Посторонний человек. Урод. Белый аист - Людмила Георгиевна Молчанова

калитке и, очутившись на улице, прошел по тропке вдоль нашей ограды. В том месте, где шел спуск к оврагу, я без труда перелез через нее и очутился как раз позади сложенных клетками дров...

Кажется, начинался самый интересный разговор между папой и матерью. Очень не хотелось подслушивать, но разве утерпишь, если знаешь, что решается твоя судьба. И я притаился, замер. Сквозь клетку поленницы мне было все видно. Вот папа протянул руку маме, улыбнулся.

— Ну, ну, Лизок, — говорил он весело. — Перестань сердиться. Ты ведь не умерла и детки наши подросли. Теперь я вернулся, и все будет хорошо...

— Скрылся, как самый последний вор, — обрезала мама и отступила чуть-чуть от отца. — Сказал, что едешь в командировку, и не вернулся, а мы тут...

— Лизанька, послушай!—перебил папа жалобно. — Ну, ошибся, ну просчитался. Всякое бывает. Вот осознал свою ошибку, приехал обратно, и вместо благодарности...

Заскрипел снег, упало полено, зарычал Бродяга. Я догадался, что отец хотел подойти к маме и помириться с ней. Вот она сейчас заплачет, потом улыбнется и, конечно, простит папу, погладит его по щеке, как гладит меня, и будет полный порядок. Я передохнул, зашевелился. Но ничего такого не случилось.

— Нет, нет... — сказала мама твердым голосом.—Не извивайся червяков, бесполезно...

Ох, уж только попади на язычок моей маме. Срежет так, что будешь помнить долго. Ну, какой же папа червяк? Румяный, красивый высокий. А мама так разошлась, что стала припоминать все папины грехи, даже те, о которых я и не знал. Она упрекала отца, что из-за него бросила учиться в институте, заделалась домохозяйкой. Упомянула какую-то Танечку с накрашенными губами, которую отец вместо нас прихватил с собой в Москву. И еще о многом вспомнила мама. Отец не перебивал, слушал ее, наклонив голову, виновато вздыхал и потирал перчаткой замерзшее ухо.

— Лизунчик, детка!—наконец не вытерпел он. — Прошу, перестань. Ты терзаешь мое сердце. Я ведь тебя не упрекаю. Нашла себе какого-то захудалого машиниста. Добро, был бы порядочный человек, а то... Нет, ты поступила, как самая глупая женщина.

— Что? — тоненько вскрикнула мама, будто ее ударили по щеке. — Что ты сказал? Повтори?

Я увидел, как у мамы побелело лицо, задрожали губы. Она сжала кулачки и подступила к отцу. А тот испугался, замахал руками.

— Не буду, не буду, — забормотал он жалобно.— Ошибся, вижу, что любишь. Только я от всей души. Хотел переехать обратно, к вам.—И, помедлив, добавил: — Я ведь все же, Лиза, отец и обязан думать о детях. Ну, какое воспитание может дать этот рабочий нашему Игорьку?

Он неожиданно поперхнулся, как-то странно мигнул сразу обоими глазами, умолк.

Стало тихо, так тихо, что я услышал, как у меня под курткой колотилось сердце. Игорек? Какой Игорек? Почему Игорек? Нет, я ничего не понимал. Стоял и повторял про себя незнакомое мне имя. А мама... Мама так сразу все поняла. Она посмотрела пристально«на папу, рассмеялась.

— Эх ты, фигура в шляпе, — сказала она презрительно и совсем не зло. — Моего сына Юрием зовут...

«Фируга в шляпе» — повторил я, невольно переиначивая это слово. Тут я нечаянно навалился на дровяную клетку. Упало полено, Бродяга взвизгнул и с лаем бросился ко мне. Мама сразу догадалась, кто прячется за дровами и подслушивает ее разговор с отцом. Она приказала мне выйти и сию же минуту отправляться обратно в комнату. А тут, как на грех, выскочила Лилька на крыльцо, увидела нас всех троих, расскандалилась. Заявила, что не намерена сидеть одна в комнате, и если мы с мамой сейчас же не придем, то нарочно оборвет с цветов все листики, до единого.

— Довольно, — сказала мама. — Ступайте оба в комнату. — Вы ведете себя неприлично, и мне за вас стыдно перед посторонним человеком.

И мы вернулись в квартиру. Я сидел на диване, не снимая шапки. Все думал и думал. И обидно мне было отчего-то и плакать хотелось...

Вскоре пришла мама. Не раздеваясь, она подсела ко мне, погладила меня по щеке.

— Юрик, если хочешь, можешь пойти погулять с отцом. Он по тебе соскучился...

Через какую-нибудь секунду я был уже на улице. Папа дожидался меня у калитки, посматривал зачем-то на нашу крышу и чему-то улыбался.

Он увидел меня и обрадовался, взял за руку и заглянул мне в глаза. У меня отлегло от сердца. Нет, все-таки папа любит меня...

— Ты помирился с ней? — спросил я тихо, оглядываясь на наши окна. — Помирился?

Папа ничего не ответил, только крепче сжал мою ладонь.

— Помолчи, сынок. Лучше скажи, куда мы с тобой двинемся? Что тебе купить от меня в подарок? Можешь просить любую вещь...

Долго не раздумывая, я запросил велосипед. Попросил потому, что мне очень хотелось его иметь. Я даже испугался, что папа мог отказать. Но он пощупал то место на груди, где должен быть карман, и сразу же согласился.

— Очень хорошо. У тебя будет велосипед. Только прежде расскажи, что за смешной номер ты выкинул... В какое путешествие направился и зачем?

И когда я ему во всем признался, он заулыбался еще веселее.

— Ты, просто смешной мальчишка. Ужасно смешной и глупый. Как могла взбрести тебе в голову такая нелепая мысль? Прежде чем что-либо сделать, ты всегда должен вначале рассчитать, взвесить все доводы: за и против...

— Откуда мне знать, что так нужно, — обиделся я.

— Очень хорошо,—сказал папа. — Дай мне слово, что такое не повторится...

— Это еще не все, — перебил я папу. — Завтра у нас классное собрание. Меня будут обсуждать и приглашают родителей. Ты ведь сходишь со мной, папа? Сходишь?

Он выпустил мою руку, потер пальцем свой красивый, круглый подбородок с ямочкой посредине, затем поднял воротник пальто.

— Холодно у вас, — раздумчиво заметил он. — Не смогу я, Юрик, пойти с тобой. Мой поезд отходит ровно в одиннадцать вечера...

— А собрание у нас ровно в семь. Успеешь, папа!

Но у отца оказалось так много дел, что за день он никак не мог управиться: куда-то надо было забежать, с кем-то повидаться. Нет, мой папа не мог прийти в школу.

— В какой же магазин мы с тобой направимся? —спросил он, останавливаясь на углу проспекта. — Хорошо бы в самый ближний. Видишь ли, мне и сегодня необходимо заглянуть в одно