Чудовища морских глубин - Бернар Эйвельманс

Это собрание нравоучений в свое время было переведено на амкарский, армянский, арабский и латинский языки (причем на латинский позже всех ― в VIII в.). Но несмотря на то, что всякие курьезы из животного мира, которые там описывались, предназначались автором (или авторами) для привлечения внимания читателя и лучшего усвоения им преподанного урока, это не мешало «Физиологусу» быть сочинением прежде всего на зоологические темы.

Как пишет Шарль-Виктор Ланглуа в своей книге «Знания о природе и мире в Средние века», Филипп де Таон был, таким образом, во Франции «первым писателем, который поставил перед собой цель изложить научные знания общедоступным языком. У него скоро появились последователи, и притом многочисленные».

Что же нам сообщает этот первый из французских популяризаторов науки? (Для большей ясности цитата приводится в переводе на современный язык, и не в стихах, которые очень плохи):

«Cetus ― очень большое животное; он все время живет в море. Он берет песок из глубины и посыпает им себе спину, иногда он поднимается на поверхность, чтобы полежать и отдохнуть. Мореплаватель видит его, ему кажется, что это остров, он спешит к нему, чтобы приготовить себе пищу. Почувствовав огонь, увидев людей и корабль, кит ныряет и топит их, если может…». На самом деле, в понятиях того времени, этот обманщик-кит символизирует дьявола, а песок, которым он маскирует опасность, означает богатства мира. Привлеченный ими, маловерный человек доверяется обещаниям радостей, которые они таят. Но это всего лишь иллюзия: сатана утащит вскоре неосторожного и бросит в адское пламя[14].

Эту удивительную историю можно найти во всех последующих «Бестиариях», но каждый автор дополнял ее, конечно, новыми подробностями по своему вкусу. Так, в «Божественном бестиарии» Гийома Нормандского, написанном чуть позже 1208 года, больше нет речи ни о каком cetus: с этих пор используется только название «кит». И на этот раз уточняется, что сам цвет чешуи чудовища создает впечатление большой песчаной мели[15]. Этот мираж обманывает матросов; остальное мы знаем:

«К месту хорошему они подходят,

Якорь бросают, огонь разводят,

Пищу себе на холме готовят».

Не довольствуясь поджариванием спины бедного животного, они вбивали в нее колья, чтобы лучше пришвартовать свое судно. Результаты таких действий были фатальны для неосторожных моряков.

Так попадались на удочку «жалкие и несчастные неверующие, обручившиеся с дьяволом». В тот момент, когда они меньше всего ожидают, «обманщик, горящий огнем зла» погружается в ад и увлекает их вместе с собой.

Живой остров на службе у Дон-Жуана с тонзурой

Не все бестиарии были выдержаны в религиозном духе. В «Бестиарии любви» Ришара Фурниваля, например, каждое зоологическое описание было просто поводом для какого-нибудь галантного мадригала в адрес прекрасной дамы. Намерения автора сводились к тому, чтобы показать даме сердца, что она не может на самом деле не уступить его настоятельным просьбам и не разделить страсть, которой он пылает к ней, «своей прекрасной и нежно любимой».

Такая фривольность может показаться удивительной, если учесть, что писатель был сыном врача Филиппа-Августа и братом епископа Амьена. Но его позиция совершенно соответствовала духу времени, и литературные грехи молодости не помешали ему кончить должностью канцлера амьенской церкви.

В своем прелестном «Бестиарии», сочинения 1250 года, юный повеса в сутане не колеблясь продлил пребывание моряков на живом острове:

«И вот они увидели что-то вроде кита, который был так велик, что, когда его спина высунулась из воды, моряки подумали, что это остров, поскольку кожа его была похожа на морской песок. И тогда моряки подошли к нему, как к острову, и высадились на него, и оставались там 8 или 15 дней, и жарили мясо на спине этого кита. И когда он почувствовал огонь, он нырнул вместе с ними в глубину моря».

В глазах пылкого Ришара это означало, что «тем менее следует доверять вещам и людям, чем больше они походят на желаемое». Некоторые «говорят, что умирают от любви и не чувствуют ни горя, ни страданий» и поэтому считаются смелыми людьми. Но он, Ришар, не из их числа и намерен убедить прекрасную в том, что его страдания вполне реальны!

Скажем сразу же, что девица, к которой он адресовался, ничуть не была убеждена этими аллегориями. Очень остроумно и горячо она ответила на «Бестиарии» мессира де Фурниваля другим «Бестиарием», в котором ловко повернула все аргументы своего воздыхателя против него же. По ее мнению, дамы и девицы, которые имеют неосторожность доверять писателям-соблазнителям, щеголяющим куртуазностью и красивыми словами, обманываются так же, как моряки, принимающие кита за остров. Если им слишком нравится слушать такие речи, то это может привести к беде как одних, так и других. Писатели, сбившиеся с пути, рискуют таким образом потерять большие доходы, которые они могли бы получать, став канониками и епископами. Что же касается девиц, если они не будут благоразумны, то уменьшат свои шансы найти благородного шевалье, который составит их счастье. Следовательно…

Неизвестно, убедили ли Ришара эти аргументы. Но факт то, что он выбрал богатые церковные доходы.

Но оставим в стороне эти любовные бои и невежественное толкование свойств животных! Ришар де Фурниваль был всего лишь оригиналом редкой породы среди множества авторов назидательных бестиариев.

Постепенно обрастая украшениями, история об острове-ките достигла своего апогея во вдохновенном религиозном варианте, в котором автор, не довольствуясь простой символикой, сочтя ее, вероятно, недостаточно действенной в проповедническом отношении, обращается к чуду.

Сначала приведем факты в их классической форме, как они были изложены в различных пересказах легенды о святом Брандане, монахе-бенедиктинце, родившемся в 484 году, который основал аббатство Клонфер в Ирландии.

Согласно легенде, Брандан и семнадцать монахов ордена бенедиктинцев в легкой лодке, сплетенной из ивовых ветвей и покрытой бычьими шкурами, смазанными маслом, пустились через океан на поиски «Блаженного острова», который должен был быть потерянным раем. Однажды, в день празднования Пасхи, они увидели маленький странный остров, круглой формы, не скалистый и не песчаный, без растительности, с голой почвой. Пришвартовав свой корабль с помощью веревок, товарищи Брандана ступили на островок, и, как и полагалось в этот день, каждый отслужил мессу. До сих пор все шло хорошо. Но затем они развели костер, чтобы сварить в котле мясо, и приготовились пообедать. Но мясо еще не успело свариться, как остров вдруг заколебался очень странным образом. Тут уже было не до пира. Монахи едва успели добежать до своей ладьи, как остров на их глазах скрылся под водой.

Брандан, по наставлению Господа (а может быть, он просто читал «Физиологус»?), благоразумно оставался в лодке. Когда братья, испуганные и удивленные, присоединились к нему, святой отец сразу же нашел нужные слова утешения и поддержки:

«Не на острове вы собрались праздновать пасху, но на животном, самом главном и самом большом из тех, которые живут в море. Так пожелал наш Господь, чтобы укрепить нашу веру: поскольку, чем больше мы видим чудес, тем крепче мы верим в него. И вы знайте, что имя этого большого животного ― Яскониус. Испокон веков оно пытается схватить себя пастью за хвост, но ему это не удается сделать по причине его огромной величины: поэтому оно является символом вечности…»

Таким образом, если иллюстраторы отчета о путешествии Святого Брандана придавали чудовищу всегда облик кита, оригинальный текст явно намекает на более гибкое, пластичное животное. Невольно приходит на ум Змея Ананта, персонаж старой индусской космогонии, или морская змея Иормунгандр из скандинавской мифологии, или змея алхимиков Уроборо ― все они кусают себя за хвост, символизируя вечность или бесконечность. Но поскольку морские змеи были еще менее знакомы людям Средневековья, чем киты, Яскониус очень быстро получил облик кита.

Конечно, это приключение заключало в себе много информации морального плана. Это ни в коем случае не была просто хроника событий, вызванных встречей с морским чудищем. Из такого случая можно было извлечь гораздо больше пользы. Во всяком случае, так считали многие хитроумные комментаторы.

Так, например, в конце XI или в начале XII века очень эрудированный бельгийский агиограф (агиография ― жизнеописание святых) Сижбер де Жамблу приписывает Святому Маклу еще более назидательное приключение.

Этот Маклу (или Магу, или Мало) родился в конце V века в долине Лиан-Карвон, в стране галлов. Пройдя обучение в Ирландии, под внимательным руководством аббата Брандана, он в 538 году поселяется в Бретани и основывает скит недалеко от Алета. Через несколько лет он был назначен епископом этого древнего города, по соседству с которым впоследствии появился новый город, получивший его имя, ― Сен-Мало.