виноградники, потом огороды и масличные плантации; всего менее дохода получалось от лугов и от пашни238. Для каждого из этих видов производства конечно нужны благоприятные местные условия и соответствующие им свойства почвы; эти условия складывались так, что крестьянское хозяйство должно было мало-помалу уступать место крупному хозяйству, а противодействовать этому законодательным путем было трудно. Но хуже всего было то, что изданным незадолго до 536 г. [218 г.] клавдиевским законом (о котором мы будем говорить впоследствии) сенаторским семьям было запрещено участвовать в спекуляциях, и потому эти семьи были искусственным образом принуждены вкладывать свои громадные капиталы в землю, т. е. заменять крестьянские хозяйства своими мызами и пастбищами. Кроме того были и другие особые обстоятельства, способствовавшие развитию гораздо менее выгодного для государства скотоводства в ущерб земледелию. Так как разведение скота было единственным способом извлекать из земли доход, действительно требовавшим ведения хозяйства в широких размерах и доставлявшим достаточное вознаграждение за труд, то оно одно привлекало к себе в то время капиталы и возбуждало предприимчивость капиталистов. Хотя земледельческое хозяйство и не требовало постоянного присутствия владельца, но оно требовало его частого появления; оно не легко допускало увеличения размера поместий и лишь в ограниченном масштабе — увеличение их числа; напротив того, пастбищное поместье могло быть расширяемо до бесконечности и редко требовало присутствия владельца. По этой причине стали обращать в пастбища, даже если это было экономически невыгодно, хорошие пахотные земли; правда, были изданы (мы не знаем, когда именно, быть может около того времени) законы, запрещавшие это делать, но они едва ли исполнялись. Сюда же следует отнести последствия оккупации государственных земель. Так как оккупация производилась обыкновенно большими участками, то это способствовало развитию крупной земельной собственности; к тому же владельцы этих участков воздерживались от больших затрат на обработку, так как их владельческие права не были обеспечены законом и могли быть во всякое время у них отняты, и потому не разводили ни виноградников, ни оливковых деревьев, а последствием было то, что они употребляли эти земли преимущественно под пастбища.