Личные мотивы. Том 2 - Александра Маринина

– Какие мальчики? – насторожилась Настя.

– Ну как же, известный случай, тогда весь Руновск гудел, громкое было дело. Как раз в восемьдесят четвертом году, буквально за несколько месяцев до того, как Дмитрий Васильевич уволился и в другой город переехал. У нас рядом с городом пионерский лагерь был, и трое мальчишек сбежали на водохранилище, а там территория госдач для обкомовских и прочих крупных деятелей. Ребята как-то пролезли через ограду и вышли на закрытую часть берега, где стояли плавсредства для важных отдыхающих. Двое мальчишек угнали моторку, а третий – катер, и начали гонять по водохранилищу. Охрана увидела, все выбежали на берег, стали кричать им в мегафон, чтобы немедленно вернулись, мальчишки, видно, перепугались, не справились с управлением, и тот, что был на катере, на полном ходу врезался в моторку. Моторку, понятное дело, разнесло в клочья, мальчик из катера вывалился. В общем, ужас! Один ребенок утонул сразу, двое других получили тяжелые травмы, их выловили и доставили в нашу больницу, Дмитрий Васильевич их оперировал. Но один из мальчиков умер во время операции, а другой еще пару дней полежал в реанимации и тоже скончался, не приходя в сознание. Я все это очень хорошо помню, я же в те годы стояла у стола рядом с Дмитрием Васильевичем. Ох, как он переживал! У него давно летальных исходов не было, а тут два подряд.

– Уголовное дело возбуждали, не помните?

– Ну, в этом я не разбираюсь, но милиции было много, это точно, они все время в больнице крутились, все расспрашивали, как там да что было.

– Кого расспрашивали? – удивилась Настя.

В самом деле, кого можно было расспрашивать в больнице о происшествии на водохранилище? Что больничный персонал мог об этом знать?

– Так охранников же, – пояснила Волкова, – охранников, которые ребят спугнули и у которых на глазах это все и случилось. Охранники все время тут толклись, ждали, как операции закончатся, тоже, видно, переживали. Вот милиция их тут и опрашивала. И пионервожатая здесь в коридоре сидела, места себе не находила, ведь это по ее недогляду пацаны из лагеря сбежали. Она-то вообще с лица спала, одни глаза остались. И когда родители мальчиков приехали, ей пришлось самой с ними объясняться, директор лагеря ей так и заявил: сама виновата – сама и расхлебывай, я твое разгильдяйство покрывать не буду. На нее смотреть было страшно. Бедная девочка. Ей и мальчишек было жалко, и родителей их, и себя, ее ведь могли за это из пединститута выгнать и из комсомола. Но ничего, обошлось, институт она окончила, в школе работала. Теперь уже завуч, уважаемый человек…

Со Светланой Борисовной они проговорили еще почти час и ушли из больницы, унося с собой имя и фамилию бывшей пионервожатой, а теперь уже завуча и уважаемого человека. Волкова даже номер и адрес школы им сказала – в этой школе когда-то училась ее дочь, и бывшая пионервожатая, а ныне завуч преподавала ей русский язык и литературу.

– Ну что, дернем в школу? – бодро предложил Чистяков. – Адрес у нас есть.

– Но у нас нет карты, – с сомнением возразила Настя. – Ты же только по карте умеешь адреса находить.

– А ты и этого не умеешь, – отпарировал он. – Кроме того, не знаю, как у тебя, а у меня, например, есть язык, а школа совершенно точно находится ближе, чем Киев. Доберемся.

Они и в самом деле добрались до нужной им школы меньше чем за полчаса, но оказалось, что завуч уехала на совещание в департамент образования и будет на работе только завтра.

– Что будем делать? – огорченно спросила Настя.

– А пошли в кино, – неожиданно предложил Алексей. – Мы с тобой когда в последний раз в кино ходили, помнишь?

– Помню, – кивнула она. – Это был девяносто первый год. Я вернулась утром из командировки, в поезде всю ночь не спала, и у меня дико болела голова, а ты вечером потащил меня на какой-то ужасно плохой американский фильм, и мне в кинотеатре было так хреново, что я с тех пор смотрю фильмы только на кассетах и дисках, лежа на собственном диване.

– Смотри-ка, – удивился он, – и в самом деле помнишь, а я думал, ты эту эпопею забыла, и собирался тебе напомнить. Ну так что, Аська, тряхнем стариной, вспомним молодость? Будем надеяться, что в этой дыре есть хотя бы один кинотеатр.

– А давай! – азартно согласилась Настя. – Будет совсем смешно, если мы снова попадем на очень плохое американское кино.

Кинозал они обнаружили неподалеку, в Доме культуры мебельной фабрики, и долго смеялись, стоя перед афишей, сообщавшей, что смотреть им предстоит американский боевик. Правда, Чистяков этот фильм уже смотрел, но они все равно купили билеты. До сеанса оставался почти час.

– Девушка, давайте я угощу вас мороженым и газводой с малиновым сиропом, чтобы все было, как в нашей с вами юности, – с улыбкой сказал Алексей. – Мы будем есть мороженое и гулять вокруг Дома культуры.

Настя осмотрелась вокруг и заметила, что билеты покупает в основном молодежь. Ей стало вдруг неловко.

– Леш, я чувствую себя такой старой, – призналась она. – Смотри, здесь в кино ходят одни пацаны и девчонки. Мне как-то не по себе. Может, не пойдем? А то будем тут у всех на виду, как водокачка в чистом поле.

– Неправда твоя, матушка, – возразил он. – Я, например, заприметил мужичка лет тридцати пяти с дамой пышных форм и выдающихся достоинств. Они тоже хотят посмотреть кино и, судя по их уверенному виду, никого не стесняются.

– Ладно, – вздохнула она, – пошли покупать мне мороженое.

– А мне?

– А ты – нищий девятиклассник, у тебя на две порции денег не хватает, ты и так на билеты потратился, – поддразнила его Настя. – Ты же хотел, чтобы было как в нашей юности, вот так и будет.

– Аська, у меня хорошая память. В тот раз, когда мне не хватило денег на два мороженых, ты из солидарности отказалась от угощения, я помню.

Она рассмеялась и поцеловала Чистякова в щеку. Они купили по две порции эскимо и принялись неторопливо прогуливаться вокруг здания, где был расположен кинозал.

– Леш, как же так получилось, что врач, у которого умерли практически одновременно два пациента, вдруг получает такое повышение? – задумчиво произнесла Настя. – Вот мы с тобой своими глазами видим, какой заштатный маленький городок этот Руновск. И вдруг отсюда, с должности рядового хирурга, пусть и с очень хорошей репутацией, – в Южноморск, в детскую клиническую больницу, да еще на должность заведующего отделением. Что-то тут не складывается.

– А если посмотреть документы?

– Какие документы, Леша? Прошло двадцать шесть лет. У всех документов есть сроки хранения в архиве, в противном случае все архивы уже разрослись бы до немыслимых размеров. Уголовное дело – это одна песня, а отказной материал – совсем другая. По случаю на водохранилище наверняка был именно отказной, там же нет виноватых, кроме самих мальчиков. Но ты прав, нужно, конечно, это уточнить. Сейчас, подожди, я позвоню Стасову, пусть напряжется и найдет мне контакт в местной милиции.

Стасов с контактом обещал помочь и, в свою очередь, сообщил, что получил ответ от агентства, которое занимается изысканиями в области генеалогии. В родословной Евтеевых нет никаких богатых купцов, графьев и прочих аристократов, так что фамильным ценностям взяться неоткуда.

– Впрочем, я так понимаю, что тебе это уже не очень интересно, – заметил он. – Я прав?

– Прав. Мне кажется, что истоки истории с Евтеевым надо искать именно в восемьдесят четвертом году, когда умерли два подростка, а доктора так внезапно повысили, – уверенно ответила Настя. – Стасов, помоги побыстрее, а? Мне же ничего особенного не нужно, только старое дело из архива, если оно вообще там есть. Ты все данные записал?

– Записал, не волнуйся. Как сама? Чем занимаешься?

– В кино собираюсь, – честно призналась она. – Мороженое ем.

– Вот и умница.

Еще один круг по периметру здания Дома культуры они сделали в полном молчании, потом Настя снова заговорила:

– А ты обратил внимание, что нам как будто рассказывали совсем про другого Евтеева?

– Обратил, – кивнул Чистяков. – Тоже вроде бы хирург, но только спокойный, добрый, внимательный к коллегам. Волкова ни слова не сказала про то, что он мог быть грубым, обижал людей, ругался и так далее.

– Вот именно. И Евгений Евтеев говорил то же самое, дескать, у отца после переезда сильно испортился характер. Что же случилось с нашим доктором, как ты думаешь? Почему он так переменился? Нет, Леш, я нутром чую, именно здесь корень всей истории.

Он посмотрел на часы и потянул Настю к входу.

– А я нутром чую, что кино могут начать показывать без нас. Жалко, билеты пропадут, я их на последние деньги покупал, даже на обеде сэкономил.

Настя охнула:

– Слушай, я совсем забыла, мы же с тобой и правда без обеда сегодня! Я-то ладно, мне мороженого хватило, а ты, наверное, голодный. Может, ну его, это кино, пойдем лучше тебя покормим, а?