Бедная Настя. Книга 8. Воскресение - Елена Езерская

— Но Павел Васильевич говорил мне, что ничего не помнит, — предупредила Анна.

— А для чего, по-вашему, я здесь? — улыбнулся Ван Вирт.

Велев своему ассистенту подготовить все в избушке к их отъезду — принести воду из колодца во дворе, запасти сушняк для растопки и внести в дом дрова, маг вместе с Анной навестил Санникова, и, пока он вкратце объяснял Павлу Васильевичу суть произошедшего с ним и баронессой, Анна размышляла о превратностях судьбы. Вот уже второй раз этот человек спасает ее — случайность это или знак небес? И что в таком случае должен он означать?.. А потом она еще раз увидела воочию сеанс магии — Ван Вирт, велев Анне сесть в дальний угол и молчать, взялся разговаривать с Санниковым да так, что тот вскоре сделался, как сомнамбула, отчего мысли его стали свободны, а те из них, что заблудились в лабиринтах сознания, нашли, наконец, выход, и Санников стал вспоминать…

Утром Павел Васильевич проснулся посвежевший и счастливый, но все же сил у него еще было маловато, и потому Карл на руках перенес его в горницу.

— Прошу вас, — наставлял Санникова Ван Вирт, — если почувствуете холод, топите понемногу, нельзя, чтобы сильный дым привлекал к себе внимание. Из избушки тоже старайтесь часто не выходить — звери быстро поймут, что в лесу кто-то есть, а люди прочтут эту новость в их поведении. Конечно, вам будет трудно одному…

— Одному? — перебила его Анна. — А разве Карл не остается здесь? Вы же сказали, что к руднику отправимся только мы с вами?

— Карл поедет дальше, в Симбирск, — пояснил Ван Вирт. — Как вы, надеюсь, помните, я уехал из Каменногорска, чтобы продолжить свои гастроли. И если я не появлюсь в следующем месте, где меня ждут, то это вызовет подозрение. Поэтому Карл возьмет мою карету и под видом Людвига Ван Вирта станет давать сеансы спиритизма и магии. И ждать, когда мы вернемся.

— Но… — растерянно протянула Анна, и маг понял ее:

— Не бойтесь, нам удастся избежать разоблачения. У Карла — таланты его отца.

— Так это!.. — воскликнула Анна и смутилась. — Вы кажетесь таким молодым…

— А вы полагали меня существом бестелесным и не знающим тягот времени? — искренне рассмеялся Ван Вирт. — Я был женат и счастливо женат, но моя супруга умерла при родах, подарив мне этого чудесного мальчика, которому передался мой дар и ее лучшие качества — преданность и терпение. Уверяю вас, Карл прекрасно справится со своей ролью, а мы тем временем должны будем пересечь тот перевал, о котором вспомнил Павел Васильевич, и найти церковь, о которой он говорил. Уверен, она как-то связана с местоположением рудника. Что же касается вечной молодости, то ее мне дают небеса. Не улыбайтесь, баронесса, и поверьте — я и сам не знаю, благо это или плата за то, что мне выпала честь стать посредником между высшими силами и тайными помыслами людей… А теперь последний вопрос к вам, Анастасия Петровна, — вы готовы к испытаниям? У вас еще есть время, чтобы передумать — остаться в сторожке и дождаться моего возвращения…

Глава 4

Алмазное подземелье

— Похоже, мы нашли то, что искали, — негромко сказал Ван Вирт, жестом указывая на видневшуюся впереди на холме небольшую деревянную часовню. Она стояла чуть поодаль от лесной опушки, в тени которой прятались Анна с магом, — почти на откосе, откуда с поляны открывался свободный вид на всю округу, так что подойти к ней при свете дня незамеченными оказалось просто невозможно. Особенно чужому, свои же, по-видимому, уже были здесь: к перекладине стойла близ крыльца кто-то, приехавший к часовне прежде Ван Вирта и Анны, привязал лошадь. Но, судя по всему, место это было животному хорошо знакомо, и поэтому лошадь привычно и неторопливо жевала брошенное в кормильные ясли сено, лишь изредка вздрагивая ушами на подозрительное шуршание опавшей листвы по траве.

Осень стояла теплая, но увядание брало свое — чащи становились прозрачнее, а огненное золото листьев с легкостью повиновалось потоку ветра, словно невзначай то тут, то там смахивающего с ветвей их недавно роскошное одеяние. Ван Вирт смотрел на чудачества ветра с опасением, думая лишь о том, как сохранить тайну их появления в здешних краях, Анна же думала о другом…

Они покинули охотничью сторожку на рассвете. Молчаливый Карл, поднявшийся раньше других, подготовил лошадей к походу. И вчера, наблюдая, как он управляется с животными, Анна отметила еще один удивительный дар молодого Ван Вирта — лошади слушались его, точно он был и не хозяин даже, а вожак, и вели себя послушно и спокойно. Инсценировав картину гибели Анны и ее спутника, Карл увел с собою стоявших в упряжке кареты коней и тех двух, что были под казаками, и теперь они должны были помочь магу и Анне добраться до места, о котором рассказал Санников. Одну из лошадей Карл навьючил провизией и теплыми вещами — вдруг придется заночевать в лесу, вторая должна была идти налегке — она предназначалась для смены. На оставшихся двух предполагалось ехать магу и Анне, и весь вечер перед походом Карл колдовал с седлом для одной из них, приспосабливая для езды верхом под женскую фигуру — грел на огне и стучал по изгибам тяжелым колышком, размягчая и придавая седлу новую форму. И когда утром Анна по просьбе Карла опробовала его работу, седло оказалось довольно удобным: она могла сидеть боком, не рискуя упасть, и — в самом седле, без опасения с непривычки утомиться от езды верхом. На что Карл удовлетворенно кивнул головою, по-прежнему молча и без малейшего проявления иных эмоций. И, надо сказать, эта его сосредоточенность успокаивала.

Волнение, которое не оставляло Анну все эти дни, несмотря на предстоящие трудности, отступало, когда она говорила с Ван Виртом или наблюдала за тем, как ведет себя Карл. Возможно, этим людям было открыто нечто большее, нежели способность ловкости рук и склонность к проницательности. И, глядя на отца и сына, Анна подумала, что мишура волшебства и театральности, которая окружала их, — всего лишь защита от людей, которые не всегда с должным пониманием относятся к существам, наделенным необычным даром. Страх перед неизвестностью и неопределенностью — вот, что всегда стесняет талант в обыденности, среди людей и правил жизни, заставляя видеть в исключительности ярмарочное уродство или розыгрыш. Однако, затаив дыхание, пока Людвиг Ван Вирт расколдовывал пострадавшее сознание Санникова, Анна впервые почувствовала не ужас перед тем, кому позволено погружаться в глубины памяти, а благодать откровения — как будто и ее коснулось просветление разума, которым мягко и бережно управлял Людвиг Ван Вирт.

На ее глазах Санников неспешно и весьма артистично принялся читать по памяти свой пропавший дневник, и Анна в который раз отметила, как хорош слог его письма, как выразительны даваемые им описания, как точны сделанные даже мимоходом наблюдения и как безысходно прекрасное чувство, испытываемое им к загадочной душе княжны Долгорукой. Лицо Павла Васильевича, умиротворенное и словно озаренное наконец-то достигнутой ясностью в казалось бы навсегда утерянных воспоминаниях, поражало открытостью — его взор не был ничем замутнен, и во всем его облике уже не чувствовалось прежней тревоги и сожаления о потерянном дневнике и чувствах.