Санкта-Психо - Юхан Теорин

Дети крепко спят, и делать совершенно нечего. Ждать, пока стрелки покажут одиннадцать.

Он присел с книгой в кухне. Но сосредоточиться на чтении не может, все время поглядывает в окно, где царит непроглядная осенняя мгла.

Без четверти одиннадцать он достает из рюкзака толстый белый конверт и обоих Ангелов.

На всякий случай надевает велосипедные перчатки и, чувствуя себя идиотом, тщательно протирает конверт, чтобы не оставить отпечатков пальцев или случайно прилипшего волоса. На тот случай, если конверт попадет в руки доктора Хёгсмеда.

Без пяти одиннадцать он оставляет Ангел-передатчик в темной спальне, достает магнитную карточку и открывает дверь в подвал. Конверт в левой руке, Ангел-приемник на поясе. Невольно оглядывается на изображения зверей на стене.

Лифт ждет его, как и в тот раз. Он входит и нажимает кнопку. Стальная коробка вздрагивает и начинает медленно подниматься.

Странное ощущение – впервые он проделывает этот путь без детей, да еще посреди ночи.

Лифт резко, с толчком останавливается. Ян смотрит в окошко. В комнате для посещений темно, никакого движения.

Очень медленно приоткрывает дверь – на несколько сантиметров, не больше. Ждет.

Ждет, прислушивается – никого. Осторожно ступает на ковровое покрытие. Опять, как всегда, когда он попадает в больничные владения, его охватывает чувство неутоленного любопытства, непреодолимое желание узнать больше.

Мебель в комнате почти неразличима – угловатые тени. Немного света все же проникает – из лифта и из маленького окошка в двери, через которую приводят пациентов. Подходит и заглядывает в это окошко – за дверью длинный, пустой, слабо освещенный коридор.

И дверь, естественно, закрыта – этим путем в клинику не попасть.

Все, что остается, – поднять левую подушку на диване и сунуть под нее конверт. Как можно глубже. Поправить подушку.

Ян бросает последний взгляд на диван, садится в лифт и спускается в подземный коридор. Не торопясь идет назад, поднимается по лестнице, закрывает за собой дверь, кладет карточку на место и начинает стелить постель.

Но заснуть не удается.

Вот так. Он работает в Патриции всего три недели – и уже стал звеном какой-то сомнительной контрабандной цепочки.

И все из-за Рами. Если, конечно, это она. Мать Жозефин. Под новым именем Мария Бланкер.

Он таращит глаза в темноте и сожалеет, что не открыл полученный от Реттига конверт. А вдруг какое-то из писем адресовано ей?

Тиканье часов. Он, конечно, не слышал этого тиканья, он бежал через лес, но в мозгу неумолимо отстукивала секундная стрелка – быстрее, чем хотелось бы, потому что ему еще очень много надо было успеть, а времени совсем мало.

Он вбежал в ущелье, суровые скалы нависли над головой. Здесь он повесил накануне вторую красную стрелку. Никаких следов, указывающих, что Вильям пробежал здесь. С другой стороны, какие могут быть следы? К тому же Вильям не мог побежать другой дорогой.

Он миновал открытую железную решетку, выбежал из ущелья и притормозил.

Последнюю красную стрелку он поместил под большим камнем на земле. Стрелка указывала вверх, на обрыв, как раз туда, где вход в бетонный бункер.

Вильяма он не увидел.

Он полез вверх по крутому спуску. Дробь в голове сменили тяжелые, как на большом барабане, удары крови в ушах. Последние пару метров перед железной дверью он полз, как кот на охоте, стараясь не задевать кусты, чтобы не шуметь.

У двери он остановился и прислушался.

В бункере кто-то был. Тихие хлюпающие звуки. Не плач… Ян надеялся, что это не плач. Маленький мальчик, в осеннем холоде потекло из носа, вот и все.

Он протянул руку и тихо, стараясь не шуметь, закрыл дверь и задвинул оба засова.

Накануне он завернул пульт дистанционного управления в пластиковый пакет и спрятал под камнем у входа. Развернул пакет и нажал кнопку. Он, конечно, не мог видеть робота, но через бойницу в стене бункера прекрасно слышал свой собственный, искаженный громкоговорителем голос:

– Жди здесь, Вильям! Все хорошо, жди здесь.

Он положил пульт на место и повернулся. Быстро спустился с откоса и побежал к ущелью, сорвал матерчатую стрелу, скомкал и сунул в карман куртки. Вторую и третью постигла та же участь.

Дыхания уже не хватало, но он не снижал скорость. Барабан в голове не смолкал.

Прибежав на место, где началась игра, он посмотрел на часы. Без двадцати четыре. Ему показалось, что прошла вечность, а на самом деле они играли в прятки всего десять минут.

Он осмотрелся. Между елей мелькнула светло-зеленая курточка. Малыш присел в кустарнике, и, поскольку ему ничего не было видно, он решил, что и его никто не видит. А вон еще один. И еще.

Все. Он знал, где ребята. Вильям тоже на месте. План сработал. Можно было расслабиться.

Он улыбнулся, сложил руки рупором и крикнул:

– Всех вижу! Всех нашел!

22

В пятницу, прежде чем идти на ночное дежурство, Ян берет пустую кофейную чашку и выходит на лестничную площадку. Два марша вниз – и он стоит у двери с табличкой «В. ЛЕГЕН».

В квартире тихо, он уже дважды пытался позвонить, но никто не открывал. Третья попытка.

На этот раз в двери что-то загремело, и она приоткрылась на несколько сантиметров.

– Добрый вечер, – быстро произносит Ян и показывает чашку. – Я живу тут над вами… хотел спросить, нельзя ли позаимствовать немного сахара… решил испечь коврижку. Меня зовут Ян Хаугер.

Леген смотрит на него, как старый боксер на давнего и ненавидимого противника. Настроение, судя по всему, не из лучших. Тем не менее он берет чашку и поворачивается. Ян просовывает голову в дверь и оглядывается.

В прихожей темно, не прибрано, пахнет табаком. Холщовый мешок, который он заметил раньше, валяется на полу, рядом с подставкой для обуви. Сейчас текст виден полностью. «Прачечная Санкта-Патриции».

Он был прав.

Леген возвращается с чашкой, до половины заполненной сахарным песком.

– Огромное спасибо, – улыбается Ян и собирается спросить насчет мешка, рассказать, что он тоже работает в Санкта-Патриции, но не тут-то было: Леген кивает и захлопывает перед его носом дверь. Поворот ключа в замке.

Ян поднимается к себя и высыпает сахар в пакет для мусора.

В девять вечера он садится на велосипед и крутит педали в «Полянку», не переставая думать о конверте под подушкой в комнате для посещений. К этому времени Реттиг наверняка его захватил. И конечно, каким-то образом это повлияет на пациентов, только Ян не знает как.

Но ничего не изменилось. А что могло измениться? Бетонная стена как стояла, так и стоит, прожектора как горели, так и горят. Сегодня он сменяет Лилиан, и она, как Ян и ожидал, уже уложила детей спать.

– Привет, Лилиан.

– Привет, привет!

Вид немного уставший, но голос бодрый. Иногда Яну кажется, что дети ее побаиваются, хотя она охотно с ними играет. Что-то есть в ней… какое-то напряжение и вместе с тем хрупкость.

– Во всеоружии перед выходными?

– А то!

– Пойдешь веселиться?

– Уж будь уверен.

Сказано многозначительно: дескать, буду веселиться – небесам станет жарко… но Яну кажется, что ничего такого особенного от этих выходных она не ждет.

Она быстро натягивает куртку и, даже не спросив, что он собирается делать на дежурстве, исчезает – без традиционного пожелания хорошо провести выходные.

Он в одиночестве.

Зашел в подушечную, посмотрел, как спят дети. Все спокойно. Переоделся, постелил, проверил, вымыта ли посуда. Выполнил все ритуалы ночной смены и лег в одиннадцать, но, как почти всегда в последнее время, сон не шел. То ли душно в комнате, то ли диван узкий и неудобный… а главное, в кухонном ящике лежит магнитная карточка и тоскует по нему… а он-то тоскует по ней еще больше.

Он тихо вздыхает. Не поддаваться. Лежать и стараться уснуть. Сегодня он в подвал не пойдет. Все равно из комнаты для свиданий пути в больницу нет, теперь он это знает.

Дверь заперта. Но ведь у Реттига наверняка есть ключ. Он же должен каким-то образом войти в комнату и захватить оставленный Яном конверт.

Интересно, получили ли больные свои письма? Может быть, именно сейчас Ларе Реттиг бродит по палатам и раздает их.

Ян поворачивается на другой бок. Ему не дает покоя мысль, что обязательно есть еще какой-то тайный ход в больницу.

Может, убежище в подвале? Там два выхода, один в коридор с лифтом… а куда ведет второй? Он даже не знает, можно ли его открыть. Может быть, оттуда прямая дорога в отделения? Или он упрется в бетонную стену? Если не проверить, он так никогда этого и не узнает.

Без четверти двенадцать. Дети спят, а магнитная карточка – нет. Магнитная карточка не спит и ждет его.

Громадина Санкта-Психо напоминает ему гору, которая самим фактом своего существования привлекает альпинистов. Как Эверест. Но Эверест в свое время потребовал немало жертв…

Нет, лучше представить клинику в виде пещеры, которую надо исследовать. Ян никогда не слышал, чтобы кто-то из спелеологов погиб в пещерах, хотя такие случаи наверняка были.