Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Юрий Корольков

«План операций, которые должны привести к оккупации Маньчжурии, является одной из составных и важнейших частей общего плана операций японских войск против Советского Союза, ранее направленного в первый отдел генерального штаба. Требуемый план заканчивается разработкой и незамедлительно будет выслан с соблюдением высших мер предосторожности».

В том, чтобы ускорить военные действия на континенте, были заинтересованы и промышленники Японии, апостолы делового мира, представители могучей четверки: Мицуи, Мицубиси, Сумитомо, Ясуда, владевшей почти половиной национальных богатств страны — монопольным производством самолетов, танков, военно-морских кораблей, боеприпасов, вооружения… Их связным с генеральным штабом был Окава Сюмей, человек, глядящий на мир острыми черными зрачками, заслоненными двойными стеклами очков. Будто забыв дорогу в свой кабинет Южно-Маньчжурской компании, он проводил время в Токио, занятый с Хасимота таинственными делами, которые должны были обеспечить маньчжурскую операцию.

Иногда они приходили в кабинет Койсо и разговаривали втроем. Сквозь толстые стены сейсмоустойчивого здания, воздвигнутого после токийского землетрясения, сюда, в военное министерство, не проникал ни единый звук гудящего за окнами города. И отсюда, сквозь эти стены, не могла просочиться ни одна тайна, рожденная в кабинете начальника бюро военных дел. Генерал Койсо, с морщинистым лицом, поджатыми губами и выдающимся подбородком, сидел за голым столом, с которого были убраны все до единой бумажки, и молча слушал Окава или Хасимота, покачивая в знак согласия головой. Сейчас он очень напоминал китайскую статуэтку, бесконечно кивающую фарфоровой головкой, — ту, что стояла на полке позади генерала Койсо. Окава Сюмей отметил это, когда излагал план низвержения правительственного кабинета. Это, почти синхронное, кивание головами статуэтки и генерала раздражало Окава, сбивало его с мыслей. Он никак не мог избавиться от ощущения, что и голова Койсо скреплена шарниром с его неподвижным туловищем. Наконец он не выдержал и пересел в другое кресло, чтобы не видеть хотя бы кивающей статуэтки.

— Извините, свет падает мне в глаза, — объяснил он. — Обычно я не выношу этого… Вот так удобнее, я продолжаю… Для демонстрантов нужно штук триста холостых гранат, несколько штук должно быть настоящих. Это идея Хасимота-сан… Мы проведем демонстрацию у входа в парламент, под взрывы петард ворвемся в зал заседаний и свергнем правительство. Новый кабинет возглавит генерал Угаки. Он как будто бы дал на это согласие?

— Да, военный министр не возражает, — подтвердил Койсо. Генерал перестал покачивать головой. — Что вам нужно еще? Средствами вы располагаете?

— Это я беру на себя, — ответил Окава, — но нам нужны люди, исполнители.

Койсо повернулся к громоздкому Хасимота:

— Кого бы вы хотели привлечь?

— Прежде всего Доихара. У него есть опыт… Обязательно Тодзио и, конечно, генерала Тетекава для консультаций…

Койсо снова закивал головой. Теперь он раздумывал. Его глаза остановились на массивном лице Хасимота.

— Согласен, — сказал он. — Окончательный вариант покажите мне. Когда намечаете инцидент?

— Сессия парламента открывается двадцатого марта. Лучше всего в этот день.

— Да, да, лучше всего в этот день, — повторил Койсо и поджал губы, иссеченные сетью глубоких морщин. — Перед решающими действиями в Маньчжурии мы должны иметь сильное правительство…

План Окава и Хасимота сводился к тому, чтобы вызвать беспорядки во время демонстрации перед парламентом и дать этим повод армии вмешаться в события. После этого в Токио объявят военное положение и военный министр Угаки возьмет на себя всю полноту власти, чтобы восстановить порядок в стране и столице.

Хасимота Кингоро развил лихорадочную деятельность. Окава добыл деньги, чтобы заплатить горлопанам, которые станут будоражить толпу, кричать, требовать смены правительства. Хасимота через военное интендантство заполучил несколько ящиков учебных гранат и спрятал их в доме одного из членов общества «Сакура-кай». Среди учебных гранат, якобы взятых для полевых занятий, лежало несколько боевых, настоящих. Хасимота сказал по этому поводу: «Должно быть хоть немного крови, чтобы все выглядело естественно…»

Близилось двадцатое марта — день военного путча, но за несколько дней до срока «рассудительный Койсо» вызвал Хасимота и предупредил, что инцидент отменяется по указанию Сатбо Хамба — военный министр Угаки не захотел возглавить переворот. Но скорее всего дело было не только в нерешительности военного министра. Койсо сам входил в правительственный кабинет и знал, что дни умирающего Хамагучи уже сочтены. Можно было ожидать, что новый премьер станет проводить более решительную политику.

Койсо приказал вернуть на склад гранаты, полученные подполковником Хасимота.

В тот вечер обескураженные заговорщики Окава и Хасимота встретились в ресторанчике «Кинрютей Ин». С ними был невозмутимый до равнодушия Доихара Кендези. Пили и обсуждали сложившуюся обстановку. Вскинув брови, отчего выражение лица его сделалось сонным, Доихара сказал скучающим голосом:

— Не огорчайтесь, не огорчайтесь. События развиваются нормально. Не состоялся один инцидент, будет другой… На вашу долю инцидентов хватит. Посмотрим, что произойдет в Мукдене…

Полковник Доихара оказался более информированным, чем его собеседники.

Вскоре он исчез из Токио и вернулся только в середине лета. Доихара тайно ездил в Мукден, вел переговоры с Чжан Сюэ-ляном на правах друга и советника его отца. Он уговаривал Чжан Сюэ-ляна объявить независимость Маньчжурии, отделиться от Китая и стать неограниченным монархом нового государства. Доихара обещал щедрую поддержку займами, вооружением, войсками. Но Чжан Сюэ-лян заупрямился. Он рассчитывал на большее — стать властителем всего Китая. Многолетняя междоусобица в Китае создавала такие возможности.

Доихара воротился ни с чем.

— В таком случае, — сказал ему Итагаки, — будем действовать силой. Для Маньчжурии мы найдем другого императора. Подумаем о Генри Пу-и, он в детстве уже был на китайском престоле…

В июле сотрудник второго отдела генерального штаба полковник Доихара Кендези привез в Токио секретный план маньчжурского инцидента. Его подписали начальник штаба Квантунской армии генерал Мияги, полковник Итагаки и скрепил своей подписью новый командующий Квантунской армией генерал-лейтенант Хондзио.

С годами японское название генерального штаба — Сатбо Хамба — стали относить к его руководителям, оно сделалось собирательным наименованием начальника генерального штаба. Как далай-лама в Тибете. Почти как в Ватикане, где глава католической церкви при посвящении становился папой Пием с добавлением порядкового инвентарного номера. Но должность начальников Сатбо Хамба не была пожизненной, как в Ватикане, — военные патриархи сменялись в зависимости от обстановки, однако наименование Сатбо Хамба оставалось неизменным, так же как неизменной была его политика.