Вороново крыло - Энн Кливз

«Нефть — ерунда, — сказал он вскоре после их знакомства. — Будущее островов — туризм. Вернее, экологический туризм». Он поставил перед собой задачу — сделать так, чтобы о Шетландах узнали во всем мире. Консультировал местных предпринимателей, содействовал развитию местных искусств и ремесел. У него был офис в Леруике, он летал в Абердин, Глазго, Лондон, встречался там с влиятельными людьми. Дункан имел определенный вес, к нему притягивало. Гонки на высокой скорости, звонки на мобильный от заграничных партнеров — все это будоражило чувства Фрэн. И она поддалась соблазну.

С Дунканом Фрэн познакомилась во время летней командировки на Шетланды — ей поручили отснять материал для статьи о вязальщице с Йелла. Молодая женщина продавала свои замечательные вещи в эксклюзивные магазины Нью-Йорка и Токио, поскольку лондонские бутики от нее в свое время отказались. Правда, после выхода статьи она стала получать письма с выгодными предложениями и от британских модных домов.

Сама идея статьи принадлежала Дункану — Фрэн подумала, что он выступил в роли того самого консультанта; он же встречал ее в аэропорту. И совершенно очаровал. Пригласил в ресторан на обед, после повез в западную часть острова. Они гуляли вдоль скал, смотрели на маяк Фулы… А потом любили друг друга на втором этаже двухъярусной кровати в бывшем эллинге для шлюпок, перестроенном под дом. Эллинг находился в поселке Скаллоуа, через распахнутые окна в комнату доносился плеск волн, светил негаснущий маяк. Тогда она решила, что это и есть его дом, ей в голову не пришло, что перестроенный эллинг — лишь одно из зданий, которыми он владеет и сдает туристам, лишь малая часть его империи.

Она думала, что больше они не увидятся. Это была первая в ее жизни случайная связь, и следующим утром Фрэн улетала домой уставшая и слегка пристыженная. А потом он объявился в Лондоне на пороге ее офиса — с шампанским и восхитительным йеллским свитером, стоимость которого, как Фрэн прекрасно знала, равнялась ее месячному жалованию: «Когда переедешь ко мне, тебе понадобится что-нибудь теплое. Но ты по-прежнему будешь выглядеть стильно…»

В конце концов она в самом деле уехала к нему — как и всякая женщина, Фрэн не устояла перед широкими жестами. К тому же ей понравились острова, еще в первый приезд. Интересно, в кого все-таки она влюбилась, в Дункана или в Шетланды? Сманил бы он ее шампанским и свитером в Бирмингем?

Они поженились, когда Фрэн уже носила Кэсси. Вообще-то, так сразу ребенка они не планировали, все вышло случайно. Фрэн удивилась тому, что Дункан воспринял новость неоднозначно. Беременность — это так драматично, а Дункану нравились драмы.

— Думаю, в таком случае нам стоит пожениться, — сказал он неуверенно, будто надеясь, что она предложит другой вариант.

— Зачем? — воскликнула Фрэн, считавшая себя женщиной независимой. — Нам вовсе не обязательно расписываться. Будем жить как прежде. Просто нас станет трое.

— Нет, — сказал он. — Раз ребенок, надо пожениться.

Такое вот предложение руки и сердца. Фрэн о нем мечтала, но представляла себе иначе. Ей рисовалось что-нибудь романтическое, Париж, никак не меньше.

А потом — Кэсси как раз исполнилось полгода — Фрэн застукала его в постели с другой, причем та, другая, была гораздо старше ее. Еще одна шетландская аристократка, родословная которой брала начало от норвежских завоевателей. И замужняя. Похоже, ее с Дунканом связь длилась годами — они наверняка встречались и до появления Фрэн. Многие друзья были в курсе этого треугольника и принимали его как данность. Фрэн хорошо знала эту Селию, считала подругой. Именно такой она хотела бы видеть свою мать — сильной, независимой оригиналкой. Среди местных Селия слыла женщиной стильной — любила носить черное, красилась яркокрасной помадой, предпочитала длинные серьги из серебра, морских ракушек или янтаря. И замуж Селия вышла наперекор воле родителей.

Фрэн тогда побросала вещички Кэсси в чемодан и первым же рейсом улетела. Дункана она даже слушать не стала. Он казался ей жалким. Что это, Эдипов комплекс? Она понимала, что с Селией Дункан никогда не порвет. И вернулась в Лондон, к прежней жизни. Предательство женщины, которой она восхищалась, ранило ее гораздо сильнее предательства мужа.

Кэсси подросла и вот-вот должна была пойти в школу, когда личная жизнь Фрэн дала трещину. Обычное дело — отношения в очередной раз закончились расставанием. До боли прозаичным — ни тебе благородства, ни возвышенных чувств. И ей нестерпимо захотелось сбежать, спрятаться. В ней снова заговорила гордость. Одна мысль о том, что придется испытать унижение еще раз, посвящая в происшедшее друзей, была ненавистна, и она решила уехать на Шетланды — куда уж дальше. Да и Кэсси нужен отец, было бы несправедливо лишать ее этого. Отец, может, и гаденыш конченый, но он любит дочь. Своего отца Фрэн не знала. Он ушел от них с матерью, когда Фрэн только родилась. Начал новую жизнь, завел новую семью, а с прежней не хотел иметь ничего общего. Ей до сих пор было больно. И она не хотела для Кэсси такой же судьбы.

Так она размышляла, сидя за рулем и продвигаясь черепашьим шагом по обледенелой дороге на север; вокруг, насколько хватало глаз, — пустынные торфяники. И в сотый раз задумалась: что такого Дункан нашел в Селии? Может, и была в ней некая притягательность, но у нее уже сын вырос. Не крась она волосы, ходила бы седая. Неужели она, Фрэн, ей проигрывает? При мысли об этом Фрэн опять ощутила досаду и неуверенность и на время позабыла о погибшей Кэтрин и выжившем из ума старике с Взгорка.

Обычно, забирая Кэсси, Фрэн в доме бывшего не задерживалась. Хотя и была с ним вежлива, ради дочери поддерживая видимость дружеских отношений. Сегодня же Фрэн была не прочь задержаться — ей не хотелось возвращаться домой во Врансуик. Несмотря на то что округу прочесывали полицейские и береговая охрана, ей было неспокойно. Когда она жила в Лондоне, грабеж и насилие случались прямо по соседству, однажды на их улице открыли стрельбу. Но никогда она не чувствовала себя такой незащищенной.

Дом Дункана — четырехэтажная громада из гранита и сланца в готическом стиле — стоял в низине и выходил на песчаный берег широкого залива. Сказочный замок с башней, венчающей одно крыло, как будто врос в склон холма, преграждавшего путь ветрам, то и дело задувавшим в этой части острова. С одной стороны дома находилась огороженная рощица из чахлых кленов — единственных деревьев на многие километры вокруг. Фрэн помнила свои первые впечатления от дома. Дункан подвел ее с закрытыми глазами, а когда разрешил открыть, она будто в сказку попала. Фрэн часто представляла, как будет жить в этом волшебном замке до глубокой старости, в окружении внуков.

Здесь, у подножия холма, снега на дороге не было — его сдувало ветром. Вышло солнце. Пробежав взглядом по пляжу, Фрэн заметила Дункана с дочерью: они собирали плавник, относя его подальше, за линию прилива, — во время празднования Апхеллио Дункан всегда разводил большой костер. Ну конечно, праздник уже совсем скоро. Его отмечали в Леруике каждый год, в последний вторник января. Кульминацией было факельное шествие наряженных викингами мужчин, сопровождающих большой корабль, который потом сжигали. Многие только по этому празднику о Шетландах и знали. Отдельные сцены празднования изображали даже на почтовых открытках — так Управление туризма старалось привлечь туристов на острова в зимнее время. Главное торжество проходило в Леруике, однако в соседних поселках праздник тоже отмечали.

Проезжая мимо больших каменных столбов ворот, Фрэн потеряла Дункана с Кэсси из виду. Вырулив к главному входу, она остановила машину.

Селия, похоже, проводила времени с Дунканом не меньше, чем со своим мужем в доме на окраине Леруика. Видимо, многочисленные интрижки Дункана не были ей помехой. Она во всем ему потакала — как своему взрослому сыну. В ее присутствии Фрэн непросто было держать себя в рамках приличий, и, чтобы не столкнуться с Селией, она на всякий случай обогнула дом, выйдя к пляжу. Беленая каменная стена отгораживала сад от песчаной полосы, у самого подножия были свалены морские водоросли, собранные на компост.

К тому времени Дункан с дочерью оставили свое занятие. Дункан теперь запускал камешки, прыгавшие по водной глади, а Кэсси сосредоточенно чертила прутиком на песке. Заслышав шорох гальки под ногами, девочка обернулась и радостно взвизгнула. Фрэн посмотрела на рисунок, уже размытый по краям просачивавшейся через песок водой.

— Кто это?

На песке была изображена человеческая фигурка с огромными, тщательно прорисованными пальцами и взъерошенными волосами. Фрэн ожидала, что Кэсси скажет: это мама. Она, конечно, понимала всю неуместность соперничества с бывшим мужем за любовь дочери, но глубоко в душе ей хотелось быть первой. А все из-за той самой неуверенности — было бы невыносимо, если бы Кэсси нарисовала Селию.