Собинов - Нина Владыкина-Бачинская

Взыскательность художника, так рано проявившаяся в молодом Собинове, не позволила ему и здесь остановиться на достигнутом успехе. Он упорно ищет новых оттенков, углубляет характеристику героя. Раздумывая над общим ансамблем спектакля, он приходит к выводу, что уделял мало внимания партнерше. И вновь начинает упорно работать над каждой репликой, каждой интонацией, обращенной к Салиной-Гальке. Пропев в «Гальке» не один десяток раз, он признается друзьям, что хотел бы «переучить всю партию заново».

Л. В. Собинов-Мурри.

Л. В. Собинов — Герцог Мантуанский.

Собинов относился к своей артистической профессии очень серьезно. Для него театр значил не только и не столько успех, славу, благополучие. Театр, искусство, по мысли Собинова, — это храм, где зрители учатся чувствовать, мыслить, жить, где они черпают силы быть добрыми, гуманными, честными, справедливыми. Вот почему артист так настойчиво стремится к сценической правде.

Молодой певец знал, что не одинок в своих поисках сценической правды и стремлении уйти от шаблона, сковывавшего порой даже самых одаренных певцов и актеров императорских театров. Но обстановка в этих театрах была чрезвычайно тяжелая для всех, кто стремился изменить десятилетиями существовавшие традиции, нарушить казенно-бюрократический стиль руководства. Собинов отлично понимал, что корень зла — в отсутствии подлинной заинтересованности руководства в процветании оперного искусства. Это остро ощущали молодые, наиболее сознательные члены труппы. Оперные артисты старшего поколения также чувствовали, что петь и играть по старинке после постановок Мамонтовской оперы, спектаклей Художественного театра уже невозможно. Не мирилась больше с бездумной шаблонной игрой оперных солистов и аудитория.

На трудном пути к жизненно правдивому искусству артиста ожидало и разочарование. Так, не имел успеха его Андрей в новой постановке оперы Чайковского «Мазепа». Собинов работал над этой партией с большим рвением. Удобная для его голоса, она не представляла каких-либо особых технических трудностей, а трагическая судьба молодого казака, выраженная одухотворенной музыкой Чайковского, волновала артиста до глубины души. Однако первые спектакли показали, что образ, им созданный, неубедителен.

В чем же было дело? Собинов-актер ясно понимал свою задачу, образ Андрея не вызывал в нем никаких сомнений. Вокальной стороной роли дирижер Альтани был также очень доволен. И все же того шумного успеха, который сопровождал каждое выступление Собинова, на этот раз не было. Может быть, причина коренилась в противоречии трагического образа молодого казака с лирическим характером голоса Собинова? Как бы то ни было, певец твердо решил впредь быть осторожнее в выборе репертуара.

Как ни жалко ему было, а пришлось отказаться и от выступлений в опере Бизе «Кармен». Роль дона Хозе, интересная не только с вокальной стороны, но драматической насыщенностью, чрезвычайно привлекала артиста и была им почти разучена.

«Была сегодня первая оркестровая репетиция «Кармен». Все идет как нельзя лучше. Альтани очень доволен и толкованием и силой звука в нужных местах. От арии он в восхищении. Ее я, конечно, давно уже отделал до всяких нюансов и тонкостей», — писал Леонид Витальевич другу.

И все же, несмотря на настояния дирижировавшего оперой Альтани, Собинов сначала отложил выступление в партии Хозе на неопределенный срок, а потом и вовсе отказался от него. Проделав огромную подготовительную работу, отшлифовав партию до мелочей, он в конечном итоге не добился того ощущения совершенной свободы, которое означало полное овладение вокальным материалом, позволяющее создавать образ всеми красками звуковой палитры. Чувство некоторой скованности, напряженности не покидало певца. Это состояние мешало полному вживанию в образ, создавало известное торможение. После оркестровой репетиции, когда Собинов пропел всю партию полным голосом в обстановке, мало чем отличающейся от спектакля, ему стало очевидно, что эмоциональный тонус партии Хозе не соответствует природным свойствам его голоса.

Несмотря на то что Большой театр все более заполнял жизнь Собинова, он все еще не бросал Адвокатуру. Он как будто свыкся с постоянным переключением, работой в двух областях, столь резко контрастирующих друг с другом. Неизвестно, долго протянулось бы еще это состояние «неустойчивого равновесия», если бы не случай, происшедший в 1899 году.

В Московском коммерческом суде шло очередное разбирательство дела. Защитником выступал Собинов.

— Ну, соловей, посмотрим, что вы нам споете, — обращаясь к молодому адвокату, произнес с улыбкой председатель суда.

Эта добродушная шутка прозвучала для Собинова словно общественный приговор: всегда ненавидя дилетантство, он впервые серьезно задумался над своим будущим. Его испугала возможность прослыть «лучшим тенором среди юристов и лучшим юристом среди теноров». Шутливое обращение судьи заставило его сделать окончательный выбор.

«Мне так стыдно стало, что с этого дня я прекратил хождение по судам», — вспоминал впоследствии Леонид Витальевич.

Два года колебаний, какую же выбрать профессию, — яркое свидетельство той серьезности и глубокого чувства ответственности, с которыми Собинов подходил к своему жизненному назначению. Вряд ли кто другой из певцов на месте молодого Собинова стал бы еще сомневаться в возможности посвятить себя сцене после первых двух оперных сезонов, принесших ему такой завидный успех!

Итак, судьба Собинова была окончательно решена. Не надо было больше мучительно раздумывать: кем быть? Гораздо сложнее оказалось другое.

Семейная жизнь Леонида Витальевича складывалась не очень счастливо. Вскоре после женитьбы выяснилось, что Мария Федоровна и Леонид Витальевич совершенно разные люди и что связывают их только дети. В 1898 году они расстались. Леонид Витальевич тяжело переносил этот разрыв, в особенности из-за разлуки с детьми, видеться с которыми теперь мог очень редко.

Но тосковать и предаваться печали было не в его натуре, деятельной, жизнерадостной. Напряженная творческая работа в театре, ставившая все новые и новые исполнительские задачи, заполняла его жизнь. Окончательно порвав с адвокатурой, он теперь уже ничем не отвлекался от любимого искусства.

Собинов переехал в гостиницу «Малый Париж» и жил там на холостую ногу. Общительный, жизнерадостный, он терпел одиночество только в рабочие часы, в свободное же время любил общество друзей, споры об искусстве, острое слово и шутку.

Приблизительно около 1901 года Леонид Витальевич становится близким другом семьи Садовских. Собинов всегда был искренним поклонником Малого театра и порой даже отдавал преимущество его постановкам перед «художественниками» Михаила Провыча и Ольгу Осиповну он боготворил еще со студенческих времен как замечательных актеров, хранителей высоких традиций Слушать их безукоризненную, красивую, сочную русскую речь было для него истинным наслаждением, и, каким бы ни был он усталым и недовольным, Ольга Осиповна одной своей шуткой, сказанной с неподражаемой исконно московской интонацией, неизменно приводила его в хорошее расположение духа. Младшее поколение Садовских — Пров Михайлович и Елизавета Михайловна также были актерами Малого театра. С ними у Собинова установились отношения горячей дружбы. Не было ничего необыкновенного в том, что Елизавета Михайловна вскоре подпала под обаяние Леонида Витальевича, в особенности когда заметила, что он явно отдает ей предпочтение. Чем больше узнавал Собинов Елизавету Михайловну, тем сильнее она заинтересовывала и привлекала его. Талантлива она была несомненно, но долгое время в Малом театре ей не удавалось занять подобающего положения вследствие интриг и происков менее деликатных соперниц по амплуа. Ее сценическое обаяние раскрылось не сразу, и, может быть, именно потому, что ей не хватало блеска, способности сразу привлекать внимание, она не была в фаворе у начальства. Но когда ей удавалось получить хорошую роль, подходившую к ее характеру, она никогда не оставалась незамеченной. Москвичи помнят ее обаятельную Снегурочку. Для этой роли Садовская нашла какие-то свои, неповторимые, чуть-чуть печальные интонации, от которых словно осветился изнутри, стал трогательным, нежным и образ, созданный гениальным драматургом. Леонид Витальевич признавался, что именно ее интонации в «Снегурочке» помогли ему в творческой работе над Ленским.