Наступление ч. 4(СИ) - Александр Афанасьев

— Наам — ответил подполковник — ана атакаллям араби.[40]

— Кейф халяк?

— Аль-хамдулиллях тамам.[41]

— Хорошо — афганец перешел на русский — теперь тебя зовут Ареф Салафи, ты из Йемена. Ты бывал в Саане?

— Нет. Я служил в Адене.

— Это хорошо. Ты из южного Йемена.

— Документы?

Афганец протянул документы, полковник просмотрел

— Это что, документы? Паспорт, битака?[42]

— Это членская карточка ИПА. Тут таких полно.

— Каких — таких? Салафи — это очень опасная фамилия.[43]

Подполковник видел, что документы оформлены — плохо.

— Тут таких полно — повторил афганец — у кого нет никакого документа кроме такого. Салафи — это не имя, это кличка. Ты сражался с неверными в Йемене в составе банды душманов…

— Муртазаков — сказал подполковник — там это муртазаки

— Пусть так. Неверные посадили тебя в тюрьму, ты оттуда выбрался с помощью братьев. Тебя переправили сюда, воевать с неверными на пути джихада. Салафи — выдуманная фамилия, настоящая не имеет значения. Вот тебе еще документ… он значит, что ты работаешь на транспортную компанию. Возишь грузы.

— А если полиция?

— Откупайся. Деньги в бардачке.

— Бред…

— Таких полно. Возят грузы из Карачи. Догадайся — какие…

Догадаться было несложно.

— Что я должен буду делать дальше?

Заболь улыбнулся

— Не знаю, Салафи. Я должен был тебя встретить, на этом — все. Сафар бахайр…

Если бы Заболь сказал что-то другое — подполковник его убил бы. Это значило бы, что Заболь — провокатор.

— Хода хафез[44]… — пожелал подполковник по-афгански.

Заболь уже не слышал — он вышел из машины, хлопнул дверью. Подполковник остался один.

Черт…

Ему говорили, что этот момент — самый тяжелый. Когда рвется последняя ниточка, и ты остаешься один в целой стране и вся эта страна — против тебя, потому что ты шпион. Но надо выдержать.

Надо…

Подполковник перебрался на водительское сидение. Включил мотор.

Когда то давно ее первый редактор, когда она пошла вместе с полицейскими на задержание опасной банды наркоманов — у полицейских были бронежилеты и помповые ружья, а у нее диктофон и кофточка от Тома Форда, которую она купила только вчера — просмотрев материал, редактор покачал головой и сказал: тебя ждет или Пулицеровская премия или каталка в морге. Дженна Вард тогда была намного моложе, чем теперь, она рассмеялась и сказала — что каталка в морге ждет всех, а вот насчет Пулицеровской премии можно подумать. Редактор только грустно посмотрел на нее и больше не заговаривал на эту тему.

Думаете, Дженна Вард смирилась с тем, что ее выпнули из Пакистана как собачонку? Да не тут то было. Если бы смирилась — она бы не была журналисткой и американкой. Американцы очень любят, когда все тайное становится явным, это у них в крови. Америка не любит хитрых игр, это русские — достойные потомки Византии.

Поскольку въезд в Пакистан со стороны США был закрыт, для нее — точно закрыт — она решила попробовать с другой стороны.

Так получилось, что после государственного переворота сильно возрос интерес к СССР, тем более что для Америки действия нового правительства СССР были большой и неприятной неожиданностью — одно заявление о том, что советские войска будут оставаться в Афганистане до полного разгрома и капитуляции банд моджахедов чего стоило. Вдобавок, правительство СССР направило дипломатическую ноту Пакистану, в котором предупредило, что в случае если правительство Афганистана решит нанести удар по лагерям боевиков в западном Пакистане — то правительство СССР поддержит в этом правительство Афганистана. Нота была составлена столь хитро, что СССР нельзя было обвинить в прямой угрозе Пакистану — однако, угроза прозвучала, и угроза эта была крайне недвусмысленной. В случае продолжении Пакистаном подготовки банд исламских экстремистов на своей территории — Советская армия, находящаяся на территории Афганистана могла перейти в наступление.

В то же время, правительство СССР было объективно заинтересовано в том, чтобы американские журналисты, да и вообще журналисты свободного мира посетили Москву, Советский Союз и Афганистан и убедились в том, что там живут люди, а не варвары. С целью недопущения шпионажа и контроля над группами журналистов советское правительство придумало следующее: систему журналистских туров. В них кстати участвовали не только американцы, европейские журналисты, желающие посетить СССР тоже направлялись группами из Парижа. Туры заключались в следующем: надо было подать заявку в АПН Новости, там формировался пул журналистов. Журналисты прибывали или в Нью-Йорк или в Париж, дальше все было под контролем советской стороны — трансконтинентальный рейс на советском Иле-аэробусе, приземление в Москве, потом туры по городам, в основном в пределах средней полосы, но можно побывать и в Ташкенте. На это на все сдавали деньги — но выходило поразительно недорого, может русские сделали так специально. Сложно видеть врага в обычных людях, которых снимают американские журналисты — таксисте, ткачихе, дворнике.

Дженна Вард покопалась в своей записной книжке и нашла телефон одного парня, он был корреспондентом ТАСС в Бейруте, когда там было очень и очень жарко — а она тогда представляла журнал Life. Первым делом, она забронировала себе место в журналистском пуле, а потом — поговорила насчет того, а нельзя ли посетить Афганистан. Ну, там… просто посетить Кабул, посмотреть на мирную жизнь, посмотреть на советских солдат с другой стороны. Она не ожидала, что ей дадут добро — «скажут да», как говорили русские — но через десять дней ее русский друг перезвонил и сказал, чтобы она готовилась. Обрадованная, она заключила до момента отлета сразу три контракта — из них один звездный, можно сказать — Тhe Times. Страховка аппаратура — она поехала опять без оператора, потому что в такие опасные места как Афганистан мало кто согласится лезть — и в нужный день, кутаясь в пуховик, который она купила на распродаже армейского имущества, она стояла вместе со своими коллегами в здании ДжиЭфКей[45], ожидая рейса на Москву. Коротая время, она рассматривала своих коллег, вычисляя среди них работников ЦРУ. Все равно, журналисты знали друг друга, и затесаться среди них левому человеку незаметно никак не получилось бы. К ней, кстати, не лезли, видимо понимали что пошлет — хотя пока она была в Штатах — периодически замечала, что за ней следят.

Советский самолет, который летал на этом Реймсе, оказался неожиданно большим и просторным — почти как Джамбо[46], только салон был попримитивнее, а кресла — все одинаковые, по удобству они примерно соответствовали классу эконом на внутренних американских линиях — перелетать океан на них журналистам было конечно затруднительно. Пряча в багажный отсек сумку, Дженна натолкнулась на блондинку лет сорока — но все еще следящую за собой и выглядящую на тридцать с хвостиком.

— Вы у окна? — улыбнулась блондинка

— Вероятно да.

— Марша Уиттакер — протянула она руку, рукопожатие было неожиданно сильным, почти мужским.

— Дженна Вард.

— А…

Видя помрачневшую Дженну, блондинка заливисто засмеялась

— Да бросьте, милочка. Я в хорошем смысле. Хотелось бы и мне так работать, не завися от редактора…

— Поверьте, в этом мало хорошего. У вас по крайней мере чек с зарплатой каждую неделю в кармане[47].

— Да, а за это ты должна заниматься моральной проституцией.

— Где работаете?

— Уолл Стрит Джорнал.

— Ого…

Блондинка улыбнулась

— Поверьте, в этом нет ничего хорошего.

— Кроме зарплаты. Скажите, а какое дело Уолл Стриту до того, что происходит в СССР?

— Как ни странно — большое. Вы следите за котировками?

— Временами…

За котировками в основном следили те, у кого были акции пенсионных, или взаимных фондов. Дженна Вард прикупала землю в Техасе, как только у нее были свободные деньги — консервативное вложение, но земля есть земля.

— С каждым месяцев все хуже и хуже. Придурки завели страну в тупик.

Уолл Стрит Джорнал хоть и считалась центристской газетой, но в Нью-Йорке большинство составляли демократы и Марша Уиттакер видимо была из их числа.

— На бирже черти что творится. Эти парни привыкли к росту, если сегодня даже спад — то завтра обязательно будет рост. А сейчас роста нет как нет, мы выдыхаемся. После бойни в понедельник котировки так и не восстановились, более того…

Марша доверительно понизила голос

— Я встречаюсь с одним парнем, он ворочает серьезными делами на УоллСтрит. Он по секрету сказал мне, что правительство через подставные структуры поддерживает курсы, выкупая тонущие акции, и это все не слишком то законно. Если бы этого не было — давно случилось бы кое-чего похуже понедельника, понимаете?