Черта прикрытия - Иэн Бэнкс

Так вот получилось, что про нее все позабыли, кроме доктора Сульбазги и одного из Зей.

— Тот человек на тебя смотрит, — заметил Сульбазги, кивая в сторону слегка сутулившегося, очень лысого мужчины, стоявшего от них в нескольких метрах. Мужчина выглядел как-то не так. В нем что-то было неправильно, он казался Ледедже слишком худощавым и слишком высоким, даже когда сутулился. В абрисе его черепа и чертах лица было что-то от трупа. Даже одет он был необычно: костюм показался девушке слишком узким, неброским и скроенным отнюдь не по моде того сезона.

— Все на меня смотрят, доктор Сульбазги, — ответила она.

Доктор Сульбазги был человеком крепкого телосложения с темно-желтой кожей и редкими тонкими каштановыми волосами, лицо его во многих местах уже избороздили морщины. Все эти черты изобличали в нем либо потомка обитателей, либо непосредственного выходца с Кератия, крупнейшего сичультианского субконтинента. Ему не составило бы труда придать себе привлекательный или по крайней мере более привычный в обществе облик, но он не стал этого делать. Ледедже считала его странноватым, почти фриком. Высившийся рядом Зей — затянутый в строгую форменную одежду гигант, чьи глаза не знали покоя, неустанно обшаривая комнату, словно взглядом он играл вместо мяча в какую-то недоступную остальным игру, — по сравнению с доктором Сульбазги выглядел более-менее симпатичным человеком, хотя его глыбоподобные, будто из камня высеченные мышцы, казалось, вот-вот разорвут кожу и следом рукава пиджака.

— Это правда, — согласился доктор, — но на тебя он смотрит по-особенному, как никто другой.

Кивок официанту, перемена бокалов, новый напиток.

— А теперь — взгляни! — он решил подойти поближе к нам.

— Госпожа? — вопросительно прогудел Зей, глядя на нее бездонными темными глазами сверху вниз. Зей был выше ее чуть ли не на полметра. В его присутствии она всегда чувствовала себя младенцем.

Она со вздохом кивнула, и Зей пропустил забавно выглядевшего незнакомца.

— Добрый день, скажите, вы действительно Ледедже Юбрек? — спросил старик, улыбаясь ей. Доктора Сульбазги он приветствовал кратким вежливым кивком.

Его голос оказался настоящим, не синтезированным с помощью вокодера, и неожиданно глубоким. Вепперс перенес несколько десятков операций на голосовых связках, добиваясь, чтобы голос его был медоточив и ласкал слух всякого собеседника, обогащая его новыми атоналями и придавая несвойственные от рождения глубину и значительность, однако странный старик с легкостью заткнул бы Вепперса за пояс по этому показателю: в его голосе сквозили такие соблазнительно-сочные нотки, каких тому никогда не удавалось добиться. Ее просто шокировала такая глубина голоса человека, на вид неотличимого от доживавшего последние деньки чудаковатого старикашки. Она предположила, что у иномирцев возрастные изменения имеют другую природу.

— Да, это я, — сказала она, приветственно улыбаясь и мысленно расположив его голос в самой середине Зоны Элегантности, о которой столько трендел ее преподаватель ораторского искусства. — И вам доброго дня. Могу ли я узнать ваше имя?

— Меня зовут Химерансе. — Продолжая улыбаться, он обернулся (движение показалось Ледедже слегка неестественным) и бросил краткий взгляд туда, где Вепперс был всецело погружен в разговор с парочкой крабообразных чужаков. — Я прибыл с джлюпианской делегацией в качестве панчеловеческого культуропереводчика. Надеюсь, мне удастся сокрыть от посторонних взглядов маленькую faux pas[7], на которую я осмелюсь сейчас пойти.

— Как интересно, — протянула она, отчаянно сдерживаясь, чтобы не зевнуть старику прямо в лицо.

Он снова усмехнулся, скользнул взглядом по ее ногам и затем посмотрел прямо в лицо. Да уж, ты знаешь, куда смотреть, чтобы как следует изучить меня, ты, старый извращенец, подумала она. Скорее всего, старика впечатлило платье, точнее сказать, почти полное отсутствие такового. Она была обречена провести всю жизнь в максимально откровенной одежде и уже давно решила всем назло гордиться тем, как выглядит. Она и без татуировок была бы очень красива, но, коль скоро в ознаменование семейного позора ее наделили знаками Инталии, их стоило нести со всевозможным достоинством. Тем не менее Ледедже еще привыкала к своей новой общественной роли, и временами мужчины смотрели на нее так, что ей становилось не по себе. Даже Вепперс порой смотрел на нее, словно впервые: новым, непривычным, неуютным взглядом.

— Должен признаться, — сказал Химерансе, — что меня поразили Инталии. А вы, сколь я могу судить, выделяетесь даже среди представителей этой исключительной во всех отношениях группы.

— Я очень признательна вам за такой комплимент.

— Это не комплимент, — сказал Химерансе.

Тут наблюдавший за ними Зей как-то странно напрягся и, промямлив себе под нос скомканное извинение, растворился в толпе гостей с неожиданными для его комплекции изяществом и легкостью. В ту же минуту доктор Сульбазги внезапно пошатнулся, едва удержав равновесие, и, нахмурившись, принялся с подозрением изучать остатки напитка в своем бокале. В его глазах появилось странное выражение.

— Черт его знает, что они сюда добавляют, мошенники. Простите, пожалуйста, но я думаю, что мне... э-э... лучше присесть.

Сказав это, он тоже улетучился, лихорадочно высматривая по сторонам свободные кресла.

— Ну вот, — мягко произнес Химерансе, все это время не сводивший с нее взгляда. Они остались одни.

И она вдруг обо всем догадалась.

— Это вы сделали? — пораженно спросила она, вперив глаза сперва в широкую спину одного из Зей, торопливо отступавшего на заранее подготовленные позиции, а потом повернувшись туда, где исчез доктор Сульбазги.

— Недурная работка, верно? — сказал Химерансе с располагающей улыбкой. — Я состряпал сообщение средней степени срочности и запустил его по сети коммуникаторов охраны, а заодно учинил легкий приступ головокружения нашему доброму доктору. Надолго их это не отвлечет, но позволит мне обратиться к вам с одной просьбой. — Новая усмешка. — Можем ли мы поговорить наедине, госпожа Юбрек?

— Сейчас? — спросила она в замешательстве. Разговор так или иначе получился бы коротким. На приемах и встречах такого уровня никого — и ее в том числе — никогда не оставляют без внимания больше чем на минуту.

— Нет, — ответил Химерансе, — позже. Этой ночью, в ваших покоях. В убруатерском доме господина Вепперса.

Она с трудом подавила смешок.

— Вы рассчитываете на приглашение?

Она знала, что на этот вечер у Вепперса ничего не запланировано, кроме обычного ужина, а ей самой, кроме этого, предстояли уроки музыки и изящных манер. А потом в постель. Если посчастливится, она улучит полчасика, чтобы посмотреть телевизор. Ее никуда не выпускали без эскорта и телохранителей, так что сама мысль о том, чтобы принять в своих комнатах мужчину, даже не будь он старым инопланетянином, ее порядком развеселила.

Химерансе улыбнулся своей заразительной улыбкой.

— Нет, — сказал он, — нисколько. Я могу явиться и незваным, однако сочту за лучшее испросить вашего разрешения. Мне бы не хотелось вас перепугать.

Ей стоило немалых трудов сохранить спокойствие.

— О чем вы, уважаемый Химерансе? — спросила она вежливым и сдержанным тоном.

— У меня есть предложение, которое может вас заинтересовать. Никакого вреда или неудобства оно вам не принесет. Вам не понадобится ни с чем расставаться и ничем ради этого жертвовать.

Она решила изменить тактику и поставить зарвавшегося старого пердуна на место.

Оставив светски-обходительный тон, она спросила резко:

— А что мне за это будет?

— Вы получите определенное... удовлетворение, как только мне будет позволено подробно разъяснить цель своего визита. Впрочем, могут обсуждаться и другие виды вознаграждения.

Все еще глядя ей прямо в зрачки, он спокойно добавил:

— Боюсь, мне придется поторопить вас с ответом. Я вижу, что сюда направляется один из телохранителей господина Вепперса, оказавшийся сообразительнее остальных и обративший на нас с вами внимание.

Она почувствовала восхищение, смешанное с горечью.

В конце концов, вся ее жизнь протекала под колпаком.

— Когда вам будет удобно? — спросила она.

Она забылась беспокойным сном. Она не рассчитывала заснуть, понимая, что слишком распалена неясным, но очевидно незаконным желанием острых ощущений.

Внезапно проснувшись, она уже знала, что он здесь.

Ее покои располагались на втором уровне верхнего этажа городского дома, охранявшегося тщательнее, чем иные военные базы. В ее распоряжении находились большая комната с гардеробной и en-suite[8]. Два больших окна выходили на освещенные мягким рассеянным светом parterres[9] в окружении садовых скульптур и живых изгородей. Между окнами была устроена зона отдыха — низкий столик, два кресла и кушетка. На них падал частично проникавший через жалюзи свет ночного города, отраженный от облаков.