Ласточ...ка - Маша Трауб

– Не знал, что ты нудистка. Пошли купаться, – сказал он и пошел в воду.

Вета лихорадочно завязывала купальник.

– Ну что, познакомимся поближе? – спросил, вернувшись, Юрик. Он плюхнулся рядом на песок. Вета старалась на него не смотреть.

– Я пошла, – сказала она и стала собирать сумку.

– Да ладно тебе, не парься. – Он схватил ее за ногу.

Вета, потеряв равновесие, плюхнулась на песок.

– Пусти, придурок. – Вета набрала горсть песка в руку и бросила в лицо любовнику матери.

– Ах ты…

Вета бежала по пляжу, слыша, как он поливает ее матом.

Пока Ольга валялась в номере, Юрик не терял времени. Вета видела его с женщинами. Все время с разными. Но матери решила ничего не говорить. Пусть сами разбираются. Эта неделя показалась ей бесконечной.

Вета думала о том, что нужно что-то делать. Она не могла видеть вечно похмельного Юрика и мать с ошалевшим от счастья лицом. К тому же тетя Наташа названивала племяннице и требовала повлиять на мать и прогнать Юрика. Вета уже устала объяснять тете Наташе, что любовник из матери веревки вьет и, что бы она ни сказала – без толку.

Правда, Вета некоторое время посопротивлялась. Хамила Юрику, давила на мать. Но Ольга только мечтательно улыбалась, с любовью утюжа мужскую рубашку.

Съехала Вета после того, как Юрик лишил ее девственности. Мать была на работе, Вета вернулась из училища, а дома был Юрик. Вета сначала молчала, пока обедала, но он лез с разговорами. Спрашивал про тетю Наташу, дядю Петю. Про их жизнь с матерью.

– Я не хочу с вами разговаривать, – огрызнулась Вета.

– Придется, – не унимался Юрик.

– Не придется. – Вета встала, чтобы уйти из кухни.

Юрик преградил ей дорогу рукой, встав в дверном проеме.

– Пусти, – сказала Вета и попыталась проскользнуть под рукой.

Юрик спустил руку вниз по косяку. Она его толкнула. Юрик заломил ей руки за спину, вытащил в коридор, опрокинул на пол так, что Вета ударилась головой о тумбочку, и изнасиловал.

– Скажешь матери, хуже будет, – сказал он.

– Кому хуже? – спросила Вета. Она лежала на полу и удивлялась тому, что не плачет. Лежала абсолютно спокойная, внутренне собранная, равнодушная к себе. Она думала, что Юрик скажет: «Тебе хуже будет», – но он сказал:

– Твоей матери.

– И что ты можешь сделать? – спросила она.

– Вот что. – Юрик взял ногу Веты, она так и лежала, не чувствуя угрозы, обхватил большой палец и крутанул. Вета от вспышки боли потеряла сознание.

Когда она очнулась, Юрик смотрел по телевизору футбол. Вета, ковыляя, опираясь на пятку, кое-как вышла на улицу. Дошла до соседнего дома и села на лавочку около подъезда. В этом подъезде жила одноклассница Веты – Танька Иванова.

– Ветка, ты? – услышала она. Перед ней стояла Танька.

– Привет, – сказала Вета.

– Ты чего здесь сидишь? – спросила Танька.

– В травмопункт иду. Больно. Палец вывихнула.

– Ладно, пошли – доведу, – сказала Танька и взяла Вету под локоть.

У Тани, как у всех девочек из их дома, было два пути в жизни – в парикмахерскую или на панель… Этот дом. Таня считала, что во всем виноват дом, в котором она выросла. Он стоял перпендикулярно всем остальным домам на их улице, напротив уличной помойки. В этом доме, называвшемся в районе «пьяным», жили «неблагополучные» семьи. Перед ним была детская площадка – с качелями и горкой. Но туда не приходили играть дети из других домов – их не пускали родители, маленькая Таня, качаясь на качелях, видела, как мамы ускоряют шаг и тянут детей за руку. Быстрее, быстрее пройти мимо дома. Таня не понимала почему. Ей казалось, что они такие же, как все. Как их соседи снизу, напротив, из другого подъезда.

Отца у Тани не было. Ее маму чуть было не лишили родительских прав за алкоголизм. Еще у Тани был маленький брат – Костя. Таня его очень любила. Когда мать напивалась и начинала драться, она всегда лезла под материнскую руку – пусть лучше ей достанется, чем Косте. Она даже старалась побольше пустых бутылок собрать после школы и пораньше занять очередь в окошечко приема стеклотары, лишь бы мать на Костю не накинулась. Она учила брата прятаться – под кровать и подальше, чтобы мать не достала, или за шкаф и сидеть тихо-тихо.

Иногда, то реже, то чаще, к ним приходили строгие женщины – либо в милицейской форме, либо в красивых платьях. Таня им говорила, что все хорошо. Что они кушают суп и кашу, гуляют и носят чистую одежду, что мама о них заботится. Таня делала честные глаза и даже Костю научила смотреть на чужих теть не мигая, не отворачиваясь, улыбаясь. Тети кивали, открывали холодильник, шкаф, опять кивали и вызывали мать в коридор на разговор. Мать хватала Танин дневник с пятерками и совала в нос проверяющим. Женщины делали «последнее предупреждение» и уходили. Мать эти визиты отмечала с размахом. Но Таню с Костей в такие дни не трогала.

Однажды Таня, после того как пьяная мать сломала Косте руку, выбежала вслед за женщиной в милицейской форме и прямо на лестнице рассказала ей все: про пьянки, про мужиков, про побои, про бутылки, которые она собирает после школы, про сломанную руку брата. Женщина погладила Таню по голове, пообещала, что все будет хорошо, и прислала участкового. Уставший, с мешками под глазами участковый сделал «последнее предупреждение» и ушел. Вечером мать с помощью собутыльника отбила Тане почки и сломала ей два ребра. Таня тогда долго лежала дома – не могла ходить в школу. Костя все время плакал. Но Таня каждый день ждала ту женщину, которая пообещала, что все будет хорошо. Женщина все не приходила. Вместо нее пришла другая, сделала «последнее предупреждение» и ушла. После этого Таня решила никому никогда не говорить правды и не верить ни единому слову.

В школу Таня не ходила – бежала. Там было все хорошо. Там ее хвалили и жалели. Тане даже больше нравилось, когда ее жалели. Стоя в отдельной очереди за бесплатными обедами, она чувствовала себя не униженной, а избранной. Она считала, что ее кормят бесплатно, потому что она хорошо учится и заботится о брате, повариха всегда ей давала добавку, которую Таня перекладывала в найденную на помойке пустую банку и приносила Косте.

Таня ни с кем в классе не дружила. Правда, ей хотелось подружиться с Ветой, которая тоже держалась особняком. Но та не проявляла желания дружить, а Таня не хотела предлагать дружбу первой.

Хотя однажды Вета Таню удивила – появилась на пороге их квартиры и заволокла в коридор сумку.

– Это тебе. Не очень новое, но чистое. Я сама постирала и погладила. – Вета бросила сумку, сказала Тане «пока» и ушла.

Таня открыла сумку – две кофточки, юбка, колготки, туфли.

На следующий день она чуть не опоздала в школу – не могла выбрать, что надеть. Она зашла в класс как королева. Девочки зашушукались. Таня подумала, что они говорят о ней – какая она красивая. Но Маринка, щеголявшая в новом лыжном костюме, привезенном папой, громко сказала:

– Смотрите, Танька в обносках пришла.

Таня промолчала.

На перемене ее обступили девочки.

– Ой, смотрите, Танька в Веткиной кофточке, в Веткиной юбке, – говорила Маринка. – Вы что, вещами поменялись? Ой, подружки…

Остальные хихикали.

– Это не Веткино, мое, она сама мне отдала. Это не обноски, а все новое, – огрызнулась Таня.

– Как же – подарила, – подначивала Маринка, – это нас новая классная собрала и велела тебе помочь. Потому что ты у нас бедная. Целый урок болтала про доброту и помощь всяким бедным и больным. И Риммусик сказала, что нужно сделать так, чтобы ты не чувствовала себя ущербной. И ничего тебе не говорить. Вот Ветка и побежала к тебе как дура.

У них действительно сменилась классная руководительница. Старая – Светлана Вячеславовна, Сланасланна, учительница русского и литературы, – по слухам, ушла работать секретаршей в кооператив. И пришла новенькая – Римма Ивановна, Риммусик. Риммусик через день устраивала классные часы, на которых и рассказывала про доброту и помощь ближнему. Или любила оставить группу девочек или мальчиков, с которыми проводила отдельные беседы. Риммусик увлекалась психологией, особенно подростковой, – с упоением разбирала конфликты, выясняла, кто был зачинщиком драки и что тот чувствовал, когда разбивал однокласснику нос.

Таня поняла, что разговор о ней шел два дня назад, когда Риммусик оставила «на разговор» всех девочек, кроме нее.

Риммусик была доморощенным психологом.

Таня еле досидела до конца занятий. Она решила – как только вернется домой, выбросит, сожжет, разрежет ножом, уничтожит все вещи. Она прибежала домой и кинулась к шкафу. Но ни сумки, ни остальных вещей не было. Матери тоже дома не было. И тут до Тани дошло – она забыла спрятать вещи. Так увлеклась утром выбором наряда, что забыла спрятать подарки. Вечером мать организовала большую пьянку. Таня знала, на какие деньги была куплена водка. Мать продала все, включая сумку. Таня сидела в углу за шкафом, но не плакала. В тот момент она перестала быть доброй девочкой, что отмечали и учителя, и соцработники, а стала злой. Костя опрокинул на себя чашку с водой и расплакался. Таня тогда впервые ударила брата.