Все красотки - по ранжиру - Френсис Поллини

— Брось трепаться, Джон, — небрежно заметил Эйб Мувиц, стоявший рядом с ним. — Лучше скажи нам, это правда, что ее голова была засунута прямо в унитаз?

— Она согнулась кверху задницей? И совсем без трусов? — спросил Джейк Далтон, который стоял в углу стойки, недалеко от него.

— Трусики были на месте, — ответил ему шеф полиции. — Кто сказал тебе, что она была без трусов? — Он помолчал и добавил: — Правда, она действительно была кверху задницей, — что правда, то правда…

— Когда вы туда прибыли? — спросил Ральф Делано, один из завсегдатаев бара Сельмо.

Он ел спагетти.

— Это не я, — шеф полиции начал уже терять терпение. — Это малыш нашел ее… это он увидел ее в такой позе… дошло до тебя?

— Разве он первым обнаружил ее? — упорствовал Делано.

— Конечно же, именно он нашел ее, А кто же еще? Сельмо? Мальчишка обнаружил ее первым, черт тебя задери! — взорвался Полдаски.

— Ладно, будет тебе, Джон… не кипятись, — успокаивал его Делано.

— А допросил его я прямо на месте, хотя должен был доставить его в участок, — сказал шеф полиции.

— Зачем, Джон? — простодушно осведомился Датч Бельмонт со своего обычного места в центре бара, опрокидывая стопку виски.

Шеф полиции удивленно уставился на него:

— Ну и умник же ты, как я посмотрю?

— Ты шутишь, шеф? — спросил Датч.

— Ну, как ты думаешь, зачем я это сделал? А? Просто Ответь мне, зачем мне нужно было тащить этого мальчишку в участок? — резко спросил у него Полдаски.

— Но ты же допросил его уже на месте… — заартачился Датч.

— Я недостаточно выудил из него! — обрушился на Датча шеф полиции.

Наступило короткое молчание. Сельмо снова наполнил бокалы.

— Джон, — сказал кто-то.

Это был Джек Мизнер.

— Эй, Джон… — мягко обратился он к Полдаски.

— Ну? — сердито отозвался шеф полиции, который явно о чем-то задумался.

— Эй, послушай, что я тебе скажу… — повторил Мизнер своим мягким голосом. — Подумай, может быть, это дело рук каких-нибудь черномазых? — спросил он серьезно.

Молчание углубилось. Полдаски опрокинул еще одну рюмку виски. Отпил глоток пива. Потом еще один.

— Негры? — сказал он.

Мозги у него внезапно заработали: шесть или семь черномазых, а возможно, их было десять, действительно были переведены в этом году в Соерсвилльскую школу из негритянских школ Сакстона. Это было сделано по инициативе властей штата. Мозги Джона Полдаски продолжали лихорадочно работать: они даже не жили в Соерсвилле! Один из черномазых принят даже в футбольную команду… Тигр пристроил его там… Джим Грин… да, именно так его зовут. Правый крайний. Такой огромный парень. А возможно, левый крайний. Бегает хорошо. Или он играет на правом краю? Левый? Правый? На каком же краю он играет? Полдаски тщетно пытался разрешить эту проблему…

— Послушай, приятель, — сказал Датч. — Возможно, я не прав, но ты подумай насчет негров…

Эйб Мувиц позвал Сельмо:

— Эй, старина!

— Зачем они пришли сюда, я не знаю, — сказал Джейк Далтон. — Черные ублюдки, — серьезно уточнил он. — Что ты скажешь на это, Сельмо? Далтон обратился к хозяину бара громким, как труба, голосом.

— Я об этом не задумывался, — дипломатично ответил Сельмо.

— Бог мой, он над этим не задумывался? — требовательным тоном спросил Далтон, готовый наброситься на Сельмо.

— Чертов Сельмо. Сукин ты сын, — подначивал Датч Бельмонт. — Я скажу, что он об этом думает…

Они все рассмеялись. Сельмо тоже присоединился к ним. Он наполнил их бокалы.

Полдаски напряженно думал, его мозги шевелились, работая на полную мощность, пока они все валяли дурака, разыгрывая Сельмо. Это было их любимым развлечением.

— Джон, старина, — услышал он, как обратился к нему Джек Мизнер, перекрывая своим голосом болтовню посетителей бара. — Тебе следует взглянуть на это дело с такой точки зрения. Заработаешь медаль, дружище! — Он рассмеялся, очень довольный сказанным.

Полдаски пробормотал: — А-а-а! В этом что-то есть… — Помолчал минутку. — Дружище.'.. — Джон Полдаски глубоко задумался, погрузив палец в наполненную до краев рюмку виски.

15

Серчеру явно не везло. Он нанес грустный визит в дом, где жила Джилл Фэабанн, встретился с ее пораженными горем родителями, подвез их в морг полиции для опознания тела (Серчер не любил этого, но так требовал закон), возвратился с ними назад (вместе со своими двумя старшими помощниками) и, после того, как разогнал собравшуюся там толпу соседей, родственников, любопытствующих горожан и других зевак, включая журналистов, начал детальный и систематический осмотр дома, обратив особое внимание, конечно же, на комнату бывшей предводительницы болельщиков и на ее личные вещи. У нее была очень уютная и женственная комната, окрашенная в мягкие, пастельные тона и соответственно обставленная, Он чувствовал себя в ней как захватчик. Но нужно было провести осмотр — ничего не поделаешь. Он нашел несколько писем, разбросанных по разных местах — в ящиках письменного стола, на прикроватном столике, на настенных полках, собрал их, чтобы захватить с собой, спросив предварительно разрешение у ее родителей. На столе для глажения он увидел фотографию девушки в форме болельщицы футбольной команды. Серчер некоторое время смотрел на нее, чувствуя себя прескверно.

Он попытался сопоставить фотографию с тем зрелищем, которое видел в туалете школы, и с безжизненным телом, которое опознавал вместе с родителями в морге. Это было непереносимо. Он почувствовал себя отвратительно. Он сделает все возможное, чтобы найти ее убийцу, но он знал, что уже ничто не сможет вернуть саму девушку к жизни. Это был, вероятно, самый страшный момент в его работе, с которым Серчер постоянно сталкивался, но привыкнуть к нему он до сих пор никак не мог. Он отвернулся, наконец, от фотографии, чтобы продолжить осмотр вещей. Но письма оказались единственным, стоящим внимания, что он обнаружил в ее комнате. Чтобы хоть немного улучшить его настроение, в полицейском автомобиле привезли результаты лабораторных исследований и предварительного осмотра тела убитой. Первый отчет не дал абсолютно никаких результатов. Второй же содержал то, что ему было уже известно: девушка была задушена, но совершенно очевидно, что попытки изнасилования не было. Она скончалась около девяти часов утра. Вместо ожидаемого утешения, это еще более испортило настроение Серчеру. Он лелеял надежду, что опытные эксперты лаборатории хоть что-нибудь прояснят. Листок бумаги, найденный на месте преступления, оказался чистым, никаких отпечатков пальцев на нем не нашли. Серчер оказался в безнадежной ситуации. Несмотря на его крепкий, уравновешенный характер, он действительно был чрезвычайно обескуражен. Он чувствовал, что ему предстоит тяжелая работа, и был готов к ней… — теперь уже никаких сомнений не оставалось. Единственное, на что он еще надеялся — это письма, которые могли бы пролить хоть небольшой свет на поиски преступника. Он оставил своих помощников и спустился вниз поговорить с родителями, которые сидели в скромной гостиной, очень тихие и внешне спокойные, тесно прижавшись друг к другу.