Person. Экзистенциально-аналитическая теория личности. - Альфрид Лэнгле

С того самого времени, как она себя помнит, Эрика страдает от тяжелых страхов: страха оказаться в чем-то виноватой, страха, что у нее что-то не получится, страха не иметь права на существование, страха находиться среди людей. Еще до поступления в школу, когда ей было шесть лет, она долгое время находилась в детском психотерапевтическом стационаре:  ее страхи были столь велики, что она не могла ходить в детский сад. К этому страху перед окружающим миром присоединилась высокая чувствительность к состоянию и потребностям других людей, благодаря которой она почти автоматически развила «рефлекс помогающего». Будучи ребенком, Эрика уже была в услужении у своих родителей и всегда рассматривала как нечто само собой разумеющееся, что она должна делать все для семьи. Когда в двадцатилетнем возрасте это стало для нее невыносимым, она рискнула осуществить попытку бегства и неожиданно для всех вышла замуж за человека, которого едва знала. Но вместо того чтобы увести из среды, которая делала ее больной, брак на самом деле снова вернул ее в лоно родительской семьи. Муж не мог заботиться о содержании семьи, и функцию зарабатывания денег она взяла на себя, вновь начав трудиться в хозяйстве родителей. Она работает там и сегодня. В течение пятидесяти лет она ищет защищенность, семью и любовь. Сейчас она живет в двух семьях — в собственной и той, где выросла, и, несмотря на это, у нее нет чувства защищенности. Ее окружают люди, которые постоянно от нее что-то требуют, и только. Так как чувство ее самоценности нарушено, она не может оказывать сопротивления другим. Глубокий стыл перед тем, чтобы показать свои истинные чувства и желания, заставляет ее внутренне прятаться. Стыд вызывает огромный страх того, что она действует другим на нервы. В целом же она чувствует, что «ее присутствие в этом мире неуместно». Однако она не справляется не только с другими людьми и с окружающим миром, но в столь же малой степени — с самой собой. «Мой самый большой враг— это я сама. В своем перфекционизме я отвергаю любое сочувствие и сострадание».

***

За выходящими на передний план стыдом и страхом скрывается нарушение личности с проблематикой самоценности и неуверенности в себе. В начале терапии самым важным для Эрики было то, чтобы она смогла говорить о своем страхе и имела возможность вступить в диалог с кем-то, кто ее выслушает, кто сможет ее понять, не будет ни в чем упрекать и предъявлять какие-либо требования. Ей нужен был диалог с кем-то, кто защитил бы ее также и от собственных упреков; кто, подобно зеркалу, отразил бы ее самоценность и с пониманием и любовью обратил ее внимание на необходимость заботы и ответственности по отношению к самой себе, поддержав ее первые шаги на этом пути.

Несмотря на теплую атмосферу терапевтических бесед, Эрика вновь и вновь склонялась к суициду, когда внешние обстоятельства давали для этого повод. Позитивный опыт в терапии и облегчение, наступавшее благодаря терапии, создавали сильный контраст с ее реальной жизнью, из-за чего пережитая боль становилась полностью ощутимой. Эрика видела и чувствовала, насколько «бесполезно прожитой» была ее жизнь, и как все могло бы быть иначе, если б ее хоть немного понимали. С этого момента терапия стала казаться ей бессмысленной, потому что страдание из-за нее становилось только сильнее, безвыходность ситуации — еще очевиднее, а сознание потерянной жизни — более явным и беспощадным. Она чувствовала, что еще не до росла до того, чтобы что-либо изменить, и стремилась лишь к покою и спасению от тягот жизни, вновь и вновь планируя самоубийство. В течение многих недель она была близка к тому, чтобы прервать терапию.

Эрике требовались мое полное принятие и поддержка. Мы увеличили частоту терапевтических сеансов, и она согласилась на временный прием антидепрессанта. До сих пор она отказывалась от него, потому что боялась располнеть. Эрика признала, что несоизмеримо и безответственно так мучиться и даже рисковать жизнью только потому, что хочется избежать прибавки нескольких килограммов. Однако для меня в связи с размышлениями о приеме медикаментов речь в большей степени шла о ее решении. Принимать медикамент — это было первое решение в направлении жизни, в направлении надежды, в направлении попытки изменений.

Вот так, маленькими шажками, принимая небольшие решения, мы продвигались вперед. Произошел ее первый разговор с сыном — первый в ее жизни, который выходил за сугубо деловые рамки. Посчитав, что это пойдет ей на пользу, она поехала в отпуск одна — первый раз в жизни, тем самым осмелившись отграничиться от мужа. Постепенно она становилась ценной для самой себя, стала больше оглядываться на себя, на свои чувства и желания, находясь в постоянном диалоге с внешним миром и занимая определенную позицию по отношению к нему. Это принесло Эрике первое облегчение.

Однако подлинное излечение можно будет считать достигнутым лишь тогда, когда Эрика сможет ощутить всю глубину ценности жизни. Когда она сможет почувствовать, что жизнь в своей основе хороша, что в том, что живешь, есть нечто очень ценное, и хотя жизнь переполнена проблемами и пока еще далека от того, чтобы считаться хорошей, она, несмотря ни на что, хороша в сущности, — лишь тогда Эрика сможет прийти к решению в пользу жизни.

Экзистенциальный анализ запрашивает именно эту экзистенциальную решимость, рассматривая человека как того, кто принимает решения и несет ответственность перед самим собой. Благодаря атмосфере терапевтических бесед и тому, что в них обсуждается, Эрика должна узнать и почувствовать, что для нее хорошо — быть здесь, быть в этом мире. При этом ориентирами служат фундаментальные экзистенциальные мотивации, показывающие условия, которые необходимы для осуществления экзистенции. В случае если одно или несколько из этих условий выполнено в недостаточной степени или нарушено, реализованность экзистенции находится под угрозой или утрачивается.

Рассмотрим теперь по отдельности эти четыре фундаментальные условия экзистенции.

Первое условие возникает на основании простого факта, что я пришел в этот мир, родился. Теперь я здесь — что дальше? Могу ли я осилить бытие-в-мире, справиться с ним? Понимаю ли его? Я здесь: «Я не знаю откуда, не знаю куда, и меня удивляет, чего я так радуюсь» — так звучит немецкий стишок XII века. Я есть, я существую — да как же это возможно? Насколько глубокие возникают вопросы, когда я обращаюсь к этому, казалось бы, «само собой разумеющемуся» факту! Стоит только заняться им всерьез, как я начинаю чувствовать, что едва ли в состоянии его осмыслить. Мое бытие предстает передо мной, подобно острову в океане незнания, вплетенное в системы взаимосвязей, которые меня превосходят. Самая разумная и традиционная установка по отношению к непостижимому — удивление. Собственно говоря, я могу только удивляться тому что я вообще есть.

Однако я действительно есть. И это ставит меня перед фундаментальным вопросом: я есть — но могу ля я быть? Могу ли я вообще занять место в мире — при тех условиях, в которые он меня ставит, и тех возможностях, которые у меня есть? Для этого мне необходимы три вещи: пространство, опора и зашита. Достаточно ли у меня пространства, чтобы быть здесь? Что дает моей жизни опору? Чувствую ли я защищенность, принимают ли меня другие люди, есть ли у меня родина, дом? Если у меня этого нет, то возникают беспокойство, неуверенность, страх. Если есть, то я доверяю миру, а также себе и, вероятно, Богу. Сумма подобных опытов доверия составляет фундаментальное доверие — доверие по отношению к тому, что я ощущаю в своей жизни как последнюю опору.

Фундаментальное доверие представляет собой глубинную структуру первого базового условия экзистенции. Его детальное рассмотрение ставит нас перед следующими вопросами: если рухнет все, что у меня есть, все, чему я доверяю — партнерские отношения, работа, здоровье... — какая опора у меня останется? Останется ли у меня еще что-то — «последнее» доверие, «фундаментальное доверие», которое сопровождало бы меня до самой смерти, — или больше не будет уже ничего, и я буду ощущать себя словно падающим в пустоту?

На что опирается в конечном итоге доверие:

- на меня самого?

- на других людей?

- на что-то большее, лежащее в основе всего?

Ощущение, что нас поддерживает нечто всеобъемлющее, мы можем назвать переживанием «основы бытия» - Это первая составляющая фундаментального доверия, ведущая к чувству: «Есть что-то надежное, на что я всегда могу положиться, даже если мне предстоит умереть». При этом не имеет значения, что именно воспринимается как основа бытия — некая идея, мировой порядок, космический закон, Бог, — главное, что человек дает свое согласие на нее положиться. Так, если человека поддерживает идея о том, что душа не умирает после смерти, эта идея и будет для него основой бытия. Было бы его согласие на это. Согласие — вторая составляющая фундаментального доверия. Мы принимаем бытие как целое, ибо испытываем свою принадлежность к нему и, что бы ни произошло, чувствуем: «Этот мир хорошо держит меня, я в "надежных руках"».