Поляна №3 (5), август 2013 - Коллектив авторов

За двое суток вечная мерзлота под костром глубоко оттаяла, большой объем песка не только просох, ной накалился и отдавал жар. Чтобы кострище остыло, нужно просто подождать. Но какой там ждать! Сашка спал. С криком откинул он доски в сторону и заснул возле кострища на четвереньках, плечом в камень. Спа-а-ть… Очнувшись от боли в локтях и коленях, поднялся. На море все еще гуляли белые барашки, но гул прибоя превратился в мерный рокот, а ветер стал мягким и теплым. Полоса синего неба появилась на западе. Радость какая! Синее небо – это циклон выдохся и стихает. Если бы желтое – циклон повернул на север и скоро ударит в спину. А еще двое суток… об этом и думать не хотелось. Гарт растер колени и локти, уложил доски на место, накинул на ноги пуловер и заснул, как умер.

4. День третий

И приснился ему странный сон. Будто он нашел на берегу лист жести. И палкой давит на середину листа вниз, а края его поднимаются вверх. Все сильнее и сильнее давит, и края поднимаются все выше и выше. И получается своеобразная такая корзина для бумаг с мятыми ребристыми краями. Но не успел он толком удивиться, как уже проснулся от пронзительной боли в правой ступне: будто шило всадили!

– Ты чего! – заорал Гарт в полусне и, как пружиной подкинутый, сел на постели.

Никого рядом не было. Только крупная чайка-бургомистр нехотя отлетела и растворилась в тумане. Он подогнул ногу и стал рассматривать порез под большим пальцем ноги. Ранка опять кровоточила. Пуловер, которым Гарт укрыл ноги, лежал, отброшенный в сторону, вот чайка и клюнула, где кровь. Бургомистры, самые большие чайки, – разбойники и «санитары» тундры. На птичьих базарах воруют яйца у маленьких чаек-моевок, кайр и чистиков. Выведутся птенцы – и птенца украдут, разорвут на части, чтобы своих накормить, леммингов, куличков, утят и гусят ловят, ослабевшего от голода песца насмерть забьют, остатки медвежьей трапезы подчистят, падаль подберут. Чайка-бургомистр приняла Гарта за мертвеца. И это было неприятно, как насмешка сильного над слабым.

Кругом стоял густой туман, как и должно быть после зюйд-веста.

Нодья, верная работница, дымилась. Сашка заковылял к костру, и тут оказалось, что все тело его разбито, как будто по нему катком проехали, но сильней всего болела голова. За ухом вспухла большая, горячая шишка. Очевидно, приклад карабина напоследок приложился.

Вспомнилось, как ударила в грудь и с такой силой завернула назад откатная волна, что он чуть «мостик» не сделал, аж в спине хрустнуло. Вот тут, наверное, и упустил винтовку. Значит, искать надо у самого берега. «Найдешь, как же! Там сейчас льда навалило, карабин в грязь вдавило…»

Без оружия в тундре всяко-разно маячит голодовка, об этом даже думать не хотелось. Охотник подновил костер-нодью и выпил из обгоревшего своего деревянного сосуда горячей воды. И сразу голод напал, такой голод – целого кабана съел бы! И очень стало ему себя, дурака такого, жалко. Зачем уехал на дальнее зимовье за двести с хвостиком километров от поселка, где до соседа, старого волка Полукарпыча, сорок километров зимой, а летом, вдоль берега, все шестьдесят? Зачем поперся на этот остров, если внутренний голос советовал подождать? И стыдно было, что упустил карабин. Оружие бросил. И совесть мучила, что Таймыра оставил. И кашель, мушки в глазах. Но – будем жить! Выпил еще воды и еще два костра разложил. Окружил себя огнем и дымом. Юго-западный ветер имеет привычку возрождаться на севере. А сиверко нагоняет большие паковые льдины и обломки айсбергов. На них бесплатно катаются те, которые в любой мороз босиком ходят.

Ранку Сашка вновь засыпал пеплом, отрезал полоску от низа рубашки, замотал ногу и вырезал себе сандалии из дощечек. Отрезал рукава от куртки, завязал их спереди – получились носки. Расплел найденную ранее веревочку на шнурки и укрепил сандалии на ногах шнурками. Походил туда-сюда – годится! Еще бы чего на зуб положить! Привязал нож к двухметровой палке и пошел вдоль берега свое новое хозяйство осматривать.

Примерно в трехстах метрах от костров бежал ручеек. Он вздулся и бурлил, как настоящая река, даже пена к берегам пристала. В устье ручейка был водоворот, там кружились, плавали, ныряли и гонялись друг за дружкой маленькие уточки-морянки, легкомысленные и жирные создания с большой вкусной печенью. Охотник подошел к уткам метров на десять, но они не улетели, лишь отплыли подальше.

При воспоминании о жареной утиной печенке у него слюнки потекли и голова закружилась. Круто развернулся и пошел вдоль пляжа искать крепкую палку. Лук и стрелы – что же раньше-то не сообразил? Как смастерить лук и стрелы, он знал с детства. Вскоре большой лук и три стрелы из длинных палочек были готовы. Но Сашка тут же убедился, что стрелять из такого лука можно, а попасть нельзя. И стрелы неровные, и навыка нет. Тогда он расколол доску и выстрогал штук пять относительно ровных стрел. Но даже с расстояния в семь-восемь метров не попал ни в одну уточку, только стайку распугал. Как-то сами собой слезы потекли. Голод, как зверь, терзал внутренности. И тогда Гарт в отчаянии закричал в небеса:

– Боже, где ты есть? Помоги! Научи, где найти еду, не дай ослабеть телом!

5. Бочка

В тундре, среди зеленого и красного мха, то и дело попадались толстенькие белые запятые. Это ягель, олений мох. Его можно есть, если выварить с добавкой золы, а так он горький, утверждали бывалые зимовщики.

«Ничего, стерплю», – решил Сашка, сорвал несколько барашков ягеля и стал жевать. И выплюнул. Горечь нестерпимая. Как же его олени едят? И не вываришь – кастрюлька на дне моря. Надо сделать кастрюлю, плохо без посуды.

И тут, как по заказу, попалась ему на глаза бочка. Она была закидана сверху всяким мелким древесным мусором, лишь торцевая часть чуть отсвечивала красным. Очистил от мусора, покачал – плещется. Неужели солярка? Камнем отбил-открутил пробку на днище и наклонил бочку. Грязная вода. Но не обиделся на Нептуна: слишком много удачи сразу – тоже нехорошо.

А бочка не просто удача – это счастье. Вырубить днище и сделать себе из этого куска жести кастрюлю, а в бочке можно от дождя спрятаться! Гарт откатил свое «счастье» к биваку, и пошел железяки искать, из каких можно бы зубило сделать, днище у бочки вырубить. И так воодушевился, что и кашлять стал меньше и головная боль поутихла. Теперь он искал не дрова, а железо, и нашел много. Почти в каждой старой дровеняке торчал гвоздь, а то и несколько. Нашел еще один большой поддон и один маленький. Большой был большими гвоздями сколочен, маленький – маленькими. На длинной песчаной косе к северу от бивака лежал почти целый переходной мостик из полубруса, скрепленный стальным тросом и скобами. Неподалеку – кусок щитовой стены здания с дверным проемом без двери, с кусками штукатурки на стенах, батареей отопления и электропроводкой. Очевидно, следы наводнения. А неподалеку от мостика лежала лодка. Лодка – лодочка из тонких бамбуковых палок. Лохмотья прорезиненной обшивки остались на бортах. Гарт сбил с этой игрушки глину и осмотрел. Киль ее из толстого, красиво загнутого, темного дерева смотрелся сказочной завитушкой. Несколько ребер было расщеплено, очевидно, уже здесь льдины приложились, но сам факт того, что бамбуковая лодочка из Китая, Бирмы, Индонезии, или где там их еще делают, добралась до островка в Арктике на 75-й параллели, крайне его удивил. Или ее с Юкатана Гольфстрим принес? Лодочка была длиной в четыре шага. Он отволок ее «домой» и уложил у костра. Решил: лодочку переверну, щели мохом заткну – вот тебе и крыша готовая! Из одного треснувшего бруса ему удалось извлечь толстый железный болт. Пользуясь этим шкворнем как рычагом, он выдернул из мостика три скобы, и отбил обе накладные треугольные петли от дверного косяка. Подобрав на песке длинный кусок толстого манильского каната, смотал его в бухту и отнес повыше на берег. Лодка затонула в прибойной полосе, значит, неглубоко, он надеялся, что ее не раздавило льдом. Нужно лишь сделать ворот, зацепить ее, вытащить на берег, подшаманить и отправиться домой на веслах. Если море вернуло бензобак, то вернет и весла.

Рядом с мостиком Сашка подобрал красную пластиковую зажигалку. Сколько он их уже пожег в костре, несмотря на то, что некоторые еще давали искру! Эта тоже была пустой, но так весело искрила, что он очистил ее от песка и положил в карман. Есть бензин. Правда, не чистый, а с моторным маслом. Но надо будет все же попробовать как-то накачать в нее бензин. Если держать зажигалку в тепле, скажем в нагрудном кармане, неужели не вспыхнет бензин?

Скобы были острыми. Гарт взял одну и сунул сгибом в огонь, а потом выпрямил на камне. Получилась острая г-образная железка. Поставил бочку пробкой вверх, и стал, ударяя шкворнем по скобе в месте сгиба, пробивать во множестве дырки в жести вкруговую по краю бочки. Дальше – больше. В дырки эти он втыкал треугольную дверную петлю и резко ударял сверху. Перегородки между дырочками разрывались сразу с двух сторон. Таким образом он откромсал все днище бочки. Лишь последнюю перегородку отломил покачиванием. И сразу заскучал. Бочковая жесть была толстой. Миллиметр или полтора. Не имея специального инструмента, из такой жести ни кастрюли, ни ведерка не сделаешь. Да и о работе жестянщика Сашка имел лишь теоретическое представление. Никогда не видел, как делают даже самую простую вещь – печурку для балка. Работу все же довел до конца. На камне загнул заусенцы на крышке и бочке и затупил их куском базальта, чтобы случайно не пораниться, а бочку очистил песком от ржавчины изнутри и вымыл ее в морской воде. И все это время скрипел зубами от боли в желудке – хоть криком кричи. Во время особенно сильных приступов голода Гарт бегал на ручей пить воду, это немножко помогало терпеть. Каждый раз он видел в его устье весело жирующих уток и решил усовершенствовать свои стрелы. На камне выпрямил три тонких гвоздя, на остром крае бочки отбил с них шкворнем шляпки, и осторожно, чтоб не треснуло древко, забил эти наконечники в стрелы. Только для оперения стрел не нашел ничего подходящего и решил, что и так сойдет. Но когда стал подкрадываться к ручью, заметил, что уток нет – улетели. Ну, надо же! Все как сговорились!