Заковали сердце в лед - Кирилл Казанцев

Чего ждать дальше, Андрей не знал. Хуже всего на зоне – это неопределенность. Особенно когда точно знаешь, что на тебя у ментов ничего нет, а получить признательные показания им очень нужно, причем быстро. Тюрьма – это недостаток пространства, компенсированный избытком свободного времени, услышал он однажды. Вот только что с этим временем делать в четырех стенах – неизвестно. Единственное, что успокаивало, это мысли о матери. Слава богу, он все успел сделать вовремя: операция назначена, деньги в больницу благополучно перечислены. Как она там сейчас? О чем думает? Как чувствует себя в чужой стране, среди чужих людей? Она ведь там совсем одна: не с кем даже поговорить, не от кого услышать слова утешения и поддержки. Вот бы оказаться рядом, взять ее за руку, сказать: «Все хорошо, мама, все будет хорошо». Он вспомнил, как в детстве, рассказывая ему на ночь сказку, мама всегда брала его за руку и нежно гладила, словно убаюкивая. Успокоив себя мыслью, что он все-таки вытащил ее из рук смерти, коварно подобравшейся к самому дорогому на свете человеку, Андрей незаметно для себя задремал.

От лязга замка и звука открывающихся железных дверей Порубов проснулся. Яркий свет лампочки под потолком резанул глаза. Несмотря на годы, проведенные на зоне, он так и не смог привыкнуть к этим звукам и этому бесчеловечному слепящему свету. Большинство из тех, кто с ним сидел, очень быстро учились не замечать этого. Они смирялись со своим бесправным положением, воспринимая такие вроде бы мелочи как данность, как нечто нормальное. Но именно из таких мелочей состоит жизнь. Приняв их в неволе, ты возьмешь их с собой на свободу, позволишь им стать частью тебя. Тюрьма – это не решетки на окнах, не конвоиры и не колючая проволока вокруг. Тюрьма – это чувство смирения перед злом, которое проникает в человека и разъедает его изнутри, оставляя лишь безвольную оболочку.

Щурясь, Андрей посмотрел на открывшуюся со скрипом дверь.

– Порубов, вы свободны. – В проеме стоял дежурный надзиратель, кивком головы показывая на выход.

Андрей не спеша поднялся, сладко потянулся. Глянул в зарешеченное окошко – на улице светило яркое весеннее солнце.

– Давай быстрее, – торопил вертухай.

– Видишь, начальник, есть на свете правда, – едва заметно улыбнулся Порубов, покидая камеру.

Забрав у дежурного конфискованные при задержании вещи и выйдя за ворота, он попытался набрать номер, но тщетно – телефон оказался заблокированным. Сука, Зиганшин, хоть мелкую гадость, но сделает. Его стиль. Без подлостей, даже таких мелких, и дня прожить не может. Не съем, так понадкусываю – вспомнил он мамину поговорку, которую она постоянно повторяла, когда он, голодный, прибегал со двора и тащил в рот со стола на кухне все подряд. Черт, придется новый номер делать.

Андрей направился было к остановке, но вдруг заметил, что в его сторону смотрит стоящая по ту сторону дороги эффектная блондинка. Издалека он не мог рассмотреть, кто это, но явно она ждала именно его, а не кого-то другого. Он приставил к глазам ладонь, прикрываясь от слепящего солнца, чтобы получше присмотреться к незнакомке. Кто бы это мог быть? Она сняла солнцезащитные очки, радостно помахала рукой и побежала к нему через пешеходный переход.

– Маша, – прошептал он, и на его лице широко расплылась счастливая улыбка.

Подбежав, племянница Монгола крепко обняла его и повисла на шее, поджав ноги. Внутри Андрея что-то встрепенулось, укололо в сердце. Он это чувство испытывал раньше – когда впервые встретился с Катей, и его точно так же накрывало волнами всепоглощающей нежности. Он влюбился как мальчишка, потерял голову, забросил учебу, спорт, друзей. И теперь вот снова: любовь разливалась по венам теплыми пьянящими струйками.

– Я так рада, так рада! Наконец-то! Как ты вообще? – Маша осыпала его поцелуями, будто они не виделись целую вечность.

– Нормально, цвету и пахну. – Порубов смущенно пялился в глубокий разрез ее кофточки.

– Вижу, что поправился, – пошутила она, отходя на шаг и глядя на его немного впалые щеки.

– Ага, не камера, а райский сад. Сидел как у бога за пазухой. Кстати, спасибо за адвоката, здорово услужила. Если бы не он, отдыхал бы я в том раю и дальше, рассматривая небо в клеточку. – Андрей слегка приобнял девушку. – А ты все хорошеешь и хорошеешь.

– Стоп, стоп, подожди. – Лицо Барби стало вдруг серьезным. – Какого еще адвоката? Я не при делах, никого тебе не нанимала. Да и денег у меня таких нет, чтобы на адвокатов раскошеливаться.

– Странно. – Андрей прикинул в уме, кто бы это мог быть. – А я сразу на тебя подумал. Может, это Монгол подсуетился?

– Не-а, если бы дядя, я первая была бы в курсе, – отрицательно помотала головой девушка.

Они присели на лавочку. Рядом в траве шумно копошилась стайка воробьев, вырывая друг у друга засохшую корочку хлеба. Порубов задумался. Если не Маша, значит, точно Клещ с Ботаном расстарались. Деньги у них имелись. Кроме них, больше никому не могло быть до него дела.

– Ладно, проехали. Есть у меня мыслишка, кто меня оттуда вытянул. – Он игриво подмигнул и обнял девушку за талию. – А откуда ты узнала, что меня выпускают?

– Ну ты спрашиваешь. Племянница Монгола может узнать многое. У дяди везде есть свои люди, – улыбнулась она.

– Смотри, какая! Нигде от тебя не спрячешься. А с виду не скажешь.

– Ой-ой, на себя посмотри, – кокетливо передразнила его Маша.

– А чего мы тут сели? Пойдем, перекусим чего-нибудь, а то я голодный как волк.

Они поднялись и свернули на аллею. Идя под ручку по зеленому парку, Андрей с Барби были похожи на парочку влюбленных. Солнце, пробиваясь сквозь листья, рисовало на тротуаре причудливые кружева теней. Издалека было видно, как они заливисто смеются, что-то увлеченно друг другу рассказывая.

Припарковавшись недалеко от ворот СИЗО, Катя Пряник наблюдала за парой и нервно кусала кончики ногтей. Она не могла понять, что происходит и откуда взялась эта девица. Ведь там, в больнице, Маша казалась честной и искренней. Она с невинным видом уверяла, что Андрей ей ни капельки не нужен, что между ними ничего нет. И вообще, ее прислал «один друг Андрея, который на зоне сейчас сидит», и видит она этого Андрея впервые в жизни. Лживая лицемерка! Все ее уверения никак не стыковались с тем, что Катя только что наблюдала. Эти нежные взгляды, эта непринужденность – будто всю жизнь его знает. Бросилась на шею, чуть ли не расцеловала, а теперь вышагивает с ним под ручку, виляя задницей. Она, конечно, понимала, что никаких прав на Андрея у нее нет, – сама виновата, но все равно обида и ревность раздирали сердце на куски, еле хватало сил удержаться и не расплакаться. Проследив, как «голубки» зашли в ресторанчик, Катя смахнула со щеки слезу и рванула машину с места. Скорее отсюда, прочь, подальше, чтобы не видеть их рядом! Иначе можно сорваться, вбежать туда и устроить скандал. Катя понимала, что это выглядело бы глупо и нелепо. Тем более что она сама бросила Андрея и никакого права на ревность не имеет. Собственными руками разбила любовь, а теперь пожинает плоды своего предательского малодушия.

В ресторанчике, куда они забежали перекусить, Маша заказала Андрею большую пиццу и, сидя напротив, с умилением смотрела, как он жадно уплетает кусок за куском, запивая все это соком.

Одно из необъяснимых удовольствий, которые получают женщины, – наблюдать, как любимый мужчина ест. Есть в этом какая-то скрытая эротика, нечто далекое от простых логических объяснений. Не зря женщины придумали выражение – путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

– Слушай, а расскажи о себе, а то ведь я ничего толком не знаю. – Андрей откинулся на диване, дожевывая последний кусок.

– А что тут рассказывать? – потупила взгляд Маша, уставившись на скатерть.

– Как ты вообще попала к дяде? Ведь такой красавице не место в уголовном мире. Тебе бы порхать и наслаждаться жизнью, а не якшаться с разными уголовниками.

– Знаешь, если у тебя дядя – авторитет, а папа – сволочь, то особого выбора нет. Отец ушел к какой-то мымре. Мы с мамой жили очень бедно. Квартира была в таком захолустье, что для красивой девушки выхода только два, – горько ухмыльнулась Барби, – либо на панель, либо замуж за слесаря. Маме очень трудно дался этот шаг, но она все же решилась попросить своего брата-авторитета о помощи. Монгол почти не общался с сестрой – когда полжизни проводишь на зонах, думаешь, что лучше не напрягать родственников своим вниманием. Дядя, сам бездетный, узнав, что у него, оказывается, есть племянница, очень обрадовался. Он написал нам письмо. А потом в один прекрасный день пришли двое «уркаганов» и передали маме от Монгола большую сумму денег. После этого мы зажили припеваючи. Правда, гости к нам захаживали один краше другого. Нас стали сторониться соседи, потому пришлось переехать в другой район, в дом с лифтом, там реже сталкиваешься с соседями. Со временем дядя начал давать мне через курьеров небольшие поручения. Потом сам, ненадолго выйдя на свободу, ввел меня в круг своих знакомых. Вот, в общем-то, и все.