Два ларца, бирюзовый и нефритовый - Средневековая литература

Решение Мо Чи

Когда я слышу очередную историю про лису, обернувшуюся юной девушкой, чтобы обольстить какого-нибудь убогого брадобрея, я не верю в это даже не потому, что сомневаюсь в существовании сверхъестественного. В конце концов естественный порядок вещей кажется мне таким великим чудом, что любое сверхъестественное событие мало что к нему добавляет. Рассказы про оборотней неубедительны по причине крайней нелепости и ничтожности приписываемых им действий. Ознакомившись с ними, ни один судья не смог бы вынести никакого решения: он почувствовал бы необходимость непременно выслушать ту сторону.

Взять ту же лису, способную превращаться в прекрасную женщину. Речь идет о существе, которое использует трамплин перевоплощения, меняет стихии существования, проживая десятки и сотни жизней, пока некий перекупщик рыбы тянет лямку своего едва тлеющего бытия. Я почему-то думаю, что отталкивание от трамплина перевоплощения по своей чувственной интенсивности превосходит возможности самых изощренных любовных утех. Спрашивается, и зачем же этот злосчастный перекупщик лисице всех лисиц и женщине всех женщин? Пожалуй, легче представить себе могущественного наместника, который целыми днями следит за паланкинщиком, чтобы стянуть у него мелкую монетку… Подозреваю, что и у призраков есть цели поважнее, чем довести до икоты подгулявшего торговца редькой.

Уместно также предположить, что люди образованные значительно реже имеют дело с оборотнями не в силу своей образованности, а по причине большей скромности, которую дает воспитание. Им свойственно все же сомневаться насчет притягательности своей персоны для нашествия потусторонних сил.

39. Забота о царстве

В эпоху Сун конфуцианское воспитание наследников престола уже вошло в обычай. Однако властитель Цзян Милостивый, отличавшийся оригинальным умом и свободой нравов, обучение лишь одного из сыновей доверил последователям Конфуция, другой же сын прошел традиционное обучение в даосском храме под руководством самого Гун Ли.

По прошествии времени Цзян решил устроить своим сыновьям проверку знаний, задав им традиционный вопрос, в чем первопричина смут в Поднебесной и возможно ли избежать раздора с помощью искусного управления?

Принц, воспитанный в духе Конфуция, столь же традиционно ответил следующее.

Слишком мало людей в Поднебесной, которых волнует благополучие государства. И слишком много тех, кому нет дела до Поднебесной. Соответственно, искусство управления состоит в том, чтобы приумножить число воспринимающих невзгоды империи как свои личные проблемы и преуменьшить число тех подданных, которые способны говорить с государством лишь на языке хитрости и обмана. Сделать это насильственно невозможно, поэтому искусство управления неотделимо от искусства воспитания, оно требует терпения и самообладания.

Брат принца высказал иное мнение: искусство управления не в том, чтобы убеждать словами, а в том, чтобы подражать природе. Сплетения слов препятствуют естественному ходу вещей, и хотя человеческое существо само возникает из подобного рода препятствий, путь Дао позволяет обходить препятствия и всякий раз после отклонений восстанавливать естественный ход вещей. В этом и состоит искусство управления государством, и оно ничем не отличается от внимательного следования велениям природы.

ТРЕБУЕТСЯ решить, какой из ответов дает преимущественное право на престолонаследие и почему.

Решение Ца Дэна

Преимущественное право престолонаследия определяется не разумностью речей, а законом – тогда власть с самого начала будет окружена благоговением, которое останется лишь надлежащим образом использовать. То есть применить искусство управления.

Само это выражение – «применить искусство управления» в чем-то похоже на применение алмаза. Один резчик воспользуется алмазным острием более искусно, другой, возможно, менее. Но если в их распоряжении не будет самого алмаза, искусство его применения окажется бесполезным. Неоспоримость права на трон, принадлежащая Сыну Неба, – вот что такое алмаз. Умение добиваться наилучшего блеска граней – вот что такое искусство его применения.

Разумность речей, ясное дело, не повредит, она способна добавить сияния к сиятельному блеску, – но лишь если таковой имеется. И нет большой беды в том, что один из принцев следует книге «Луньюй», а другой – «Дао дэ цзин»; неоспоримость права на власть поможет истолковать их слова в правильном смысле, к выгоде всей Поднебесной. Отсутствие же такого права неизбежно даст повод для неверного истолкования и разумных речей, и самых благих намерений. Сотни варварских вторжений не смогли сокрушить империю, но если бы каждый ее подданный хотя бы допустил мысль, что при случае императором может стать и он, ничто не спасло бы устои Поднебесной.

Решение Удэя

Лучший совет, какой только можно дать властителю Цзяну, – продолжить обучение своих сыновей. Ибо в деле приобретения знаний опаснее всего произвольные остановки, когда познающий, оторвавшись от прежней, по-своему надежной опоры, еще не обрел новую.

Вот первый принц, следуя не столько самому Конфуцию, сколько его самозваным последователям почему-то полагает, что озабоченность простолюдина государственными делами пойдет на пользу как простолюдину, так и государственным делам. Конфуций вовсе так не думал, дух его учения совершенно иной. Вполне довольно того, что благородный муж уделяет время общему ходу дел в Поднебесной. Простолюдину же достаточно своих дел, пусть он и делает их исправно – он тем самым принесет пользу себе, а заодно и Поднебесной. Так же как избыток праздношатающихся не способствует спокойствию в городе, избыток праздномыслящих не способствует процветанию государства.

Конфуций говорил, что соблюдение ритуала, почтение к родителям и забота о детях – вот основы принципа жень. Проявляя истинную мудрость, философ не ставит непосильных задач, поскольку они неизбежно будут искажены теми, кто не готов ни к их исполнению, ни к пониманию. Бессмысленно было бы оспаривать подлинные слова великого философа, что «народ можно заставить повиноваться, но нельзя заставить понять почему».

Даже сюцай, участвующий в делах государства, например, исполняющий ту или иную должность в уезде, не всегда способен руководствоваться благом целого, и империя, которая полагалась бы только на это, не смогла бы устоять. У должностных лиц есть свои правила чести и предписанные им ритуалы: следовать предписанному и значит исполнять свой долг. Необходимо, чтобы Сын Неба рассматривал благо Поднебесной как благо собственного дома, для остальных достаточно, если благо собственного дома они будут рассматривать как благо Поднебесной.

Второй принц, говоря о следовании природе, тоже упустил кое-что существенное. Всякое существо, следуя собственной природе, поддерживает естественный ход вещей и тем самым существует в меру отпущенного ему времени. Всякое, кроме человека. Человек появляется там, где все сущее уже сдвинуто со своих мест, а потому он и не имеет собственной природы. Ему приходится выбирать или природу иного, или пустоту: пустота как раз помогает отличить иное от своего собственного. Искусство же управления состоит в том, чтобы предложить такое иное, которое наибольшее количество людей смогли бы принять за свое собственное – ведь их пустота в любом случае окажется чем-то заполненной.

Ясно, что человек, способный хранить внутреннюю пустоту под натиском всевозможных наполнителей, претендующих стать смыслом жизни, абсолютно беззаботен относительно происходящего в Поднебесной. И именно к этому стремится тот, кто воистину практикует слияние с Дао. Обитая в горах, он будет следовать природе гор и ручьев; плывя на корабле – природе ветров и морских глубин, но если поток Дао занесет его во дворец – мудрый без колебаний последует природе власти.

Не исключено, что продолжив образование, оба принца с разных сторон подошли бы к пониманию одного и того же.

40. Ради дружбы

Почтенный И Сан, отмечая празднество своего дома, созвал множество гостей, среди которых были его старые друзья и добрые знакомые, соседи и сослуживцы по уездной канцелярии. И Сан пользовался всеобщим уважением в городе, поэтому пришли все приглашенные, и все принесли подарки, подобающие на празднествах такого рода.

В числе первых И Сан пригласил и своего старинного друга Мо, с котором они в юности вместе занимались поэзией и музыкой. Они и по сей день сохраняли друг к другу самые лучшие чувства. Мо очень хотелось доставить радость И Сану, но тут возникла проблема: последние годы Мо жил в крайней бедности. У него не было ничего, что могло бы считаться достойным подарка, и в то же время он не мог себе позволить явиться с пустыми руками. И вот Мо, никогда из гордости ничего не просивший, решился на немыслимое для себя дело: он украл из лавки письменных принадлежностей свиток дорогой рисовой бумаги и начертал на нем стихи, в которые вложил всю душу.